«Человек может продержаться без воды трое суток, — слабое утешение, но паника отступила на шаг, — а если я выпью эту пакость, то доктора мне точно не понадобится».

Но как же хочется! Он с любопытством посмотрел на сталактит над головой — чуть больше полуметра, при желании можно достать в прыжке.

— Если это игровая условность и фиксированная механика — мне каюк, — резюмировал он. — Если же нет…

Поднявшись, он выпрямился, балансируя на неровном камне, поминутно боясь сорваться.

— Если всё получится — тут будет совсем мокро и скользко.

Подпрыгивать не так уж высоко, основная опасность — в приземлении. Если не удержаться — купание неизбежно.

Но это не будет иметь никакого значения, когда он ослабеет окончательно и не сможет даже подпрыгнуть. Так что лучше не затягивать с этим. Лучше…

Вытянул руки над головой.

— Ну, помолясь…

Тату превратилось в «рыбку», и, подпрыгнув, он со всей силы хлопнул по сталактиту над головой.

Оступился, приземлившись, тут же присел, судорожно хватаясь за любые неровности, с присвистом, с всхлипом дыша, почти чувствуя энным чувством, как под ногами набирают масштабы трещины, как трескается камень, рассыпается, и вонючая смерть приветливо распахивает перед ним промозглые объятья.

На макушку что-то капнуло. Ещё раз.

Подняв голову, он заморгал, с трудом оторвал одну руку от насеста, прикрыл глаза, облизнул брызги с губ. Безвкусные, полностью лишённые даже следа от солей.

— Живём.

Над головой жирно чернел юнан гидро, и по сталактиту вниз катилась чистая конденсированная вода.

Пик, пик, пи-и-и-и-к!

Заставка программы, известной на территории всей федерации и бывших союзных республик, вдруг оборвалась, как обрезанная, и симфонический оркестр сначала уступил место совьет-вейву, а чуть позже сменился сумрачными ломаными басами драм-н-бейса. Должно быть, так неизвестные проявили уважение к Свиридову и его творению — под тем или иным соусом музыка осталась той же, изменились лишь аранжировки и методы ремикса.

Будто продолжая цепочку, вместо знакомой уже кургузой перебивки с квадратиками и абстракциями, стала гроза — чёрно-багровые тучи, озаряемые тут и там всполохами, крупный дождь, льющий прямо в лицо, и туман, сгущавшийся прямо на глазах. Не очень высоко — по щиколотку, быть может — но настолько непроглядно плотно, что мир превратился не то в умозрительное двухплоскостное пространство, не то в эстраду.

Неясно, угрожающе зашумело — из-за несмолкаемой барабанной дроби капель даже гром воспринимался как нечто отстранённое, и — резко, рвано ударило по ушам стоном проламываемого звукового барьера.

С неба наземь упала тяжёлая надгробная плита.

Человечество 200 000 до н. э. — 20хх.

Свободный день You’ll survive. Or die tryin’

Экран потемнел, и видимыми остались лишь горящие в темноте оранжевые глаза.

— Человечество, живи! Это послание для тех, кого вы знаете под именем «Экзюпери».

До сих пор вас любили в народе, потому, что вы сыграли на мечтах многих о честности и прямоте. Слуги народа должны служить, иначе пусть идут работать на завод, так? Иначе вы поймаете их за руку и публично погрозите пальчиком, расскажете всем об их грязных делишках.

Но вы начали забывать о том, кто вы и что вы такое. Вы — часть тёмной сети, такие же, как и многие другие. Сейчас очевидно, что ваши «расследования» — не более, чем потакание собственным комплексам мессии. Вы зарвались, нарушили хакерский этикет, начали сотрудничать со спецслужбами и будете за это наказаны.

Группировка «Свободный день» удваивает поголовное вознаграждение на бирже за каждого специалиста «Экзюпери» и утраивает за его мёртвое тело.

А теперь к делу.

Группировка «Свободный день» арендует сайт государственного резерва ровно на сутки, чтобы все желающие могли почитать чуть больше о тех, кого они называли «цифровыми Робин Гудами». Вы считали, что они следят за коррумпированными чиновниками, но на деле они следят за всем, что плохо лежит.

Торговля личными данными, биг датой, утечками, платёжными средствами и идентификаторами. Последнее дело о полпреде увидело свет лишь частично — полный комплект документов продали на бирже за сто биткоинов. Прослушка телефона месткомов Радиосити-2 вовсе не завершилась лишь их руководством — более двадцати гигабайт записей звонков всех жителей взломанных домов также были проданы неизвестным.

Вы думали, что подчистили все хвосты, но не ожидали нас. Теперь весь мир узнает о том, чем вы занимались, когда никто не видел.

Это «Свободный день». Человечество, живи.

Управление «К»: обсуждение запрещено.

— Ладно, «обживаться» — это, конечно, очень громко сказано, — пробормотала Лера, оглядывая своё новое жильё. — Голодный? — Диня активно затряс головой, и только сейчас до неё дошла не дающая покоя странность. — Послушай.

— Хм?

В поведении мальца определённо прослеживался житейский опыт, взяться которому в возрасте — скольки там? Шести? Семи лет? — было попросту неоткуда. Он сам повесил курточку с высоким воротником на вешалку-распялку в углу, ополоснул ботинки в тазике с дез-смесью и, сбросив их, забавно переминался с ноги на ногу, оглядывал неоклеенные стены, лампочку, свисающую на проводе с потолка, голый бетонный пол. Будто искал тапочки.

— Ты же делал аллергограмму? Знаешь, что можно, что нельзя? — сейчас этот вопрос заботил куда больше.

Подумав, он кивнул и подставил обнажившееся запястье со штрих-кодом.

— Прямых запретов нет. Обувайся.

Пришлось, конечно, выслушать много нового и неизвестного о себе — в выражениях Лис не стеснялся — но по итогу рюкзак со всем необходимым дождался в одной из труб строящейся агломерации. Еда, медикаменты, даже кое-какая одежда.

— Пойдём, сообразим что-ни… Ах да.

Квартира на стадии «бетонной коробки». Если данные не врали, из ста квартир этой парадной обитаемыми считался хорошо если десяток. И большую часть местных жильцов определили сюда именно Лис с Принцем. Следовательно, здесь пока нет ничего из «удобств». Новомодный пласт-бетон с прочностью на сжатие примерно вчетверо больше обычных ЖБИ, а на растяжение — вдвое, полная интеграция всего требуемого ещё на стадии строительства прямо в стены — фильтры, дозаторы, коммуникации… Судя по документам, этот дом не особо нуждался даже в услугах агломерации; случись вдруг прорыв — ничего с жильцами не произойдёт.

Но зачем эта избыточная прочность? Старые материалы прекрасно справлялись.

«Подумаю об этом завтра, — пообещала себе девушка. — Сейчас куда более насущные проблемы».

— Держи. — В специальном жёстком отделении рюкзака нашлись министерские ИРП, специально разработанные под метаболизм и особенности восприятия «привитых». — Знаешь, как им пользоваться?

— Тут инструкция есть. — Диня с интересом повертел в руках зелёную пластиковую коробку. — Химический нагрев, ничего сложного.

Обувшись, он прошёл в единственную комнату.

— А мебели нет… — донёсся его задумчивый голос, искажённый реверберацией голых стен.

— Мы здесь ненадолго. Моим людям нужно привести в порядок документы, чтобы мы могли вернуться домой. Пока перекантуемся здесь.

Пласт-бетонная коробка не знала шагов «чистовиков», при строительстве сто процентов здесь отловили каждый микро-зиверт. И всё же, уступая своему чувству перфекционизма, пришлось добывать тряпку из рюкзака, наливать свежий раствор и мыть как следует комнату, прежде чем расстилать спальный мешок на полу. Диня всё это время задумчиво наблюдал за ней с широкого по последней моде подоконника.

— Ну, чего не ешь? — закончив, она с удовлетворённым вздохом растянулась на парусине.

— Ой, задумался, — мальчик забавно покраснел и выверенными механическими движениями вскрыл коробку.