Ограничения моего метода и моего способа его применения очевидны: даже номинально я не мог стать полноценным участником, а если бы я им стал, я бы только еще сильнее ограничил и без того узкий диапазон доступных мне действий и ролей, а значит и данных. Стремясь к детальной этнографической фиксации отдельных сторон социальной жизни пациента, я не прибегал к обычным измерениям и процедурам. Я полагал, что роль и время, необходимые для статистической проверки нескольких утверждений, помешали бы мне собрать данные, касающиеся ткани и фактуры жизни пациентов. У моего метода есть и другие ограничения. Мировоззрение группы поддерживает ее членов и должно обеспечивать их самоочевидным определением их ситуации, а также предвзятым представлением о тех, кто не является членом группы, в нашем случае — о врачах, медсестрах, санитарах и родственниках. Чтобы достоверно описать ситуацию пациента, необходимо занять пристрастную позицию. (Я частично оправдываю себя за эту предубежденность тем, что, по крайней мере, дисбаланс смещен в правильную сторону шкалы, так как почти вся профессиональная литература о пациентах психиатрических лечебниц написана с точки зрения психиатра, который в социальном плане находится на противоположной стороне.) Кроме того, я хочу предупредить, что мой взгляд, вероятно, слишком ограничен тем, что я мужчина из среднего класса; скорее всего, мне казались мучительными вещи, которые пациенты из низшего класса воспринимали почти безболезненно. Наконец, в отличие от некоторых пациентов, я пришел в больницу без особого уважения как к психиатрии, так и к организациям, придерживающимся сложившейся психиатрической практики.

Я хотел бы выразить особую признательность организациям, поддержавшим мое исследование. Разрешение исследовать Больницу св. Елизаветы было предоставлено ныне покойным доктором Джеем Хоффманом, в то время — первым ассистентом терапевта[36]. Он согласился на то, что больница сможет комментировать черновики публикаций, но не будет иметь права вносить финальные правки или давать разрешение на печать, которое остается за НИПЗ в Бетесде. Он также согласился на то, что никакие сведения о конкретных работниках или постояльцах не будут сообщаться ни ему, ни кому-либо еще, а также, что я, как наблюдатель, не буду обязан вмешиваться в то, свидетелем чего стану. Он разрешил мне находиться в любой части больницы и на протяжении всего исследования пускал меня, куда я просил, с учтивостью, быстротой и исполнительностью, которые я никогда не забуду. Позднее доктор Уинифред Оверхолсер, суперинтендант больницы, просмотрел черновики моих статей и помог мне исправить грубые фактические ошибки, а также сделал полезное указание на то, что мне следует четко изложить свою точку зрения и метод. Во время проведения исследования Лаборатория исследований социальной среды, которой тогда руководил ее первый директор, Джон Клаузен, выплачивала мне зарплату, предоставляла секретарскую помощь, обеспечивала коллегиальную критику и вдохновляла меня на то, чтобы рассматривать больницу с точки зрения социолога, а не начинающего психиатра. Лаборатория и ее вышестоящая организация, НИПЗ, обладали правом допуска к печати, единственным известным мне следствием чего стала просьба заменить одно или два некорректных прилагательных.

Я хочу отметить, что эта свобода и возможность заниматься чистым исследованием были предоставлены мне одним государственным учреждением при финансовой поддержке другого государственного учреждения, причем обоим этим учреждениям приходилось действовать в явно непростой атмосфере Вашингтона, и это в то время, когда некоторые университеты в этой стране, традиционно выступающие бастионами свободных исследований, ограничили бы мои действия гораздо сильнее. За это я должен благодарить незашоренность и непредвзятость психиатров и социальных ученых, работающих на правительство.

Тотальный институт можно определить как место жительства и работы, где большое число находящихся в схожем положении индивидов, на протяжении достаточно длительного периода времени отрезанных от остального общества, совместно ведут закрытую, формально регулируемую жизнь. Хорошим примером служат тюрьмы, при условии понимания того, что их характерные черты присущи и тем институтам, члены которых не нарушали никаких законов. Эта книга посвящена тотальным институтам в целом и в частности одному их типу — психиатрическим больницам. Основное внимание в ней уделяется не миру сотрудника, а миру постояльца. Главная задача — дать социологическое описание структуры Я.

Каждый из четырех очерков в этой книге писался отдельно; первые два уже публиковались ранее. Все они посвящены одной теме — ситуации постояльца. Поэтому они иногда повторяют друг друга. С другой стороны, в каждой статье центральная проблема рассматривается со своей точки зрения, каждое введение отсылает к разным социологическим источникам и почти не связано с другими статьями.

Такой способ представления материала может вызвать у читателя раздражение, но он позволяет мне проанализировать основную тему каждой статьи и сравнить ее с другими так, как не позволили бы главы единой книги. Я прошу снисхождения к состоянию нашей дисциплины. Думаю, сегодня, если мы заботимся о социологических понятиях, необходимо выявлять, где они лучше всего применимы, следовать за ними, куда бы они ни вели, и разыскивать остальные родственные им понятия. Вероятно, лучше одеть каждого ребенка в отдельное пальто, чем держать их всех в одной превосходной палатке, в которой они будут дрожать от холода.

Первая статья, «О характеристиках тотальных институтов», дает общее представление о социальной жизни в подобных учреждениях с опорой в основном на два случая, предполагающие принудительное членство, — психиатрические больницы и тюрьмы. В ней намечаются темы, которые подробно рассматриваются в последующих статьях, и указывается их место в более широком круге вопросов. Вторая статья, «Моральная карьера психически больного пациента», посвящена влиянию институционализации на социальные отношения, в которых участвует индивид до того, как становится постояльцем. В третьей статье, «Подпольная жизнь государственного института», рассматривается ожидаемая от постояльца привязанность к своему железному дому и подробно описывается, как постояльцы могут устанавливать дистанцию между собой и этими ожиданиями. Последняя статья, «Медицинская модель и психиатрическая госпитализация», вновь переключает внимание на профессиональный персонал, чтобы на примере психиатрических больниц прояснить, какую роль играет медицинская точка зрения в представлении постояльцу его фактической ситуации.

О характеристиках тотальных институтов[37]

Общественные учреждения — институты в обычном смысле слова — это места, такие как комнаты, апартаменты, здания или фабрики, в которых регулярно осуществляется деятельность определенного рода. В социологии сложно найти их приемлемую классификацию. Одни учреждения, например Центральный вокзал Нью-Йорка, открыты для любого добропорядочного человека; другие, вроде Клуба Союзной лиги Нью-Йорка[38] или лабораторий Лос-Аламоса[39], более придирчивы к тем, кого они впускают. В одних, например в магазинах и почтовых отделениях, есть небольшой фиксированный набор членов, оказывающих услуги, и непрерывный поток членов, их получающих. В других, например в домах и на фабриках, состав участников меняется реже. Одни институты предоставляют место для осуществления деятельности, которую индивид считает источником своего социального статуса, сколь бы приятным и непринужденным соответствующее занятие ни было; другие институты, напротив, предоставляют место для связей, которые кажутся необязательными и несерьезными и которым уделяют время лишь по завершении более серьезных дел. Предметом данной книги выступают институты иной категории, выделение которой кажется естественным и плодотворным, поскольку ее члены на самом деле настолько похожи, что для изучения одного такого института хорошо было бы изучить другие.