В некоторых случаях личную территорию обеспечивало назначение. Например, работающим пациентам, которые следили за гардеробной и кладовой в своей палате, позволяли оставаться в этих комнатах, когда от них ничего не требовалось; там они могли сидеть или лежать на полу вдали от суеты и скуки комнаты отдыха.

Теперь я хочу рассмотреть два других элемента подпольной жизни, которые тоже связаны с физической средой.

В повседневной жизни легитимное имущество, используемое в практиках первичного приспособления, как правило, хранится, когда им не пользуются, в специальных защищенных местах, к которым можно получить доступ в случае необходимости, например в сундуках, шкафчиках, выдвижных ящиках и сейфах. Эти места хранения предохраняют вещь от повреждений, неправильного обращения и присвоения и позволяют пользователю прятать свое имущество от других[398]. Что еще важнее, эти места могут выступать продолжением Я и расширять его автономию, приобретая еще большее значение, когда индивида лишают других вместилищ Я. Если ничего нельзя сделать исключительно своим и все, что использует один, используют и другие, остается мало средств для защиты от социальной контаминации со стороны других. Кроме того, с некоторыми вещами, от которых необходимо отказаться, их владелец идентифицирует себя особенно глубоко и использует их для идентификации себя в глазах других. Так, мужчина в монастыре может беспокоиться о своей конфиденциальности и своем почтовом ящике[399], а мужчина на борту фрегата — о своем парусиновом мешке для одежды[400].

Там, где подобные личные хранилища запрещены, их, естественно, будут заводить скрытно. Кроме того, чтобы втайне обладать вещью, необходимо скрывать и место ее хранения. В криминальном и околокриминальном мире личное хранилище, которое держится в тайне и/или запирается, чтобы противодействовать не только нелегитимным посягательствам, но и легитимным властям, иногда называют заначкой; я тоже буду использовать здесь этот термин[401]. Можно отметить, что с организационной точки зрения эти тайные места хранения представляют собой нечто более сложное, нежели простые кустарные изобретения, так как в заначке обычно находится несколько типов тайного имущества. Я бы хотел добавить, что одной из важных вещей, которую можно спрятать, является человеческое тело (живое или мертвое), что приводит к появлению такого рода выражений, как «схорониться», «проехать зайцем», «залечь на дно», и одной из обязательных сцен в детективных романах.

При поступлении пациентов в Центральную больницу — особенно если в этот момент они находились в возбужденном или депрессивном состоянии, — им отказывали в доступном личном хранилище, куда они могли бы положить свои вещи. Например, их личная одежда могла храниться в комнате, которой они не могли пользоваться по своему усмотрению. Их деньги хранились в административном здании, и они не могли воспользоваться ими без разрешения медицинского персонала и/или своих законных представителей. Ценные или хрупкие вещи, такие как вставные челюсти, очки, наручные часы, часто являющиеся неотъемлемой частью образа тела, могли надежно прятаться так, чтобы владельцы не имели к ним доступа. Официальные документы, служащие для идентификации личности, также могли изыматься институтом[402]. Косметические средства, необходимые для подобающего представления себя другим, обобществлялись и выдавались пациентам только в определенное время. В реабилитационных палатах были тумбочки, но, поскольку они не запирались, другие пациенты и персонал могли воровать оттуда, и в любом случае они часто находились в комнатах, закрытых для пациентов в течение дня.

Если бы у людей не было Я или если бы от них требовалось не иметь Я, тогда, конечно, было бы логично не иметь никакого личного места хранения, на что обращает внимание бывший пациент британской психиатрической больницы: «Я поискал шкафчик, но безуспешно. Видимо, в этой больнице их не было; скоро стало совершенно ясно, почему: они были совершенно не нужны — нам было нечего в них держать; все было общим, даже полотенце для лица, которое использовалось и для других целей, что вызывало у меня очень сильные переживания»[403]. Но некоторое Я есть у всех. Учитывая потери, к которым приводит утрата мест для безопасного хранения, понятно, почему пациенты Центральной больницы сами создавали себе такие места.

Характерной чертой жизни в больнице было то, что самой распространенной формой заначки была заначка, которую можно было носить с собой[404]. Среди пациенток одним из таких приспособлений была объемная дамская сумочка; у пациентов-мужчин была аналогичная техника — пиджак с вместительными карманами, который носили даже в жару. Хотя эти хранилища встречаются довольно часто и за стенами больницы, в больнице на них возлагалось особенно тяжелое бремя: книги, писчие принадлежности, полотенца, фрукты, мелкие ценности, шарфы, игральные карты, мыло, инструменты для бритья (в случае мужчин), емкости с солью, перцем и сахаром, бутылки молока — вот некоторые из вещей, которые иногда в них носили. Данная практика была настолько распространенной, что одним из самых надежных символов статуса пациента в больнице были набитые карманы. Другим переносным хранилищем была хозяйственная сумка со вшитой в нее еще одной такой же сумкой. (При частичном заполнении эта часто использовавшаяся заначка также служила подушкой и опорой для спины.) Мужчины часто делали маленькую заначку в длинном носке: завязав открытый конец и намотав его на свой ремень, пациент получал что-то вроде кошелька, который незаметно висел внутри штанины. Можно было встретить и индивидуальные варианты этих переносных контейнеров. Один молодой парень с дипломом инженера сделал из выброшенной на помойку клеенки сумочку, в которую были вшиты точно подогнанные по размеру отделения для расчески, зубной щетки, карт, писчей бумаги, карандаша, мыла, маленького полотенца для лица и туалетной бумаги, — все это прикреплялось незаметным зажимом к изнанке ремня. Тот же пациент пришил дополнительный карман к внутренней стороне своего пиджака, чтобы носить в нем книгу[405]. Другой пациент, страстный читатель газет, постоянно носил пиджак, по-видимому, чтобы прятать газеты, которые он в сложенном виде засовывал за ремень. Еще один умело пользовался очищенным кисетом для табака, чтобы носить в нем еду: в столовой можно было легко положить в карман целый неочищенный фрукт и принести его к себе в палату, но приготовленное мясо лучше было носить в жиронепроницаемой заначке.

Я хочу повторить, что для создания этих громоздких средств переноски были веские причины. Многие жизненные удобства, такие как мыло, туалетная бумага или карты, обычно доступные во многих островках комфорта в гражданском обществе, были недоступны для пациентов подобным образом, так что дневные потребности требовалось частично удовлетворять в начале дня.

Наравне с переносными использовались стационарные заначки; чаще всего они создавались в свободных местах и территориях. Некоторые пациенты пытались держать свои ценности под матрасами, но, как упоминалось ранее, общебольничное правило, запрещавшее заходить в спальни днем, понижало целесообразность этой практики. Иногда использовались наполовину скрытые края подоконников. Пациенты, имевшие личные комнаты и состоявшие в хороших отношениях с санитаром, использовали в качестве заначек свои комнаты. Пациентки иногда прятали спички и сигареты в пудреницах, которые они оставляли в своих комнатах[406]. Любимой легендой на эту тему в больнице была история о старике, который якобы прятал свои деньги, 1200 долларов, в коробке из-под сигар, которую держал в дереве, росшем во дворе больницы.