— Неужели никто не знал о том, что вы собирались в тот день уехать утром, а вернуться вечером?

— Знали. И даже не один человек — несколько. Во-первых, в гараже в субботу я сказал соседу, что завтра меня не будет с утра и до вечера. И что, если он не хочет меня ждать часов до шести вечера — а раньше я возвращаться не планирую — то пусть занесет мне эту штуку домой.

— Какую штуку?

— Сварочный аппарат. Сварганил как-то по случаю — сверхлегкий получился и сверхмощный. Так что все соседи норовят им попользоваться. Мужик этот в моем доме живет, только в другом подъезде, и гараж его от моего гаража тоже недалеко.

— И сосед занес вам этот аппарат домой?

— Да, вечером. Часов в восемь. Когда уже стемнело.

— А еще кто знал о вашем отъезде?

— А еще тоже соседи — я даже не обратил внимания, сколько их на лавочке сидело. Мне напомнили — опять же в субботу вечером, что завтра, дескать, футбол в девятнадцать ноль-ноль. Ну, я сказал, что вернусь в шесть вечера, чтобы поспеть. Хотя вообще-то я к футболу почти что равнодушен. Да, еще о моем отъезде и о точном времени моего возвращения знал один мой старый знакомый. Тот хотел заехать ко мне и взять компьютерную программу, антивирусную.

— Это разве такой уж дефицит? — Меньков удивленно поднял брови.

— Для кого как, — усмехнулся Савичев. — Он, этот знакомый мой, хоть и моложе меня на целых двенадцать лет, но «чайник» безнадежный. И вообще он зануда редкостный. То есть, проще ему уступить, чем отказать. Он мне и в пятницу звонил, и в субботу — и все на нехватку времени жаловался. Дескать, никак не мог он времени выкроить, чтобы заскочить ко мне.

— Ясно. Вы, конечно, помните адрес своего приятеля-«чайника» и соседа по гаражу и дому?

— Приятеля помню, а вот соседа я только по фамилии помню. Знаю еще, что он в первом подъезде нашего дома живет, — Савичев развел руками.

— Ладно, фамилия так фамилия…

Меньков записал фамилию соседа Савичева. И фамилию приятеля-«чайника», с его адресом и телефоном тоже.

А Савичев внезапно выдал:

— Знаете, меня только что одна мысль посетила… Это наверняка важно. Сдается мне, что никто меня убивать не собирался…

— То есть?!. — вскинулся старший следователь.

— Скорее всего, попугать просто хотели.

— И на чем же это ваше предположение основывается?

— Когда я обернулся, услышав собачий визг, расстояние от меня до того стрелка было метров сорок. Он промахнулся, хотя я еще спокойно стоял на месте. Можно, конечно, допустить, что он безнадежный мазила. Но что мешало ему стрелять в меня с более близкого расстояния — еще там, среди гаражей?

— Может быть, может быть… — пробормотал Меньков.

Он внезапно понял, что предположение Савичева, скорее всего, верно.

«Да, если Савичева хотели и в самом деле убить, это следовало делать не в таком месте — проще всего можно было застрелить Савичева в его гараже. Или потом пройти за ним и выстрелить с расстояния метров в десять, но не в сорок. Тем более, что пистолет в самом деле был снабжен глушителем — уж Савичев-то зверь стреляный, он ошибиться не может. А если потенциальный убийца Савичева просто трусил, сильно волновался? Ну да, оттого и попал уже с расстояния метров в восемьдесят в другого человека?»

Как выяснилось, другому человеку — тому парню, что случайно вышел с девушкой навстречу Савичеву — ничего серьезно не угрожало.

Неизвестный стрелял из пистолета ТТ с глушителем — значит, дальность полета пули существенно уменьшалась. Конечно, на расстоянии метров десять-пятнадцать пуля калибра семь шестьдесят две, выпущенная из ствола ТТ, пробивает бронежилет. Тут ТТ превосходит пистолет Макарова. Хотя пуля из «макара» и обладает гораздо бОльшим останавливающим действием. Но более легкая, меньшего калибра пуля из «тэтэшника» вылетает из ствола с бОльшей скоростью. С учетом этого фактора да еще заостренной формы пули «бронебойные» качества ТТ легко объяснимы.

Но, как ни крути, прицельная дальность ТТ и пистолета Макарова одинакова — пятьдесят метров. И пуля ударила парню в живот, будучи уже, что называется, на излете. Она не пробила брюшину, а застряла в мышцах сбоку, с правой стороны. Поэтому пулю очень легко извлекли.

Дальнейшая судьба извлеченной пули складывалась следующим образом: в больницу приехал дежурный следователь из милиции и забрал ее. На следующее утро — в понедельник — пуля попала в областной ЭКЦ, экспертно-криминалистический центр. И довольно скоро была идентифицирована. Пистолет, из которого эта пуля вылетела, «засветился» в трех эпизодах. А эпизоды имели в сумме четыре трупа — в одном случае из «тэтэшника» уложили двоих сразу.

Самое важное обстоятельство, значительно сужающее круг поиска — все убийства произошли в Приозерске.

— Перед тем, как вас отпустить, Василий Витальевич, мне хотелось бы уточнить одну очень важную деталь, — старший следователь улыбался, но внутренне поднапрягся — от ответа Савичева будет зависеть и ответ на вопрос, который он, Меньков, задавал самому себе.

— Пожалуйста, — нечто, похожее на улыбку, появилось на бесстрастном лице Савичева. — Буду рад вам помочь.

— Вчера вы в телефонном разговоре со мной заявили, будто бы видели одного из милиционеров, проводивших у вас обыск, вместе Федяевым две недели назад.

— Почему «будто бы видел»? — Савичев скривил губы в ухмылке. — Я могу хоть под присягой, хоть, как там у вас это называется, под протокол подтвердить это. Этот мордатый тоже — я имею в виду, что вместе с Федяевым — пинал ногами лежащего на земле человека. И этот мордатый стрелял в меня. То есть, не в меня, конечно — в мою сторону.

— А вы не могли ошибиться?

— Не мог. Вон у вас на столе книжица лежит какая-то. Раскройте ее на любой странице.

Меньков удивился такой просьбе, но, взяв со стола томик УПК, раскрыл его. А Савичев встал со стула и отошел назад на три шага.

— Так, — сказал он, — читаем: «пункт четырнадцать, скобка, кассационная инстанция — суд, рассматривающий в кассационном порядке уголовные дела по жалобам и представлениям на не вступившие в законную силу приговоры, определения и постановления судов первой и апелляционной инстанций; пункт пятнадцать, скобка, момент фактического задержания — момент производимого в порядке, установленном настоящим Кодексом…»

— Достаточно! — прервал его Меньков, потом взглянул на страницу и поразился:

— Буквально буква в букву!

— Вблизи-то я сейчас хуже вижу, чем в молодости. Полста и пять годов все же землю топчу. Но на расстоянии — вы сами убедились. У мордатого внешность приметная — как и у Федяева. А видел я их, как уже говорил, с расстояния метров в сорок с небольшим. Так что очень даже хорошо их запомнил.

— И на суде сможете сказать то же, что сказали сейчас? — Меньков хотел улыбнуться, но не стал — натянутой улыбка вышла бы.

— На суде? Конечно, скажу.

Вечер четверга, 16 сентября

— …И насколько сложно по психологическому «почерку» «вычислить» преступника?

— Легко, — Татьяна состроила скучную гримаску. — Существует целая программа — «Личностно-преступное профилирование». Ты о такой, небось, и не слыхал?

— М-м… — Меньков изобразил вспоминание.

— Именно. «М-м», — Татьяна вздохнула. — Твои коллеги, как и сорок, как и пятьдесят лет назад, действуют согласно марксистской установке на то, что бытие определяет сознание. И посему, если в обществе человек человеку будет друг, товарищ и брат, то неоткуда будет в этом обществе взяться преступникам и прочим моральным уродам.

— Плохо ты думаешь о моих коллегах. У них мнение по этому вопросу почти диаметрально противоположное. Так в чем смысл и соль программы… профилирования?

— А надобно тебе знать, что в рамках этой программы один неглупый дядька с буржуинского Запада — кличут этого дядьку Джон Дуглас — разработал метод построения психологического профиля неизвестного преступника.