Распространенность практик вторичного приспособления также различается в зависимости от типа учреждения.

По всей видимости, чем меньше времени определенная категория членов организации непрерывно проводит на ее территории, тем больше у руководства возможностей для реализации программы деятельности и мотивирования, признаваемой этими членами. Так, в учреждениях, целью которых является продажа мелких стандартизированных товаров вроде сигарет, покупатели обычно совершают покупку, не сильно отклоняясь от роли, которая для них запрограммирована, — за исключением, пожалуй, тех случаев, когда они требуют общения или отказываются от него. В учреждениях, которые обязывают своих членов «жить в них», скорее всего будет бурлить подпольная жизнь, так как чем больше времени программируется организацией, тем меньше вероятность успеха этого программирования.

В случае организаций, в которые попадают недобровольно, точно так же можно ожидать, что, по крайней мере сначала, новичок будет противиться определениям себя, которые официально предусмотрены для таких людей, как он, и поэтому будет ориентироваться на нелегитимные виды деятельности.

Наконец, как указывалось выше, в учреждениях, которые не предлагают ценных внешних стимулов и не учитывают качеств, присущих всем людям, скорее всего будут появляться неофициальные внешние стимулы.

Все условия, которые чаще всего способствуют активной подпольной жизни, имеются в одном институте, который сегодня приковывает к себе много внимания: психиатрической больнице. Далее я хочу рассмотреть основные аспекты практик вторичного приспособления, которые я зафиксировал в ходе годичного включенного наблюдения за жизнью пациентов государственной психиатрической больницы, насчитывавшей около 7000 постояльцев. Я буду называть ее «Центральная больница»[333].

Институты, подобные психиатрическим больницам, являются «тотальными» в том смысле, что их постоялец проводит все свое время на их территории в непосредственной компании других людей, точно так же отрезанных от внешнего мира. В этих институтах, как правило, есть две большие и довольно сильно различающиеся по своему положению категории членов: сотрудники и постояльцы; для удобства мы будем рассматривать их практики вторичного приспособления по отдельности.

Что касается практик вторичного приспособления персонала в Центральной больнице, то иногда, например, сотрудники просили пациентов посидеть с их детьми[334], поработать в саду и помочь по хозяйству[335]. Пациентов, имеющих право выходить в город, иногда отправляли туда по поручениям врачей и медсестер. Все знали, что санитары едят больничную еду, хотя это запрещено, и что работники кухни «тырят» продукты. Персонал часто использовал больничный гараж в качестве ремонтной мастерской для своих автомобилей и источника запчастей[336]. Санитар, работающий в ночную смену, часто имел и дневную работу и реалистично рассчитывал поспать во время дежурства, иногда прося других санитаров или даже дружественно настроенных пациентов дать в случае необходимости предупредительный сигнал, чтобы он мог спокойно выспаться[337]. Были один или два случая вымогательства, когда, например, санитары (по словам одного пациента) забирали у неговорящих пациентов деньги на буфет и покупали на них вещи, которые затем делили между собой или оставляли себе.

Думаю, эти практики вторичного приспособления сотрудников Центральной больницы были немногочисленными. Во многих других психиатрических больницах, а также в армейских подразделениях персонал ведет гораздо более насыщенную подпольную жизнь[338]. Кроме того, эти практики сотрудников Центральной больницы следует оценивать в контексте множества случаев, когда сотрудники уделяли время и внимание досуговой активности постояльцев в свое нерабочее время, тем самым демонстрируя большую преданность своей работе, чем от них ожидало руководство. Поэтому я не буду рассматривать многие стандартные практики вторичного приспособления, используемые подчиненными в трудовых организациях, такие как сокращение выработки[339], «бумаготворчество», «выполнение госзаказа»[340], сговор с целью подделки отчетов о производительности[341]; скажу лишь, что дотошность и внимательность, с которыми такие исследователи, как Дональд Рой и Мелвилл Далтон, описывают эти техники адаптации, являются образцом, на который должны ориентироваться исследователи других учреждений.

Рассматривая практики вторичного приспособления пациентов Центральной больницы, я буду по возможности упоминать аналогичные практики, о которых сообщается в исследованиях других типов учреждений, и осуществлять тематический анализ практик вторичного приспособления, который, на мой взгляд, применим ко всем учреждениям. Таким образом, я буду нестрого комбинировать историю одного случая и сравнительный подход, в некоторых случаях уделяя больше внимания сравнениям, чем исследованной мной психиатрической больнице.

С точки зрения психиатрической доктрины постояльцы, очевидно, не способны использовать практики вторичного приспособления: все, что пациента побуждают делать, может быть описано как часть его лечения или попечения над ним, а все, что пациент делает сам, можно определить в качестве симптомов его заболевания или его выздоровления. Поэтому преступника, который «гонит дурку», предпочитая отбыть свой срок в психиатрической больнице, а не в тюрьме, могут считать в действительности, глубоко внутри, нуждающимся в лечении, точно так же как в армии симулянта, изображающего симптомы психического заболевания, могут считать действительно больным, хотя и не той болезнью, которую он изображает. Сходным образом могут считать, что пациент, освоившийся в больнице и извлекающий из нее пользу, не злоупотребляет местом для лечения, а действительно все еще болен, раз он выбрал такой способ адаптации.

В целом, в основе деятельности государственных психиатрических больниц лежит не психиатрическая доктрина, а «палатная система». Условия жизни радикально ограничиваются при помощи наказаний и вознаграждений, описываемых в большей или меньшей степени на языке пенитенциарных институтов. Этот аппарат действий применяется почти всеми санитарами и значительной частью высшего персонала, чаще всего — для решения каждодневных задач, связанных с управлением больницей. Дисциплинарная система координат предоставляет относительно полный набор средств и целей, которые пациенты могут легитимно получить, и на фоне этой влиятельной, но не совсем официальной системы множество действий пациентов успешно делаются запрещенными или недозволенными. Успешно регламентированная жизнь пациентов в некоторых палатах настолько пуста, что почти всякое их действие обычно приносит им незапланированное удовлетворение.

Теперь я обращусь к источникам материалов, которые пациенты используют в практиках вторичного приспособления.

Первое, что необходимо отметить, — распространенность кустарных изобретений. Члены любого общественного учреждения используют доступные им артефакты таким способом и в таких целях, которые официально не подразумеваются, тем самым преобразуя запрограммированные для них условия жизни. Артефакт могут физически переделывать или просто использовать в нелегитимном контексте, что в обоих случаях оборачивается незамысловатыми вариациями на тему Робинзона Крузо. Очевидные примеры встречаются в тюрьмах, где, например, могут перековывать ложки в ножи, добывать чернила из страниц журнала «Лайф»[342], использовать учебные тетради для записи ставок[343] и самыми разными способами зажигать сигареты: с помощью искры из розетки[344], самодельного огнива[345] или четвертинки спички[346]. Хотя этот процесс трансформации лежит в основе многих комплексных практик, нагляднее всего он проявляется в тех случаях, когда практикующий не связан с другими (за исключением ситуаций овладения этими техниками и обучения им кого-нибудь), а в одиночку потребляет то, что он только что произвел.