Он смолк, хотя явно хватало, чего добавить и сверх того. Правда, в таком случае, как опасалась девушка, компромат пойдёт уже не на её «семью», а конкретно на неё саму. А там — кто знает, чего они уже успели накопать в поисках настоящей личности Розы.

— Чего вы хотите? — устало спросила она. — Если всё так плохо, почему я пью кофе, а не давлюсь кровью в допросной?

— Вы симпатичная, — подмигнул министр. — А я слишком слаб и немощен, в мире слишком мало красоты, чтобы позволять кому-то загубить ещё немного.

— Вы закончили с прелюдиями? — дверь распахнулась, на пороге появился шеф. — Бусловских, нам нужно знать всё про Розу и её связь с американцами.

Оп. Прокол. До сей поры все, абсолютно все считали, что она и Роза — это одно лицо. И страшную тайну, которую знали лишь два человека…

«Неужели это Глас?! — изумилась она, во все глаза изучая непримечательное лицо в очках. — Вот как он выглядит по-настоящему…»

— Связи с американцами? — тем не менее, ровно спросила она.

— Смотрите, — ожила видеостена, и дёргаными кадрами посыпались последствия той бойни в центре, когда её и Ахабса пытались захватить те неизвестные в масках. — Вы сработали хорошо с баллончиком, но видели далеко не всё. А вот кое-кто видел, и кадры уже попали в сеть.

— А при чём тут Роза?

— Бойню спровоцировали америкосы, и это известно абсолютно точно. Но кадры выложил «Свободный день». И нам очень хотелось бы знать, что именно связывает Розу, эсдэшников и туристов. Желательно, в подробностях.

— Я вас оставлю, — поднялся из кресла министр. — Буду в комнате отдыха, если что.

Шеф проигнорировал его, неотрывно следя за тем, что будет делать девушка. Его веко опускалось в медленном, незаметном подмигивании.

«Плыви по течению», — ровно так в голос рекомендовали и шеф, и министр. Учись, мол. Хотя поздновато, прямо скажем. Пусть по паспорту и стукнуло не так уж много лет — у сверхов хватало сложностей с поиском общих знаменателей с нормальной жизнью. Да что там — министр не сильно-то старше, а уже сдал. Про предыдущего и говорить не приходится — там разрыв в возрасте сумасшедший, больше пяти лет! Абсолютных, что в пересчёте на время «дементора» ощутимо увесистее…

И всё же чувствовал он себя на фоне и чуть более старшего товарища, и чуть менее младшего начальника в лучшем случае незваным гостем на вечеринке. Они на местах, при деле, чётко понимают — что, зачем, почему. Уверены, спокойны, размеренны. Профессионалы, чёрт. Взрослые люди. А он кто?

Ненастоящий какой-то взрослый. Несолидный. Учился беречь жизни, когда их столько, что дешевле соли уж должны быть, а в итоге превратился в того, кто эти жизни ставит на паузу, пресекает порой. С допросами, правда, сложности — не давалась наука. Хоть ты тресни. Ни наука допросов, ни наука взрослости. Если последнее слово вообще существует.

Он чувствовал себя гораздо ближе к этой забитой рыжей, чем к двум своим почти сверстникам. Она какая-то настоящая, живая в душном прокуренном аквариуме. Поплыла и раскололась быстро, зачастила фактами, домыслами, выводами. Вот имя только одно назвала. Глас. Не «глаз», а именно так — выспренно, по старинке.

Берегла своего «родственничка» с тату под ухом, выгораживала как могла, врала и крутилась… Но уже сейчас даже глухому к намёкам «дементору» становилось ясно — не изымут. Во всяком случае, не эти двое. Если всё случится по прогнозам яйцеголовых — утрата одного привитого уже не будет иметь никакого значения. Если по её идеям и расчётам — ни одна собака не посмеет предъявить претензии спасителю человечества. Так что зря переживает. Диня останется с ней.

Разумеется, ничего такого Хантер не говорил. Следственные мероприятия вообще и допросы в частности — танцы сложные, выстроенные на куче недоговорок, психологии и откровенного вранья. Но чуйка опытного агента непонятным чудом уживавшаяся рядом с неповзрослевшей душой шептала на ухо, что не всё так просто и понятно здесь. Идеально чистых людей без скелетов в шкафах не бывает. И даже у этой несовершеннолетней нормалки хватает тайн. Но — следственные мероприятия. Танец, направленный в одну сторону, без огульного охвата всего смежного.

Шеф крякнул и откинулся на спинку кресла, закурил, подозрительно меряя взглядом девицу.

— То есть, если тебе верить, то ты вообще никто и звать тебя никак, и в вашей трогательной паре ты просто говорящая голова?

Рыжие кудри качнулись утвердительно — за последние полчаса она так и не оторвала взгляда от столешницы.

— Тогда зачем ты вообще нужна Гласу? И помимо тебя хватит людей, к которым точно отнесутся серьёзнее. Взяли бы кого-нибудь другого, с возрастом, опытом, заслугами.

— Да не знаю я! — взорвалась девица. — Я вообще не просила ни о чём. Сидела дома, готовилась выходить на работу, за родственником смотрела. Мне нет дела ни до мира, ни до его спасения!

Ни до чего другого. Врёт, разумеется. Кому в юном возрасте не отшибало критическое мышление амбициями и мечтами о собственной богоизбранности? Но шеф удовлетворённо кивнул:

— Умница, девочка. Так в будущем и говори. Если вдруг кто-то спросит.

— А… Спросят? — робко уточнила она.

— Несомненно, — вмешался министр. — Мы сделаем всё, чтобы ни лица твоего, ни внешности… Но сама понимаешь — ты прошла экзамен, на тебя охотились эти дуралеи… Кое-кто тебя определённо знает.

— Жука? — деловито осведомился шеф.

— Ни в коем случае! Если хоть кто-то засечёт, что она под наблюдением… Ты можешь быть свободна, деточка. Хантер.

Агент послушно поднялся, кивнул девице на выход — провожу, мол. За закрытой дверью аквариума сейчас начнётся политика. А ему, даром что первый кандидат на пост министра сверхов, пока совершенно не стоит соваться в хитрую вязь обмана, недоговорок и противовесов.

На улице свежее. Звучит забавно пополам с мерно потрескивающей газоразрядной трубки, но…

Снова хитрая схема обеззараживания «на ходу», не вынуждающая ни останавливаться, ни ждать чего-либо, снова лифт вниз к пустоглазой и пустоголовой чьей-то протеже за стойкой, снова у…

Чуйка взвыла громким мявом, заставляя силой сбросить размеренно-растянутое восприятие нормала. Секунды послушно растянулись, зрение затуманилось, и мир из туннельно-прямого исказился шаровой перспективой «рыбьего глаза».

Где? Где?! Зрачки забегали, ловя периферийным зрением потоки внимания и возможные вспышки. Есть!

Он скакнул к девушке и как мог, медленно и аккуратно, подсёк её под колени, роняя на грязный асфальт. Над ней тут же неконвенционально быстро мелькнуло бешено вращающееся тело пули. Девять миллиметров, но слишком короткая — значит, не ПАБ, а обычная пистолетка. Не наша. Чья?

Ещё один хлопок — сутулая удаляющаяся спина случайного прохожего дрогнула всего на миг, и Хантер швырнул в неё металлический шарик подшипника. Прохожий повалился наземь как подкошенный.

— Эй, что… — забавно-растянуто начала басом возмущаться девица.

Проигнорировав её, Хантер прыгнул к несостоявшемуся убийце. Так, магнитный порошок, вариатор поля, чуть-чуть краски — это явно армейские технологии. И всё ради чего?! Убийца зашевелился и тут же повалился наземь. Слишком уж активно он зашевелился! Слишком быстро!

По асфальту с пластиковым стуком запрыгал чёрный предмет. Небольшой, чёрный, матовый, больше похожий на коммутатор последней модели — но всё же это был пистолет. Что-то из последней линейки австрийцев. Мелькнула приметная буква «G» на боку, Хантер нагнулся…

И прыгнул вперёд, костеря на все лады чёртову систему маскировки. Наёмник, сам оказавшийся из сверхов, не лежал всё это время на земле, а вполне себе достал из кармана копию утерянного оружия, взвёл, прицелился…

Вместо ожидаемого звука выстрела послышалось лишь скрежетание пластика о пластик. Резкий удар, хруст кубика генератора — и на ногах остался только Хантер.

— Австрияки, — пренебрежительно фыркнул агент, легко удерживая ладонью ствол пистолета. — Если бы ты хоть чуть-чуть учил матчасть, то знал бы, почему с «Глоком» в ближний бой не ходят.