«Шесть дней и двенадцать часов, и я снова увижу Сару-с-солнечной-улыбкой».

«Шесть дней и пять часов».

От фактов – которые всегда были моими друзьями – голова шла кругом.

«Она не в твоем вкусе».

«У вас нет ничего общего».

«Я хочу переспать с ней».

«От ее улыбки я свечусь изнутри».

«Она курит марихуану».

Я со школы был против наркотиков. И с тех же пор поклялся поступать правильно. Этот принцип относился не только к наркотикам, но и к жизни в целом. Я должен был держать себя в руках. Иначе мог бы совершить еще одну ужасную ошибку.

Так и к чему же мне такая женщина, как Сара Винсент?

– Ты втрескался, Уилкинс, – ответил Хьюго, когда я рассказал ему. Он был моим лучшим другом. Или, точнее, единственным другом. Наша дружба началась в восемь лет, когда во всей школе только он не стал дразнить меня из-за глаза. И потом, конечно, было еще кое-что. То, о чем мы никогда не говорили.

Хьюго и Оливия пригласили меня поужинать, но моя младшая крестница еще не спала, а еда была не готова. Это раздражало, поскольку я проголодался. Меня воспитали в убеждении, что пунктуальность – синоним вежливости.

– Зачем ждать? – продолжал он. – Ты знаешь, где она живет. Просто удиви ее букетом цветов.

– Я же сказал, – напомнил я. – В моей записке говорилось, что мы увидимся на следующем занятии.

– Ты можешь передумать, – сказала Оливия, спускаясь по лестнице с малышкой на руках. Я не мог отделаться от мысли, что ребенку давно пора спать.

– Нет, не могу, – ответил я, смущенный тем, что она подслушала наш разговор. – Это в моем ежедневнике.

– Ежедневники можно переписать, Том, – сказали они хором.

Я замечал это за супружескими парами. С той минуты, как они надевают кольца, и разговаривать начинают словно один человек.

«Три дня и два часа».

«Один день и семь часов».

«Восемь часов».

«Один час».

Я принял меры предосторожности, захватив с собой свежевыглаженные джинсы и новый коричневый свитер с высоким воротом, чтобы переодеться в офисе перед уроком рисования. В прошлый раз я оказался там единственным человеком в костюме. Остальные ученики были в неряшливых джинсовых комбинезонах, которые выглядели так, будто их уже давно не стирали. Кажется, это называлось «гранж».

– Ты мило смотришься, – сказала одна из стажерок, входя в лифт, когда я уходил из офиса.

Мило? Мне никогда не нравилось это определение. Оно могло подразумевать прямо противоположное тому, что должно было означать. Подобные слова могут ввести в заблуждение. Об этом мы говорили на прошлом собрании, куда я в обязательном порядке ходил каждую среду.

Направляясь к центру искусств, я считал шаги. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Этому трюку научился еще в школе, когда ожидалось что-то или очень желанное, или страшное.

Я уставился на объявление на двери. Договорился встретиться здесь с Сарой. Но теперь оказалось, что это невозможно. Мысль о том, что не увижу ее, была как удар в живот.

Затем я перечитал объявление. Фраза была решительно непонятной. Означала ли она болезнь других учеников, которая привела к снижению посещаемости? Или самой Саре нездоровится?

Я поговорил с девушкой за стойкой регистрации.

– Тут бродит отвратительный вирус гриппа, – сообщила она. – Сара пришла пораньше, но выглядела ужасно, и ей пришлось уйти. Она вернулась домой.

Обычно я избегал вирусов. Велик шанс подхватить их, если просто проехаться в метро. Но почему-то здравый смысл казался не таким важным, как обычно. Нужно действовать, сказал я себе. Лимоны. Мед.

Я отлично помнил, где живет Сара, – в многоквартирном доме, который прежде был муниципальным. А теперь, как она объяснила во время моего предыдущего визита, квартиры сдавались частным арендаторам. Та, в которой обитала Сара, ей вообще не принадлежала. Квартирой владела подруга, но она отправилась в Индию на курсы йоги. Сара говорила так, будто это совершенно нормально.

Дверь блока была открыта. Не особенно безопасно. Я направился по узкому коридору к квартире. Возле нее стоял велосипед с увитой цветами корзинкой. На стене не оказалось ни дверного молотка, ни даже звонка. Поэтому я воспользовался кулаком.

– Да, – отозвался слабый голос.

Мне так сильно хотелось, чтобы Сара была дома, что я уже ожидал ее не застать. Сердце глухо забилось в груди, когда раздались шаги по голым половицам. Затем дверь открылась. На меня смотрела совсем другая Сара. Распущенные волосы лежали на плечах. Не было ни следа макияжа. Даже красной помады. Было темно, но тем не менее я смог разглядеть мешковатый спортивный костюм черного цвета, джемпер и дешевый кулон на шее.

И все же она по-прежнему была красива.

– Не подходи ко мне, – кашлянула Сара. – Я болею.

То, что я упорно стоял на своем, было признаком моего ненормального состояния.

– Я здесь, так что любые микробы, которые ты переносишь, уже проникли в мой организм.

Она выглядела неуверенной.

– У меня мед и лимон, – торопливо добавил я. – Давай приготовлю тебе питье.

– Ты не сможешь вскипятить чайник. Нет электричества.

– Это ужасно. Ты звонила в энергетическую компанию?

– Они отключили электричество, потому что я не могла заплатить, – сказала она. – И вскипятить воду на плите я тоже не могу, у меня закончились деньги для газового счетчика.

Неудивительно, что в квартире было холодно. Я мог бы, конечно, одолжить ей денег на счетчик, но это не решило бы проблему с электричеством.

– Пойдем со мной, – твердо сказал я, удивив самого себя. – Здесь неподходящее место. Даже небезопасное. Любой может войти в блок.

Она положила руку на дверной косяк, словно пытаясь удержаться на ногах.

– Я недостаточно хорошо себя чувствую, чтобы куда-то идти.

Я научился сначала концентрироваться на практическом аспекте ситуации, а потом уже разбираться с эмоциональным.

– Ты не можешь оставаться тут в холоде, иначе тебе станет хуже. Я возьму такси. Пожалуйста, подожди. Вернусь через минуту.

Я ожидал, она скажет, что не может навязываться и что недостаточно хорошо меня знает, чтобы ехать ко мне. Но вместо этого на ее лице появилось выражение благодарности.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь. – Ты мой рыцарь в сияющих доспехах.

Я удивился, осознав, насколько приятно оказалось услышать эти слова.

Глаза Сары заметно расширились, когда она увидела двухквартирный дом пятидесятых годов с тремя спальнями, аккуратным палисадником и живой изгородью из самшита, которую я подстригал каждое воскресенье. Мне посчастливилось купить у банка изъятое жилье. Риелтор описал Хакни как «перспективный район» и был прав. Стоимость недвижимости уже выросла на семнадцать процентов.

– Он очарователен, – произнесла она.

Очарователен? Никогда не думал о нем в таких терминах.

– Спасибо, – сказал я, передавая водителю точную сумму оплаты, которую подготовил, пока мы ехали. – Я очень им доволен.

Сара снова закашлялась, поэтому я поддержал ее, и мы поднялись по трем ступенькам к входной двери.

Едва войдя в дом, я включил термостат на двадцать три градуса, что было на три градуса выше обычного. Перед нами простирался уложенный черно-белой плиткой пол холла. Когда я только въехал, некоторые плитки были разбиты, но скоро я их заменил. Никогда не любил несовершенство. Еще одна причина, по которой меня так сильно беспокоил мой глаз.

– Ух ты! – Сара осматривалась вокруг в той манере, которую при обычных обстоятельствах я счел бы дерзкой. – Обалденный дворец!

Затем она бросила на меня такой пристальный взгляд, каким я мог бы одарить младшего сотрудника, оценивая его во время полугодовой аттестации.

– Это все твое? Ты не прикалываешься надо мной?

Я был не совсем уверен, как к этому отнестись.

– У меня ипотека.

Мог бы добавить, что смогу выплатить ее за двадцать лет и один месяц, если доходы будут расти сообразно моим прогнозам. Я действительно этим гордился.