Конечно же, возможности для заначек предоставляли и некоторые назначения. Некоторые пациенты, работавшие в прачечной, занимали индивидуальные шкафчики, официально предназначавшиеся только для работников не из числа пациентов. Пациенты, которые работали на кухне в досуговом центре, использовали посудные шкафы и холодильник для хранения еды и напитков, которые доставались им после различных мероприятий, а также других излишеств, которые им удавалось раздобыть.

Очевидно, что при использовании стационарной заначки необходимо придумать, как доставлять вещи в нее и оттуда — к месту использования. Для эффективного осуществления практик вторичного приспособления нужны неофициальные, обычно тайные способы доставки соответствующих вещей, словом, нужна система транспортировки. Любые легитимные системы транспортировки могут использоваться также в рамках подпольной жизни, так как любая система предполагает правила, регулирующие, кто и для чего может ее использовать, а значит — и возможность ее неправильного использования. Конечно, там, где индивид имеет определенную свободу передвижений, как в случае с пациентом, обладающим правом выходить на территорию больницы, средством транспортировки может выступать также переносная заначка. Внутри системы транспортировки могут перемещаться, по крайней мере, три типа объектов: тела, артефакты или вещи и письменные или устные сообщения.

Известные примеры незаконной транспортировки тел предоставляют лагеря для военнопленных[407] и (что касается общества в целом) подземные ходы; в обоих случаях может создаваться регулярный, а не одноразовый путь побега. Повседневные примеры незаконных перемещений людей связаны не с побегами, а с рутинными передвижениями. Можно привести пример из Центральной больницы: поскольку территория больницы занимала более 300 акров, для перемещений пациентов внутри — к местам работы и обратно, к медико-хирургическим зданиям и обратно — использовались автобусы. Пациенты с правом выхода на территорию, знавшие расписание автобусов, иногда дожидались автобуса и пытались уговорить водителя подвезти их до другой части кампуса, так как не хотели идти пешком[408].

Незаконные системы транспортировки объектов, конечно, встречаются повсеместно, и их сложно обойти вниманием при исследовании практик вторичного приспособления. Основные примеры предоставляет древнее искусство контрабанды, и что бы мы ни взяли за точку отсчета — национальное государство[409] или общественное учреждение[410], можно указать много механизмов тайной транспортировки.

В психиатрических больницах есть собственные характерные примеры, в том числе — приемы, которые неофициально широко разрешены. Например, в Центральной больнице в палатах, которые находились относительно далеко от буфета, сложилась неформальная система заказа и доставки еды. Два или более раз в день люди из этой палаты — как персонал, так и пациенты — составляли список и собирали необходимую сумму денег; затем пациент, которому было разрешено выходить на территорию больницы, отправлялся в буфет, чтобы выполнить заказы и принести их назад в коробке из-под сигар, которая была стандартным Неофициальным инструментом, использовавшимся с этой целью в палате.

Наряду с такими относительно институционализированными коллективными практиками было и много индивидуалистических. Почти во всех закрытых палатах был один или несколько пациентов, имевших право выходить на территорию, а во всех открытых палатах были пациенты с правом выхода в город. Эти привилегированные пациенты идеально подходили на роль посыльных, которую они часто и исполняли, движимые симпатией, обязательствами, угрозами или обещанием вознаграждения. Поэтому буфет для пациентов и магазинчики вокруг больницы были косвенно доступны многим пациентам. Следует добавить, что, хотя многие из транспортируемых объектов кажутся незначительными, в контексте ограничений их значение может сильно возрастать. Так, в больнице был суицидальный пациент в состоянии глубокой депрессии, которому нельзя было выходить из палаты и который считал, что, пока у него есть любимые леденцы, ему есть ради чего жить; он был крайне благодарен человеку, который покупал их для него. Почтовые марки, зубную пасту, расчески и т. д. тоже можно было легко купить в буфете и перенести куда-либо, и часто они имели большую ценность для получателей.

Циркуляция сообщений была не менее важна, чем циркуляция тел и материальных объектов. Тайная система коммуникации является универсальным аспектом тотальных институтов.

Один из типов тайной коммуникации — коммуникация лицом к лицу. В тюрьмах заключенные научились переговариваться, не шевеля губами или не смотря на человека, с которым они говорят[411]. В некоторых религиозных институтах, где, как в тюрьмах и школах, существует правило соблюдения тишины, возникает язык жестов, достаточно сложный, чтобы с его помощью можно было подшучивать друг над другом[412]. Психиатрические больницы предоставляют интересный материал в этом отношении.

Как отмечалось ранее, в Центральной больнице в палатах для тяжелобольных многие пациенты старались не отвечать на стандартные открытые увертюры к коммуникации и не инициировать их. Реакция на реплику либо была замедленной, либо носила форму, указывающую, что реплика на самом деле не была услышана. Для этих пациентов отстраненная молчаливость была официальной позицией, которая, судя по всему, выступала способом защиты от надоедливых санитаров и других пациентов и неохотно признавалась легитимным симптомом психического заболевания. (По-видимому, сложность ее признания в качестве симптома была обусловлена трудностью отделения данного способа приспособления к жизни в палате от явно непроизвольного поведения пациентов с обширным и необратимым неврологическим поражением.) Разумеется, после занятия отстраненной позиции она становилась обязанностью, накладывавшей свои ограничения. Неговорящие пациенты были вынуждены проходить медицинские осмотры, не имея возможности вербально выразить свой страх; им приходилось безропотно сносить оскорбления, и они должны были скрывать свою заинтересованность и осведомленность о том, что происходит в палате. Им приходилось отказываться от многих мелких обменов — взаимных услуг, составляющих часть повседневной социальной жизни.

Чтобы иметь возможность продолжать быть глухими и слепыми и при этом обходить сопутствующие коммуникативные ограничения, некоторые пациенты из палат для тяжелобольных применяли в общении между собой специальные коммуникативные конвенции. Желая получить или дать что-то другому пациенту, они сначала смотрели ему в глаза, затем переводили взгляд на интересующий их предмет (газету, колоду карт или соседнее место на скамье), а потом снова смотрели в глаза другому пациенту. Тот мог прервать коммуникацию, что означало «нет», или отойти от объекта, что означало готовность отдать его, или, если он ему не принадлежал, подойти к объекту, что означало желание и готовность его получить. Тем самым можно было просить или предлагать и соглашаться или отказываться, сохраняя видимость невовлеченности в коммуникацию. Хотя эта система коммуникации крайне ограниченна, с ее помощью можно было вступать в разные коммуникации и обмениваться разными предметами. Следует добавить, что иногда пациент, исполнявший роль неконтактного, выбирал одного человека, с которым он предпочитал идти на контакт[413]. Эта возможность, кстати, лежала в основе некоторых образцово-показательных историй о «налаживании контакта», которые обычно имелись у представителей персонала и которые доказывали их терапевтические способности или терапевтические способности их любимого психиатра.