Потом мы вчетвером поужинали в шикарном лондонском отеле. Никогда в жизни не бывала в таких местах. Официанты кланялись всякий раз, когда обслуживали нас. Я заметила взгляд Хьюго, который тот бросил на меня, когда я уронила на пол морковку, но проигнорировала это и продолжила наблюдать за Оливией, чтобы знать, как себя вести. «Я не принадлежу к их кругу, – думала я. – Что же тогда здесь делаю? Неужели все-таки совершила ошибку?»

Потом мы с Томом поехали в Пензанс и сели на паром. Только стоя у борта, я почувствовала себя лучше.

– Для меня слишком холодно, – сказал Том. – Может, зайдем внутрь?

– Мне нужно подышать свежим воздухом. – Я жадно вдыхала ветер, подставив ему лицо. – Спущусь через минуту.

Он поцеловал меня в макушку.

– Все, что пожелаете, миссис Уилкинс.

Миссис Уилкинс? Имя, как и свадьба, казалось ненастоящим. Но как доказательство на моей левой руке блестело кольцо. Простое золотое кольцо. Том хотел чего-то более утонченного, но и это было идеальным.

Довольно многих пассажиров парома тошнило. Но не меня. Я стояла и ждала, пока не показалась земля. Это, наверное, Треско – остров, на котором мы планировали остановиться.

– Ты не спустилась, – сказал Том, который поднялся на палубу, чтобы найти меня.

– Хотела посмотреть на море, – ответила я. – Взгляни на это многоцветие.

Он прищурился.

– Оно просто синее.

– Совсем нет! – Я рассмеялась. – Тут все оттенки голубого, зеленого и пурпурного.

– Ну, раз ты так говоришь. – Он произнес это шутливо, словно подстраивался под меня.

Когда мы добрались до маленькой гавани, где на волнах покачивалось множество лодчонок, а рыбаки чинили сети, на меня снизошло странное умиротворение. Воздух был таким свежим. Пахло чистотой, совсем не так, как в Лондоне. Но самое главное – здесь побывали мы с мамой. Возможно, на этом самом месте! Быть может, она так же, как Том, держала меня за руку, пока мы шли от воды к отелю.

– Сюда не пускают машины, – объяснил мне Том. – Вот почему здесь так чисто и тихо.

Я почувствовала трепет азарта, разглядывая уютный на вид отель из медового камня. Как и другие дети, плохо помнящие родителей, я цеплялась за любую ниточку, которая сохранилась в памяти. Например, запах маминой кожи после того, как она окунала палец в баночку «Нивеи» на туалетном столике. Сколько же мне было лет, когда мы приезжали сюда? Как она смогла позволить себе отпуск?

Есть вопросы, на которые нет ответов.

– А ты знаешь, – сказала я Тому позже, глядя из постели в окно на маленький корабль на горизонте, – что, когда у художников заканчивались чистые холсты, они часто покрывали их белилами и рисовали новую картину поверх старой?

– Неужели? – Он лежал с закрытыми глазами и выглядел так, словно вот-вот заснет.

– Иногда искусствоведы могут обнаружить изначальную картину под слоем краски, – добавила я.

Том уже тихонько похрапывал.

– Люди тоже так могут, – прошептала я. – Невооруженным глазом они выглядят одной картиной, но под ней скрывается совершенно другая.

Тишина.

– Как бы ты поступил, окажись я такой? – Слова выскочили сами собой.

Никакого ответа.

Как хорошо, что мой новоиспеченный муж уже спал.

– Мы могли бы взять напрокат велосипеды, – предложила я на второй день.

– Ты шутишь? – спросил он. – Ведь знаешь, что мои попытки удержать равновесие безнадежны.

Я была слегка разочарована, но мы повсюду гуляли пешком. И однажды вечером отправились на пикник в заброшенный замок, где я рисовала плескавшееся внизу море.

– Солнце как будто сжигает небо, – сказала я, указав на абрикосовый закат.

– Как образно, – заметил Том.

– Именно так я думаю, – ответила я, пожав плечами.

Кроме прогулок, мы много занимались любовью. Дикой страстной любовью, после которой, обессиленные, пытались отдышаться в постели. Не знала, что могу испытывать такие ощущения. Секс больше не был тем, что делаешь, чтобы доставить кому-то удовольствие или что-нибудь получить. Он был чистым. Честным. Без примесей. И заглушал черные мысли в моей голове.

Однажды, когда Том дремал, я одна сходила в симпатичный сувенирный магазинчик и кое-что купила. Увидела на витрине и не смогла устоять. Но не стала никому об этом говорить.

– Чувствую себя беременной, – произнесла я, когда мы сели на паром в обратную сторону.

– Чего? – спросил Том с тем забавным, недоуменным выражением лица, которое я часто замечала. – Обычно паре на зачатие требуется в среднем шесть месяцев.

– Когда ты успел это выяснить? – спросила я.

– На прошлой неделе провел небольшое исследование на работе. – Он казался слегка смущенным. – Так что давай не будем считать цыплят до того, как они вылупятся, хорошо?

Он слегка застенчиво рассмеялся.

– Уловила? Цыплята! Вылупились!

– Дело в том, что факты не принимают в расчет материнский инстинкт. – Я вдохнула свежий воздух, чувствуя себя такой легкой и пьянящей, словно была одной из танцующих внизу волн. – Я знаю, что жду ребенка.

И подумала: «Как мне повезло», – наблюдая, как мой новоиспеченный муж, покачиваясь, входит в каюту. Это был шанс наладить жизнь. Оставить прошлое позади. Наконец-то завести крепкую семью, о которой я всегда мечтала.

Лишь бы Том не узнал правду.

Через неделю после возвращения домой из медового месяца я удивил Сару тем, что вставил ее новую картину в раму и повесил в гостиной. Или в лаундже, как она это называла.

– Ты такая талантливая.

Она пожала плечами, ее косички качнулись.

– Предпочитаю обнаженную натуру.

Я посмотрел на спускавшийся к пылающему оранжевому морю утес, где мы устраивали пикник.

– Это не так спорно, как обнаженные тела, тебе не кажется?

– О чем ты?

– Ну, такая картина с меньшей вероятностью вызовет негатив, когда мы соберем людей на ужин.

На работе была пара важных коллег, которых мне предстояло пригласить в гости. В прошлом они приглашали меня к себе, а мне удавалось избегать ответной любезности. Появление жены вселяло определенный энтузиазм. Лишь бы Сара не выкинула ничего странного. Например, не предложила нам поужинать перед телевизором, держа тарелки на коленях. Нельзя предугадать, что моя жена сделает в следующий момент. Временами это освежало, но потенциально могло привести к неловким ситуациям.

– Я предпочитаю человеческие тела, – твердо сказала она. – Меня не перестает удивлять, что каждый из нас настолько не схож с другими.

Та же мысль приходила в голову и мне, хотя я никогда бы не подумал высказать ее вслух.

– Постоянно гадаю, как буду выглядеть, когда подрастет живот. – Мы уже сидели на диване, под ее картиной, и Сара положила голову мне на плечо.

– Значит, ты по-прежнему думаешь, что уже беременна?

– Вообще-то, – ответила она, откидываясь назад и поглядывая на меня из-под темных ресниц, – сегодня утром я воспользовалась одним из этих домашних тестов.

Обычно я не выказываю эмоции, но тут почувствовал, как мое сердце бешено заколотилось.

– Ты?..

Она покачала головой:

– Результат был отрицательным. В инструкции говорилось, что месячные должны запаздывать, а у меня их не было. Но в последний год или около того они приходили нерегулярно. То рано, то поздно.

Я этого не знал. Разве о таких фактах она не должна была упомянуть раньше? Или подобные темы женщины держат при себе?

На следующий день мне пора было возвращаться на работу. Впервые в жизни я не испытывал своего обычного энтузиазма.

– Не беспокойся о домашних делах, – сказал я. – Все сам сделаю, когда вернусь.

– Мистер Особенный[2]! – Она ткнула меня локтем.

Не в первый раз Сара меня так называла. Мне не нравилось это прозвище. Разве плохо желать, чтобы вещи лежали на своих местах? Еще одна черта Сары, о которой недавно узнал. Я предпочитал, чтобы кухонные полотенца были аккуратно сложены в посудных шкафчиках, а она развешивала их на спинках стульев или, скомкав, швыряла на столешницы. Она бросала в раковину чайные пакетики, которые пачкали белую керамику. А когда стирала мои рубашки, не встряхивала их как следует перед сушкой.