Материнский инстинкт подсказывает, что на этот раз Фредди говорит правду. Я уверена. К тому же рядом полицейский. Он будет прислушиваться к каждому слову.

– Мне так жаль, что я втянул тебя в эту историю, – плачет Фредди.

– Все в порядке, – всхлипываю я в ответ.

Но ничего не в порядке. И мы оба это знаем. Потому что, в конце концов, как ни посмотри, но молодой отец погиб.

– Это такое облегчение – сдаться, – задыхаясь, произносит Фредди. Затем проводит ладонью по голове. – Я побрился, чтобы меня сложнее было узнать. Но теперь чувствую облегчение оттого, что меня нашли.

– Мне как-то показалось, что я видела тебя в Корнуолле. Ты был там?

– Нет. Я прятался в Испании. – Его глаза наполняются слезами. – Мне не стоило сбегать.

– И мне не стоило, – тихо говорю я.

На выходе из полицейского участка меня ждет молодая женщина. У нее очень короткие розовые волосы, серьги-гвоздики и татуировка в виде пурпурного сердца на шее. Она держит за руку маленькую девочку. У той оливковая кожа, ярко-голубые глаза и милое личико в форме сердечка. Она немного похожа на меня в детстве.

Я знаю, кто она такая. По крайней мере, мне так кажется.

– Мэтти? – спрашиваю я.

Девочка кивает.

Моя внучка! Я хочу обнять ее. Но это может оказаться слишком рано.

– Вы мама Фредди? – неловко спрашивает молодая женщина. Потом тихо говорит девочке: – Это твоя бабуля, о которой я рассказывала. – Затем снова обращается ко мне: – Мы хотели зайти в участок, но ее не пустили, типа она слишком маленькая.

– Привет. – Я наклоняюсь к малышке, снедаемая сожалением из-за того, что Том знает нашу внучку целых четыре года, а я, сбежав, все упустила. Что мне сказать ей? – Мне нравятся твои волосы, – выпаливаю я. Они черные. Совсем как мои и тоже вьются. Я слишком нервничаю, чтобы спросить, можно ли ее обнять. Ведь для нее я – всего лишь незнакомка. Столько лет потеряно.

Мэтти важно смотрит на меня.

– Мама расчесывает их каждый вечер.

– Это хорошо. – Я представляю, как тоже буду это делать. Как делает настоящая бабушка. А не едва знакомый человек вроде меня.

Затем я поднимаю взгляд на ее мать.

– Флик, Фредди отчаянно хочет увидеть вас обеих.

Меня внезапно охватывает страх, что она не позволит ему увидеться с Мэтти.

– Мы тоже хотим его увидеть, – говорит Флик. – Он позвонил, когда приземлился. Потому мы здесь.

Меня пронзает облегчение. Если бы она не позволила ему увидеться с дочерью, это убило бы Фредди. Я просто уверена.

– Но, как уже сказала, они не впускают Мэтти, и я не могу ее оставить.

– А если я с ней побуду? – спрашиваю я. – Понимаю, что она меня не знает, но, по крайней мере, ты смогла бы повидаться с Фредди.

– Если старший офицер даст разрешение, – добавляет Дерек.

– Ты останешься со своей новой бабушкой, если маме разрешат войти? – спрашивает Флик.

Девочка смотрит на меня снизу вверх.

– Ты долго? – спрашивает она свою маму.

– Нет.

– Ладно.

Я вижу, что Флик колеблется.

– Мне нужно вам кое-что сказать, миссис Уилкинс.

Меня так давно не называли по фамилии мужа, что я едва ее узнаю.

– Пожалуйста. Зови меня Сарой.

– Ваш сын не знал, что я беременна. Я и сама узнала об этом позже. К тому времени уже давно о нем не слышала и решила, что он меня бросил. Я пришла к вам домой, но оказалось, что вы переехали. Мне дали адрес для пересылки почты – это был офис вашего мужа.

Я вздрагиваю при слове «муж». Не могу даже взглянуть на Стива. Именно эту историю рассказал мне Том. А теперь девушка ее подтверждает.

– Я солгала, когда ваш муж спросил, знаю ли я что-нибудь о том происшествии. Сказала, что ждала Фредди той ночью, но он так и не пришел. Я была слишком напугана, чтобы вмешиваться. Вдруг моего ребенка забрали бы.

Я бросаю взгляд на красивую маленькую девочку, которая застенчиво смотрит на меня. Как бы мне хотелось заключить в объятия свою внучку и вдохнуть ее запах.

Дерек получает разрешение для Флик ненадолго увидеться с Фредди.

Мы с Мэтти сидим на соседней скамейке. Я не знаю, о чем говорить. С чего начать? Но Мэтти начинает сама:

– Я тоже хочу увидеть своего папу.

– И он хотел бы тебя увидеть, но пока не может, – ласково говорю я. – Ты сможешь навестить его очень скоро.

Не добавляю, что это, вероятно, произойдет, когда он будет уже в тюрьме.

– Я нарисовала для него картину, – говорит она и протягивает листок бумаги.

На нем три фигурки – высокая, чуть поменьше и маленькая.

– Это папа, мама и я, – объясняет Мэтти. – Мама говорит, что, наверное, однажды мы все сможем взяться за руки.

Я едва способна говорить. Но должна.

– Думаю, так и будет, – осторожно произношу я, надеясь, что это правда. – Тебе нравится рисовать?

– Да! – с восторгом отвечает она. – Мама говорит, что ты художница и что папа любил рисовать, когда она его знала. Я хочу быть такой же, когда вырасту.

Мы недолго сидим и болтаем. О школе и ее лучшем друге Сете. Затем из полицейского участка выходит Флик.

Она плакала – я это вижу, – но притворяется веселой, точно так же делала я перед Фредди после своих ссор с Томом.

Хочу спросить ее: «Как все прошло?» – но мы слишком мало знакомы. К ней подбегает Мэтти.

– Ты видела папу?

– Да, он хочет, чтобы ты знала: он всем сердцем тебя любит и увидится с тобой, как только ему разрешат.

– Я забыла передать ему картинку.

– Не волнуйся. Я смогу передать ее в следующий раз.

Значит, следующий раз все-таки будет? Какое облегчение.

– Когда я смогу увидеть вас снова? – спрашиваю я.

– Когда будет суд, думаю, – говорит Флик. Ее верхняя губа дрожит.

Я хочу увидеть их раньше! Но должна дать этой девушке время. Нельзя ожидать, что она сразу же примет меня с распростертыми объятиями.

Я смотрю, как они уходят. Так сложно поверить в новую реальность. Столько всего нужно осознать. Вернулся мой сын. И у меня есть прекрасная внучка, о которой я до вчерашнего дня не знала. Но у меня может и не быть шанса узнать ее получше. Если меня посадят в тюрьму. Другая женщина – Хилари – станет для нее бабушкой вместо меня.

Как я смогу все это вынести?

На обратном пути мне хочется поговорить, но я ловлю себя на том, что засыпаю. Помню, как Стив накрыл меня своей курткой, чтобы согреть, потом короткую остановку на заправочной станции и указатель на юго-запад. А после уже ничего, пока до моих ушей не доносится шорох камней на неровной дороге, ведущей к коттеджу Глэдис.

– Мы вернулись, – шепчет Стив.

Затем отводит меня на кухню и заваривает чай. Я смотрю, как он добавляет туда чайную ложку меда, как мне нравится, и у меня снова наворачиваются слезы.

– Я должна была выдать Фредди, – рыдаю я.

– Не стоит оглядываться. Я понял это много лет назад. – Он вкладывает кружку мне в руки, а затем обнимает за плечи. – Кроме того, если бы ты так поступила, мы с тобой никогда бы не встретились.

– Так ты прощаешь меня?

Он откидывается на спинку стула и откровенно смотрит на меня.

– Не могу сказать, что я не шокирован. Но ты не преступница. Во всяком случае, не в моем представлении. Я сам не родитель. Тем не менее знаю, как далеко зашел бы ради того, кого люблю. Вот почему я все еще здесь. С тобой.

Если бы не обстоятельства, его признание в любви заставило бы меня снова расплакаться.

Но дело в том, что я нарушила закон. Снова.

И несмотря на то, что Фредди вернулся и признается в своем преступлении, ничто не сможет вернуть мистера Мохейма.

Теперь остается только смотреть в будущее. И, честно говоря, я в ужасе.

Я смотрю на молодого человека на скамье подсудимых. На моего мальчика. Моего сына. Ребенка, которого я родила после стольких лет душевных терзаний и отчаянного желания стать матерью. А теперь его обвиняют в убийстве. После того как Фредди выступил с заявлением, предыдущий судебный процесс был прекращен, и мой сын и Кастет (он же Харрис) были обвинены совместно. Кастет уже изложил присяжным свою извращенную версию событий. Адвокату Фредди пора вызвать моего сына.