– Я сегодня неважно себя чувствую, – сказал сын несколько недель спустя. – Мне обязательно идти в школу?

– Это как-то связано с тестом по математике? – спросил я.

Тесты проводили в школе каждый вторник. Я тратил время, помогая подготовиться к ним. Но у этого ребенка просто не было способностей к вычислениям. В его возрасте я умножал в столбик. Он же с трудом складывал такие простые цифры, как девять и четыре.

– Нет. – Фредди снова посмотрел на меня тем взглядом. Словно я сделал что-то не так. – Мне плохо.

– О боже, – сказала Сара. – Тогда, наверное, тебе лучше остаться дома.

– По-моему, с ним все в порядке. Ты измеряла ему температуру?

Температура оказалась нормальной.

– Лучше перестраховаться, – твердо сказала Сара.

Когда я вечером вернулся с работы, они сидели за обеденным столом и рисовали карандашами.

– Значит, ему лучше? – многозначительно спросил я.

– Твой сын перед тобой, – ответила Сара. – Можешь сам его спросить, знаешь ли.

– Нет нужды проявлять враждебность.

Сара, в свою очередь, интересовалась только сыном, или, по крайней мере, так казалось. Она почти никогда не спрашивала меня о работе. Вместо этого постоянно звучало: «Фредди то, Фредди се».

– Я беспокоюсь, что у него мало друзей в школе, – сказала она. – Его никогда не зовут играть.

– Возможно, на то есть причина.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, возможно, с ними он так же плохо обращается, как и со мной.

– Ой, повзрослей, Том. Знаешь, дело не в одном только тебе.

В конце концов во время одной из наших теннисных встреч я решился довериться Хьюго.

– Добро пожаловать в клуб, – сказал он. – Я все время чувствую, что Оливия и девочки против меня. Так что сдался. Позволяю им делать то, что они хотят. И не вмешиваюсь в ее методы воспитания. На протяжении недели мы живем практически отдельными жизнями. Теперь, возвращаясь с работы, я ужинаю один. Оливия говорит, что не может ждать, поэтому ест с детьми. – Он хлопнул меня по спине. – Не волнуйся. Ты к этому привыкнешь.

– Мне тут предложили попробовать семейную терапию.

– По-моему, это признак поражения.

– Но она говорит, что…

– Она? – Хьюго остановился. – Так тебе это женщина предложила? Ты мне чего-то не договариваешь, Том?

– Разумеется, нет.

– Ты покраснел.

– Это всего лишь женщина с работы. Она просто друг.

– Но у тебя нет друзей-женщин.

– Ты можешь забыть об этом?

– Как ее зовут?

– Вообще-то мне не хочется играть третий сет. Думаю, пойду домой.

Хьюго ухмыльнулся:

– Как тебе будет угодно.

Пусть я и не сделал ничего плохого, Хьюго заставил меня ощутить неловкость. Моя дружба с Хилари была единственной помощью в сложившейся ситуации. У нас состоялось несколько разумных дискуссий о текущих делах. Иногда я упоминал о том, что происходило дома. Но не решался доверить ей прошлое Сары. Это было бы слишком похоже на предательство.

И конечно, по-прежнему оставались мои вечерние встречи по средам.

– Спасибо, Том, – сказал один из членов группы, когда мы расходились. – Вы действительно помогли.

От этого я почувствовал себя лучше. Вот если бы и себе мог так же помочь.

Прошло еще два года. Фредди было уже семь, почти восемь. Стало совершенно ясно, что он предпочитал Сару мне. Иногда я возвращался с работы и заставал их поглощенными книгой или каким-нибудь художественным занятием.

– Поздоровайся с папой, – подсказывала Сара.

Но часто он даже не поднимал взгляд.

– Устал, – поясняла мне жена.

– Это неважно, – отвечал я, поднимаясь наверх, чтобы сменить костюм на вельветовые брюки. Но это было важно. И куда больнее, чем я мог выразить словами. Больше всего я хотел создать семью. Но никто не говорил, как трудно быть хорошим отцом, когда твой ребенок не хочет иметь с тобой ничего общего. Временами я жаждал обнять Сару и сказать: «Я так несчастен». Но не мог этого сделать. Мужчина должен быть сильным. Кроме того, я сам все это заварил, самому и разбираться. Не хватало еще вести себя как мой отец.

Я начал работать усерднее, приходить в офис пораньше и оставаться подольше. Там было намного спокойнее. Никаких истерик Фредди, никаких недовольных слов Сары о том, что я «слишком строг» с сыном. А положив что-то на свой стол, я знал, что оно и на следующий день останется лежать на месте.

Дома эта вещь исчезла бы. Как одна из моих любимых ручек, которую я позже обнаружил в «коробке для творчества» Фредди, с согнутым и перекрученным пером.

– Он пользовался ею для какой-то работы чернилами, которую мы выполняли, – объяснила Сара. – Извини. Я принесу тебе другую.

Сверхурочные в офисе привели к повышению по службе.

– Мы чрезвычайно довольны вами, Том, – сказал босс на ежегодной аттестации. – И в результате хотели бы предложить вам новую должность и прибавку жалованья.

Приятно, когда тебя ценят. Но в то же время я чувствовал себя виноватым, поскольку тратил на это время, которое мог бы провести с семьей.

– Молодец, – сказала Сара, когда я поделился с ней тем же вечером. Мы сидели на разных концах дивана. – Полагаю, это значит, что теперь мы будем видеть тебя еще реже.

– А вам с Фредди не все равно? – не удержался я.

– Конечно нет.

– Что-то не похоже.

– Том, – вздыхая, сказала Сара. Когда она не улыбалась, то выглядела совершенно по-другому. – Я делаю все, что в моих силах, чтобы воспитывать нашего сына в одиночку.

– В одиночку? – переспросил я. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты не видел его четыре дня. И возвращался домой слишком поздно для поцелуя на ночь.

Чувство вины заставило меня защищаться:

– Я работаю ради семьи. Ради нас.

Не стал добавлять, что это лучше, чем сидеть дома с двумя людьми, которых не понимаю.

Тем временем Хилари тоже получила повышение. Иногда я ловил себя на том, что в обеденный перерыв выходил подышать свежим воздухом в парк, где она ела свои сэндвичи. Ей тоже нравились с огурцом и чеддером.

– Итак, – говорила она мне, – что вы по-честному думаете об этой новой идее «широкополосного доступа» в Интернет? Как считаете, заменит он в итоге коммутируемые соединения?

Было так освежающе поговорить с тем, кто, казалось, искренне интересовался мной, а не перескакивал постоянно на разговоры о школе или вшах.

С тех пор как родился Фредди, наша личная жизнь – которая когда-то была неотъемлемой частью нас, – сократилась почти до нуля. Я уже говорил, как мне было трудно… ну, проявлять инициативу. Кроме того, когда я ложился в кровать, Сара часто уже спала. А когда она допоздна рисовала, я выключал свет в спальне, поскольку был измотан. В отличие от жены, мне на следующий день приходилось идти на работу.

Поэтому меня удивило и смутило, когда я заметил, что, находясь рядом с Хилари, представляю иногда, каково это – поцеловать ее. Или даже – с ее разрешения, разумеется, – снять с нее одежду.

А потом в один прекрасный день все изменилось.

– Меня переманивают, – сказала она, осторожно разворачивая салфетку, чтобы расстелить ее на коленях. Это была настоящая льняная салфетка, которую она приносила на работу вместе с аккуратно нарезанными сэндвичами и фляжкой.

– Правда? – отозвался я, жуя роллы с тунцом, которые тем утром приготовила для меня Сара, потому что я опаздывал из-за раннего звонка клиента. – Кто?

Я отложил обед в сторону. От этой новости в желудке появилось ощущение пустоты.

Она назвала фирму. Это был один из наших конкурентов.

Затем Хилари рассказала о вакансии, которую ей предложили.

– Как на ваш взгляд?

– Это может быть хорошим шагом с точки зрения карьеры, – нерешительно произнес я.

– Я тоже так подумала.

Я ждал, что она скажет, что ей будет не хватать моего общества. Но она не сказала.

Я решил не идти на прощальную вечеринку, которую организовали для Хилари. Вместо этого бродил взад и вперед по набережной, глядя на темную воду, освещенную отраженным светом уличных фонарей. Интересно, каково это – сесть на корабль и отправиться в море? «О чем ты думаешь? – одернул я себя. – У тебя моральный долг перед женой и ребенком».