В течение своей профессиональной карьеры Гоффман трижды проводил полномасштабные полевые исследования, каждое из которых нашло отражение в соответствующей публикации.

Осенью 1949 года он прибыл в Шотландию, где собирал материалы для диссертации в небольшом поселении на острове Диксон. Результатом этнографической работы на Шетландских островах станет его первая и наиболее известная книга «Представление себя другим в повседневной жизни»[1]. В 1954 году Гоффман устроился в Лабораторию исследований социальной среды в пригороде Вашингтона и проработал там три года, изучая жизнь пациентов и медперсонала психиатрической больницы св. Елизаветы. Материалы включенного наблюдения этого периода опубликованы в нескольких трудах, в наиболее известном из которых — «Тотальные институты» — анализируются учреждения, ограничивающие свободу поднадзорных людей[2]. В 1960 году Гоффман устроился в школу подготовки работников казино и после получения лицензии работал крупье, исследуя практику игорного дела в Лас-Вегасе. Единственная публикация по этой тематике — обширная статья под названием «Там, где игра стоит свеч»[3].

Книга «Тотальные институты» носит подзаголовок «Очерки о социальной ситуации психически больных пациентов и прочих постояльцев закрытых учреждений». Это социологическое исследование строго регламентированных учреждений вроде домов для душевнобольных, концентрационных лагерей, армейских казарм, монастырей, интернатов и тюрем. Параллели между психбольницами и концлагерями могут показаться сомнительными, но у Гоффмана были основания для такого сближения. Всякое подавление свободы, унижение человеческого достоинства вызывало у него болезненную реакцию. Ребенок из иммигрантской семьи, он не раз сталкивался с антисемитизмом канадцев украинского происхождения, «охотившихся за еврейскими детьми как на погроме в Старом Свете»[4]. Личный опыт отчасти объясняет его повышенное внимание к стигматизирующим ситуациям, лицам и группам с навязанной обществом негативной идентичностью — психически больным, заключенным, религиозным меньшинствам, лицам с нетрадиционной сексуальной ориентацией[5]. Опыт Второй мировой войны и Холокоста усилил его отвращение к институтам насилия[6].

В США в это время набирало силу движение против принудительного содержания больных в психиатрических лечебницах. Работы Гоффмана цитируются чаще других сторонниками этого движения, хотя официально он его не поддержал[7]. Интерес Гоффмана к психиатрии — а значительная часть книги связана со включенным наблюдением в психиатрической больнице — имел для автора и сугубо личный смысл. Его жена, Анжелика Гоффман-Чоут, страдала маниакально-депрессивным расстройством, и долгое время находилась под наблюдением врачей. Гоффман скептически относился к диагнозу своей супруги и тогдашним методам лечения, настоянным на психоаналитических теориях Фрейда. Резко отрицательное отношение Эрвина к лечению жены и действительно тяжелому положению пациентов, против воли заключенных в лечебницы, отразилось на его концепции психиатрических заболеваний как стигматизирующего конструкта, навязанного репрессивным обществом людям с нестандартным поведением.

Душевнобольные, согласно Гоффману, «страдают не от психических болезней, а от обстоятельств»[8]. Индивид, которому всучили «испорченную идентичность» (spoiled identity), может быть жертвой семейных неурядиц или просто недоброжелателей. Возможно, им надоели странности родственника, не хочется ухаживать за больным или понадобилась дополнительная жилплощадь. И если в рассказах очевидцев эксперты разглядели признаки психического расстройства, то человеку с симптомами предстоит стать пациентом и жить со стигмой душевнобольного. В действительности «безумие или „нездоровое поведение“, которое приписывают психически больному пациенту, во многом является продуктом социальной дистанции, отделяющей высказывающего подобные суждения человека от ситуации пациента»[9]. «Я не знаю случаев психопатии, — убежден автор, — где схожие симптомы не обнаруживались бы среди нормальных людей, которых никому в голову не придет обвинять в психических отклонениях»[10].

«Тотальные институты» включают в себя несколько очерков об организациях, изолирующих своих подопечных. Задача этих институтов — систематически трансформировать представление человека о себе, а в итоге и его поведение, в соответствии с требованиями данного учреждения. Первая глава, «О характеристиках тотальных институтов», рисует обширную панораму учреждений такого рода. Инфантилизация, обезличивание, жесткая регламентация, разрыв связей с внешним миром, подачки за доносительство и сотрудничество с начальством — это фазы направленного процесса умерщвления личности и подавления свободы в тотальных институтах. В данной главе Гоффман использует широкий круг источников, включая исторические и социологические исследования, документы концлагерной жизни, монастырские уставы, мемуары узников и личные наблюдения. Акцент делается на том, что сближает учреждения такого рода; различия при этом не отрицаются, но остаются за кадром. По сути, Гоффман использует здесь методологию «идеального типа». Разработанная Максом Вебером, эта методология ориентирует на создание концептуальной схемы (модели, типажа, эталона, шаржированного образа), чтобы затем систематически сравнивать реальные исторические образования с данным теоретическим конструктом. Наличие сходства не означает, что предмет исследования в реальности обладает всеми атрибутами данного идеального типа. Это в каком-то смысле карикатура (straw man), не претендующая на всесторонность, но если карикатура хорошо сделана, то она высвечивает существенные стороны оригинала.

Второй раздел книги, озаглавленный «Моральная карьера психически больного пациента», сфокусирован на «регулярной последовательности изменений, которые карьера вызывает в Я человека и в его системе образов, исходя из которой он судит о себе и о других»[11]. Здесь автор дает читателю понять и почувствовать многострадальный путь человека, оказавшегося в закрытом учреждении не по своей воле. Человек этот не готов к унижениям, у него теплится надежда на избавление, он пытается протестовать и сопротивляться, но чем более открыто он негодует, тем хуже его положение. Постоянные издевательства и изощренная система наказаний постепенно убеждают узника в том, что спасение лежит не в сопротивлении, а в соблюдении распорядка и сотрудничестве с начальством. Отречение от привычного Я и принятие системной идентичности знаменуют прогресс в моральной карьере пациента. Конформное поведение может вызволить человека из тотального института, но стигма, присущая душевнобольным, сопровождает их и за пределами приюта.

Третья часть книги озаглавлена «Подпольная жизнь государственного института: исследование способов выживания в психиатрической больнице». Гоффман смещает фокус своего анализа с официальных правил в закрытых организациях к неформальным отношениям, недоступным взору постороннего. Правила в бюрократических организациях такого рода допускают исключения, а исключения выстраиваются в систему неформальных правил, позволяющих жителям узилищ сохранить частичку собственного достоинства, создать элементы уюта в чреве бедлама. Под маской повиновения скрывается презрение, подобострастие переходит в иронию, доскональное знание распорядка учреждения и блатных каналов коммуникаций позволяет обмениваться ресурсами с сокамерниками и получать поблажки от надзирателей. Пациенты и начальство могут сотрудничать в работе по поддержанию официального образа учреждения и его обитателей в случае неожиданной инспекции или при очередном наплыве посетителей. Человек с российскими корнями, Гоффман хорошо знаком с тропом потемкинских деревень: «Кроме того, небольшая группа ручных постояльцев может на протяжении многих лет водить посетителей по потемкинским деревням института»[12].