– А что насчет моего сына? – спрашиваю слабым голосом.

– На данном этапе трудно сказать, – отвечает Дерек. – Отчасти это зависит от того, признает ли он себя виновным.

Если Дерек и осуждает нас, то не показывает этого. Когда мы припарковываемся и идем к полицейскому участку, Стив пытается взять мою ладонь.

Но мне так стыдно, что я прячу руку в карман.

– Знаешь, – говорит Стив, – вчера я ушел, потому что мне нужно было подумать. Теперь я беру назад слова, которыми упрекал тебя. Мы же договорились не обсуждать наше прошлое.

– Нет, ты был прав. Это было слишком важно, чтобы скрывать.

– Я по-прежнему люблю тебя, Сара.

– Как такое возможно? Ты меня не знаешь. Даже я себя не знаю.

Я иду вперед.

Дальше делаю заявление в полиции. Мне не предъявляют обвинений. Пока. Сначала хотят допросить моего сына.

– В обед он приземлится в Хитроу, – повторяю я слова Фредди из нашего утреннего разговора.

Совершенно очевидно, что полицейские мне не верят. И требуют его данные.

– Вы его арестуете? – спрашиваю я.

Они не отвечают.

Все, что я многие годы пыталась скрыть, распутывается с невероятной скоростью.

– А что насчет вашего мужа? – спрашивают меня. – Он участвовал в укрывательстве вашего сына?

– Нет, – отвечаю я. – Он собирался сдать Фредди полиции.

– Но не сделал этого. Почему?

Однако я не собираюсь становиться палачом для своего бывшего мужа.

– Вам нужно будет спросить об этом у него самого, – говорю я.

– Мы так и поступим, как только он приедет.

Значит, Том уже в пути? Меня это не удивляет.

– Что теперь будет? – спрашиваю я.

– Подозреваю, – отвечает Дерек, – что судебное разбирательство будет отложено до тех пор, пока не найдется Фредди.

– Пока не найдется? – повторяю я. – Ведь я сказала, Фредди собирается сам прийти в полицию.

– Это он так говорит.

Как и полицейские, Дерек явно сомневается. Неужели я просто наивна?

У меня пересыхает в горле. Подкатывает тошнота. Теперь уже не спрятаться. Даже если бы я захотела. Все кончено.

Когда мы с Дереком выходим из комнаты для допросов, оказывается, что в зоне ожидания уже и Стив, и Том. Оба. Странно видеть их рядом. Даже нервирует.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю Тома.

– После вчерашнего разговора я почувствовал, что правильнее было бы прийти в ближайший полицейский участок и сообщить о своем участии.

Я и забыла, что Том всегда говорит таким официальным тоном.

– Тебе предъявят обвинения?

– Меня еще не допрашивали. А как насчет тебя?

– Я дала показания. – К горлу подступает желчь. Во рту кислый привкус. – Но ничего нельзя сказать наверняка, пока Фредди не приедет и не даст свои показания.

– Это если он приедет, – бормочет Том. Более или менее то же самое сказал Дерек.

Я оборачиваюсь.

– Почему ты не можешь хоть раз довериться нашему сыну?

– Потому что, – произносит Том в той покровительственной манере, о которой я почти забыла, – он столько раз нас подводил. С чего ты взяла, что сейчас изменился?

– Он – отец. – Слова срываются с моих губ, словно пытаются убедить и меня. – И хочет увидеть своего ребенка. Фредди стал гораздо более ответственным.

– Ради всего святого, Сара. – Том качает головой совсем как раньше, когда я делала что-то с его точки зрения неодобрительное – например, оставляла краски на кухонном столе. – Когда ты уже снимешь шоры?

– Это нечестно… – начинает Стив.

Глаза Тома сверкают гневом.

– Вы знаете нашего сына?

– Нет. Но…

– Тогда оставьте это мне и моей жене, хорошо?

– Сара – моя партнерша. – Стив берет меня за руку. Мне хочется плакать от облегчения, когда сквозь меня проходит тепло его прикосновения.

– Но вы ведь не отец ее сына, не так ли?

– С этой работой ты справился великолепно, – выпаливаю я.

К моему удивлению, Том морщится. Но я сказала правду. Между нами всегда была дистанция. Возможно, этого и следовало ожидать. Рождение Фредди навсегда переплелось с тем, что Том раскопал мое прошлое. С последним смертоносным кусочком головоломки. С Эмили… Ох, Эмили. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Подходит полицейский и отводит Дерека в сторону, а мы замолкаем.

– Похоже, вы были правы, Сара, – вернувшись, произносит Дерек. – Фредди только что прилетел в Хитроу и сдался полиции.

Мой мальчик! Мой сын все-таки вернулся! И, что не менее важно, он поступил правильно. Наконец-то.

Меня захлестывает облегчение. И страх.

– Мне нужно его увидеть, – сдавленно говорю я. – Столько времени прошло.

– В данный момент он задержан для допроса. – Голос Дерека стал мягче. В нем больше понимания. – Но я лично позабочусь о том, чтобы вы увидели сына как можно скорее.

– Но вы же сможете его вытащить?

Тон Дерека меняется. Становится более сдержанным.

– Это полностью зависит от того, что именно он сделал. И, что не менее важно, от того, как много он готов нам рассказать.

Мы семь часов едем в тот полицейский участок, где держат Фредди. Я не могу вымолвить ни слова. У меня внутри все клокочет. Мой сын! Я увижу его впервые за пять лет. Хотя вряд ли таким представляла наше воссоединение. Полицейский участок находится очень близко к аэропорту Хитроу. Здесь явно есть все, что обычно имеется в подобных местах. Например, камеры. По пути я слышу, как какой-то мужчина клянется, что наркотики в его чемодане не имеют к нему никакого отношения.

Мы регистрируемся.

– Можно мне сейчас увидеть Фредди? – умоляю я.

– Будет лучше, если первым это сделаю я, – решительно говорит Дерек.

Остаемся в коридоре со Стивом. Он приобнимает меня одной рукой. Я прощена или он просто добр? Трудно сказать. Не могу перестать дрожать. Стив приносит мне немного кофе из автомата. Кофе горький, и я не могу его пить.

– С моим братом твой сын в надежных руках, – уверяет меня Стив.

– Надеюсь на это, – тихо отвечаю я.

Мы сидим час или даже больше. Я вся вспотела. Щиплю свою кожу ногтями, поскольку странным образом, боль, кажется, помогает. С ужасом осознаю, что не могу точно вспомнить, как выглядит мой сын. Разумеется, в памяти осталось общее впечатление. Темные вьющиеся волосы. Ростом Фредди выше меня. Но какой формы его нос или глаза? В памяти его образ как смазанная фотография. Как такое возможно? Я же его родила.

Затем появляется Дерек вместе с барристером, которого выбрал для спасения моего сына. Барристер, по-видимому, «обладает сильным словесным хуком слева».

– Есть вероятность, – говорит он, – что Фредди будут судить вместе с Полом Харрисом. Честно говоря, мы столкнулись с проблемой – и это вы. Присяжные могут без благосклонности отнестись к человеку, которого защищала мать. Однако среди жюри присяжных может найтись и кто-то, кто посочувствует вам, потому что сделал бы то же самое для собственных детей. Тем не менее вам разрешили встретиться с сыном на десять минут.

Я пытаюсь усвоить новую информацию, пока иду за офицером вниз по лестнице. Захожу в комнату с надписью «Посетители». В ней привинченная к полу скамья (предположительно, на случай, если кто-нибудь попытается поднять ее и устроить неприятности), мне велят сесть на нее, лицом к плексигласовому экрану. На другой стороне никого нет. Я задерживаю дыхание.

Затем вводят высокого стройного молодого человека, прикованного наручниками к полицейскому.

С минуту мне не удается узнать его. Где же густые черные волосы? Он бритый. Да еще и сильно похудел. Только татуировка «Зигги» на руке говорит, что это действительно мой сын. Та самая надпись, которая, по его словам, была сделана ручкой.

– Мама! – кричит юноша. Я вдыхаю его через экран. Вдыхаю его присутствие. Фредди. Моего сына. – Так рад тебя видеть, – всхлипывает он. – Я скучал по тебе.

– Я тоже. – У меня перехватывает дыхание.

Затем мой сын прижимает ладонь к экрану. Я делаю то же самое. Это самое близкое к тому, чтобы взяться за руки. И вот тогда он рассказывает мне, что именно произошло.