Я протягивал руку через обеденный стол из красного дерева, который купил в местном антикварном магазине, когда только переехал.

– Теперь, когда я рядом, тебе не нужно ни о чем беспокоиться.

Ее улыбка меркла.

– Но я ведь не могу оставаться здесь вечно?

– Ну, очевидно, вечно не сможешь. Никто из нас не сможет. Но ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

– Правда?

– Иначе я не стал бы этого говорить. Кроме того, разве твоя подруга не вернулась из Индии?

Прошлой ночью она упоминала об этом и о том, что ей нужно будет найти какое-нибудь жилье. Я прямо тогда хотел предложить ей остаться, но постеснялся.

Ее глаза засияли.

– Давай отпразднуем! Мы могли бы покататься на коньках.

– Покататься на коньках? Зачем?

– Затем, что это весело! Я тебя научу.

Я вырос с мыслью, что «веселье» – это потакание своим прихотям. «Единственный способ добиться успеха в жизни, – говаривал мой отец, – это упорный труд».

Кроме того, как кататься на коньках с моей координацией?

– Пожалуйста, попробуй, – сказала она с той самой улыбкой.

Я не мог разочаровать ее. Позже на той же неделе мы отправились в Квинс в Бейсуотере. Там было очень холодно и полно чрезвычайно опытных людей.

– Боюсь, я не очень хорош в этом, – сказал я, упав в двадцать седьмой раз за полчаса.

Она помогла мне подняться на ноги.

– По крайней мере, ты попробовал. Я горжусь тобой.

– Правда?

– Да. – Она притянула меня к себе и уткнулась лицом в грудь. Я обнял ее и вдохнул аромат волос. Кем была эта женщина?

После обеда мы отправились на прогулку вдоль Темзы.

– Однажды, – мечтательно сказала Сара, глядя на баржи, – я хотела бы сесть в одну из них и уплыть. А ты?

– Нет, – твердо ответил я. – Я счастливее в местах, которые знаю.

Наши взгляды на политику тоже отличались.

– Что ты думаешь о республиканцах? – спросила Сара, когда однажды в выходные увидела, как я за завтраком читаю «Файнэншл таймс». У власти был Билл Клинтон.

– Думаю, у них многое впереди, – ответил я.

Из-за этого мы впервые поспорили.

– Давай согласимся не соглашаться, – сказала после Сара.

И, к моему удивлению, это сработало. Ссоры с Арабеллой всегда казались угрожающими. Но Сара считала, что «споры могут быть полезными, потому что они открывают нам глаза на точку зрения другого человека».

Мы начали по очереди выбирать занятия в выходные. Сара любила художественные галереи, особенно те, где выставлялись современные картины, которые, как мне казалось, были написаны детьми. Я предпочитал Музей естественной истории или Музей Виктории и Альберта с его четкими подписями. Еще я познакомил Сару с оперой.

Конечно, случайный человек никогда бы не свел нас вместе. Она курила – хотя только табак и никогда не в моем доме. Еще пила, могла каждый вечер выпивать полбутылки белого вина и даже не пьянеть. Не носила больше ночную рубашку, которую я купил, пока она болела. Вместо этого снова спала голой, если не считать ее старого кулона.

– Ты не хочешь снять его на ночь? – спросил я.

Сара со страхом в глазах схватила кулон, будто я мог попытаться вырвать его.

– Нет. Ни за что.

Я не спрашивал почему. Это было не мое дело. Кроме того, если бы я начал задавать слишком много личных вопросов, она могла бы поступить так же.

– По средам мне приходится работать допоздна, – сказал я.

– Ничего страшного, – ответила она.

Я говорил себе, что каждый из нас имеет право на секреты.

Но потом, случайно прогуливаясь по парку рядом со старой квартирой Сары, увидел прикрепленное к ограде объявление с размытой дождем фотографией и надписью: «ПОТЕРЯН ЖЕНСКИЙ ВЕЛОСИПЕД». Велосипед был точь-в-точь тот, что я видел у входной двери Сары, когда она заболела, и предполагал, что он принадлежит ее подруге. Я его узнал по пластиковым цветам в корзине. Но в объявлении было указано другое имя. Подругу Сары звали Лидия, а велосипед принадлежал девушке по имени Анита.

– Не может он быть тем же самым, – сказала Сара, когда я спросил об этом. – Мало ли похожих.

– Но разве ты не хочешь на всякий случай уточнить у Лидии?

– Нет, я знаю, что это ее велосипед, потому что на днях видела ее с ним.

– Ты мне этого не говорила.

Сара посмотрела на меня со странным выражением лица.

– Я не могу тебе все рассказать, Том. В чем проблема?

Я точно не знал. Просто чувствовал себя неловко.

На следующий день мне на работу позвонил Хьюго. Я ничего о нем не слышал с того теннисного матча. И сразу же понял, что что-то не так.

– Чэпмен пишет мемуары, – сказал он. – Их опубликуют следующей весной.

Я годами ждал, что снова услышу это имя. Но едва оно прозвучало, не смог поверить.

– На них обязательно напишут рецензии, – добавил Хьюго. – Чэпмен теперь большая шишка.

Мне не нужно было напоминать.

– Мы не знаем, обмолвится ли он о нас, – сказал я.

– Ходят слухи, что он собирается сделать полное разоблачение.

– Черт!

Я почти никогда не ругался.

– Что мы будем делать? – спросил я.

– Пытаюсь решить этот вопрос.

– Ты сказал Оливии?

– Да. – Голос Хьюго звучал надтреснуто. – Она была шокирована, но на удивление готова поддержать. Ты все еще встречаешься с Сарой?

– Да.

– Ну, если планируешь оставаться с ней, я бы на твоем месте рассказал, что произошло, пока это не выплыло наружу.

Меня прошиб холодный пот. Стоило найти человека, которого действительно полюбил – и кому, казалось, есть до меня дело, – как меня нагнало прошлое.

Машина обдает меня брызгами.

Я поднимаю вверх средний палец.

Загораются стоп-сигналы.

Дерьмо.

Водитель разозлился.

Резко сворачиваю налево.

Прочь по переулку.

Оглядываюсь назад.

Ничего.

Я снова дышу.

А потом поворачиваю направо.

Он ждет меня.

Из-за этого велосипеда я ощущала себя паршиво. Можете мне поверить. Он действительно был просто прислонен к перилам возле центра искусств. И даже не пристегнут замком. Это произошло за день до того, как я по-настоящему слегла, но уже чувствовала, что чем-то заболеваю. Мне только хотелось как можно скорее забраться в постель, поэтому, поддавшись порыву, села на чужой велосипед и поехала домой. Верну его завтра, говорила я себе. Но проснулась в сильным ознобе и, если честно, совсем забыла о велосипеде, пока Том о нем не упомянул.

Я не могла признаться, что одолжила его без разрешения хозяина. Поэтому притворилась, что это другой. Все-таки это такая мелочь по сравнению с другими деталями моего прошлого, о которых Тому нельзя знать.

Он не походил ни на одного человека из тех, что я встречала раньше. И я искренне сказала, что секс был великолепным. Сама не ожидала такого. Получила настоящий фейерверк. Не просто вертушки или бенгальские огни. Целое представление! Залпы ракет, которые осыпались серебряными и золотыми каплями дождя.

Не знаю почему. Мне показалось, что ему не хватало опыта. Возможно, так оно и было – слишком многие мои мужчины точно знали, чего хотят. Однако Том был словно в курсе того, чего хотела я.

Но, самое важное, Том был порядочным, честным человеком. Однажды мы шли по улице, и он заметил на тротуаре потерянную пятерку. Я на его месте решила бы, что мне повезло, а он направился прямиком к газетному киоску и спросил, не терял ли кто-нибудь деньги. Никто на это не ответил, поэтому он положил купюру в ящик для пожертвований на прилавке.

– Когда-нибудь в будущем, – сказал он мне после того, как мы дважды за шесть часов занимались любовью, – я хотел бы завести семью.

Никогда не встречала мужчину, который сказал бы такое после нескольких недель отношений. Я привыкла к тем, кого на моем прежнем месте называли «папашками». К мужчинам, от которых женщины беременели, но которые не хотели содержать ни их, ни их детей.