– Ух ты! – сказал Фредди, когда мы взглянули вниз на сверкающую воду, которая простиралась насколько хватало глаз. На волнах, словно серферы, покачивались чайки. – Красиво, да?

На минуту он стал похож на обычного беззаботного подростка. Но потом его лицо потемнело. Как будто он вспомнил.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я, садясь на гальку.

Он вздохнул.

– Только не опять. Я же говорил тебе, мам. Не расскажу.

– Почему?

– Просто не могу. К тому же что насчет тебя? Ты не лучше меня. Уверен, ты так и не рассказала всех подробностей истории с этой Эмили.

От ее имени у меня пересохло во рту. Сын слишком хорошо меня знал.

– Прекрасно. Я все тебе расскажу.

Фредди посмотрел с любопытством, а затем с подозрением.

– Чтобы я тоже признался?

– Нет, если не захочешь. Мне нужно рассказать тебе про себя, чтобы ты знал: я пойму. Видишь ли, наши истории не так уж сильно отличаются. Я уже объясняла, что меня воспитывали строгие родственники. Но не вдавалась в подробности того, что произошло после смерти моей матери.

– Ты говорила, что жила с тетей и дядей.

– Да, верно. Но дело в том, что они были не слишком добрыми. И ясно дали понять, что я для них помеха. Заставили почувствовать, что я каким-то образом виновата в смерти своей матери.

– Наверное, это было ужасно.

– Да. – Я заслонила глаза от солнца и посмотрела на горизонт.

– А друзья у тебя были?

– Появились со временем. Когда я была маленькой, дети не хотели иметь со мной ничего общего, поскольку у меня не было родителей. Папа сбежал вскоре после моего рождения. В те дни людям не нравилось, если ты отличался.

– Им это и сейчас не нравится, – заметил Фредди.

– Конечно, – кивнула я, вспомнив, как его осуждали за мои рисунки обнаженной натуры. – Жаль, что тебя дразнили из-за моих картин.

Он пожал плечами:

– Все в порядке. Я все равно гордился тобой.

– Правда?

– Конечно. Перед тем как мы сбежали, ты сказала, что торговала наркотиками и что кто-то умер, – медленно добавил он.

Как же это было тяжело. Ведь родители должны подавать пример.

– Мне отчаянно нужны были друзья в школе искусств. Наркотики сблизили меня с одной компанией. А потом деньги закончились. Мне стало негде жить. Я начала понемногу приторговывать, но мой поставщик давил, чтобы я продавала больше. Одну из таблеток без моего ведома приняла моя подруга. – Я старалась не заплакать. – А партия оказалась некачественной.

– Это была не твоя вина, мам, – твердо сказал Фредди.

У меня перехватило горло. Правда ли это? Ведь я была дилером.

– Я забыла сумку с таблетками в туалете. Эмили их нашла. Так что это была моя вина.

– По-моему, это больше похоже на случайность. Папа знал об этом до вашей свадьбы?

– Кое-что. Не все. Он узнал, что я сидела в тюрьме, только после твоего рождения.

Лицо Фредди застыло. Я сразу же поняла, что мне не следовало этого говорить.

– Значит, он остался из-за меня? И именно поэтому я ему не нравлюсь.

– Это неправда, – торопливо возразила я.

– Нет, правда. А что сделал папа? Кем был тот человек, которого ты упоминала? Чэпмен.

– На это я уже отвечала. Однажды тебе придется спросить своего отца. Секрет не мой, не мне его и раскрывать.

– Значит, он тоже не идеален?

– Никто не идеален. В том-то и дело.

С минуту сын выглядел так, будто хотел сказать что-то еще. «Ну вот, – подумала я, собираясь с духом. – Сейчас он мне все расскажет».

Мне стоило быть умнее.

– Значит, ни с одного из вас нельзя брать пример, да? И ты удивляешься, что я поступил неправильно. – Он поднялся на ноги. – Хочу домой.

– Домой? – переспросила я. – В Лондон?

– Конечно нет. В коттедж.

«Это была ошибка», – говорила я себе, пока мы в тишине шли обратно. Я надеялась, что мое признание заставит Фредди понять. Но теперь боялась, что его отношение ко мне изменилось. Навсегда.

В тот вечер Фредди отказался ужинать. Перед сном я постучала в его дверь. И услышала, как он с кем-то разговаривает. Но я же выбросила наши телефоны. Он обещал, что не заведет другой, даже предоплаченный. И все же он явно нарушил слово.

– Кто это был? – спросила я, без стука открыв дверь.

– Никто.

Он что-то засовывал в карман. Я была права. Он купил мобильный телефон.

– Откуда ты это взял? – потребовала ответа я.

– Он всегда у меня был. Это запасной.

– Отдай его.

– Нет.

Что мне было делать? Повалить на землю и отнять силой?

– Послушай, с меня хватит. – Страх разозлил меня. – Я снова и снова спрашивала тебя о том, что случилось. Ты мне не говоришь. Я рисковала собственной свободой, чтобы спрятаться с тобой здесь. А теперь ты с кем-то разговариваешь. Тебе не кажется, что я заслуживаю знать, что происходит?

Мой сын выглядел так же, как в тот день, когда сломал руку на детской площадке. Его лицо исказилось от боли. В отличие от сердитого разговора на пляже, сейчас он выглядел испуганным.

– Мама! Разве ты не понимаешь? Ты уже сидела в тюрьме. Если тебя снова посадят, то дадут больший срок. А теперь, пожалуйста, дай мне немного свободы. Мне нужно во всем разобраться.

Он подтолкнул меня – не сильно, но достаточно – к двери.

– Я просто хочу знать, что ты сделал! – закричала я. – Сначала ты сказал, что кого-то убил, а потом, что за этим кроется нечто большее. Скажи мне правду. Ты в долгу передо мной.

Но я услышала, как он запер дверь. Когда мы въехали, на ней уже стояли засовы. Будь тут Том, он сразу бы их снял. Может, и мне следовало так поступить. Это вызвало бы еще одну ссору, разумеется. Но с меня достаточно. У меня просто не было сил. Я оставила дом, мужа, все, чтобы спасти сына. И что теперь?

В ту ночь я ворочалась с боку на бок. К утру приняла решение. Так дальше жить нельзя. Я была неправа, спрятав Фредди. И подала бы ему дурной пример. Мне придется пойти в полицию, как и говорил Том. Он был прав. Теперь я это видела. Лучше все сделать сейчас, чем ждать ареста. Если повезет, то нам сократят сроки на несколько лет.

Я приняла душ и оделась. Взяла Джаспера на утреннюю прогулку. Мы всегда проходили мимо телефонной будки. Я смогла бы позвонить оттуда.

Было всего лишь начало седьмого, но дверь в комнату сына оказалась открыта. Может, он рано ушел на работу. Я спустилась вниз. На столе лежала записка.

«Дорогая мама, я не могу рисковать тем, что ты из-за меня сядешь в тюрьму. Уезжаю туда, где меня никто не сможет найти. Пожалуйста, не пытайся. Так ты сможешь остаться честной, когда придет полиция.

Я люблю тебя.

P. S. Записку сожги».

Дождь.

Черный.

Мои ноги скользят по мокрому тротуару.

Падаю.

Снова поднимаюсь.

Бегу.

Мне нужно домой.

Родители меня убьют.

Но я не знаю, куда еще идти.

На заседании объявлен перерыв, и я выхожу на улицу подышать свежим воздухом.

Пребывание здесь выводит меня из себя. Возвращает к событиям, которые происходили после моего приговора.

Стук тюремных дверей, пинки по голеням в очереди, постоянный страх нападения. Одна из женщин в моем крыле сломала шею, «упав» с лестницы. Никто не видел, как это произошло. По крайней мере, так говорили.

Я звоню Стиву. Пару лет назад наконец сдалась и обзавелась мобильным телефоном. Это облегчило наши контакты. К тому же, если не считать редких звонков Блокки, звонила я только Стиву.

– Как твои дела? – спрашивает он.

От этого хриплого голоса у меня по-прежнему дрожь в коленках.

– Ты же знаешь, – отвечаю я нарочито небрежно. – Занята.