– Тебе никогда не хотелось иметь собственную семью? – поинтересовался он осторожно.

– Не знаю, – мне действительно тяжело было воскресить в памяти свои человеческие мечты и стремления. – При жизни с этим не сложилось, значит, не слишком хотелось. Став бессмертной, я никого и ничего не потеряла, а только обрела. Никогда не сокрушалась из-за отсутствия возможности оставить потомство и не понимаю тех, кто мыслит иначе. Зачем продолжаться в ком-то, если естественная смерть нам никогда не грозит?

– Справедливо. Но совсем одинокой ты никогда не была, ведь так?

– Если бы не Алек, мне было бы гораздо тяжелее и тогда, и сейчас. Без ангельского терпения Даны, я тоже не занималась бы делами клана, а наверняка рыскала бы по улицам, оставляя за собой вереницу обескровленных трупов.

Лицо Роберта приобрело выражение глубокой задумчивости.

– В чём кроется причина твоей ненависти к смертным? – в его голосе слышались едва уловимые ноты сожаления.

– Пф. А за что их так любишь ты?

– Я отношусь с уважением к каждому виду и стараюсь придерживаться минимального вмешательства в жизненный уклад людей.

– По твоей политике это весьма заметно. Я не испытываю к ним никаких чувств, включая ненависть, но действительно считаю, что большинство не заслуживает громкого звания «человек». Эти исчезновения… Почему ты сразу решил, что в этом замешаны наши собратья? Какая им выгода в том, чтобы прикрывать убийства, совершённые самими же смертными? Отвечу на свой вопрос сама: никакой. Не может быть, чтобы к каждой пропаже приложил руку бессмертный, – я медленно, но верно начинала закипать.

Поднявшись на ноги, Роберт нахмурился и принялся ходить из стороны в сторону. Тема явно была для него болезненной.

– Потому что я не верю в альтруизм, если он исходит от Мартина. Его стремление создать альянс небеспочвенно. Должна быть менее очевидная причина, помимо жажды власти, о которой мы пока не ведаем. Всё гораздо запутаннее, чем кажется, Илина.

Теперь на ноги вскочила уже я, уперев руки в бока.

– Правда? А мне казалось, что всё прозрачнее, чем родниковая вода. Спасибо, что предупредил о подвохе!

– Пожалуйста, – ответил он совершенно беззлобно, чем ещё больше разозлил меня.

– Ты ко всему так равнодушен?!

– Нет.

Диалог снова зашёл в тупик, но я не намерена сдаваться, пока не выведу Роберта на эмоции.

– Что тебя так гнетёт, скажи?

– Многое.

– Воистину достойный ответ для недостойного собеседника.

– Илина, – понизил он голос, – яхочу, но не могу всем поделиться. Сейчас неподходящее время для этого.

– Как смешно слышать слово «время» из уст бессмертного. Сколько столетий мне подождать, чтобы удостоиться чести узнать о тебе хоть что-нибудь? Думаю, этот момент не наступит никогда.

– Ты всё понимаешь неверно.

– Верно то, что я совсем не понимаютебя.

В ответ Роберт молча закрыл глаза и сжал переносицу. И это мой характер считают трудным?!

– Меня снедает чувство вины за совершённую ошибку. Я позволил себе лишнее, хотя не имел никакого морального права так поступать. Каюсь пред тобой и прошу прощения.

– Пф. Приятно знать, что наш поцелуй Вы считаете ошибкой, – скрыть досадное разочарование не получилось.

– Этого я не говорил.

– Знаете, нам не стоит идти на съезд вместе. Ваше окружение никогда не примет такую, как я. Возьмите с собой более опытного и презентабельного советника, а я с удовольствием вернусь в Рольштад и поработаю с братцем в резиденции.

– Чужое мнение изменчиво. Верные союзники могут обернуться врагами и наоборот. Ты имеешь полное право злиться, но моей спутницей станешь именно ты, Лина. Это чрезвычайно важно, – голос его был серьёзен, а в глазах застыла мольба.

Смиренно кивнув головой, я понимала, что в очередной раз позволяю использовать себя в тёмную. Дьявол, что этот мужчина делает со мной? В общих чертах я представляла, с кем предстоит встретиться и какой реакции ожидать, но был ещё один вопрос, который не давал покоя.

– Скажи, почему древнейших осталось так мало? Кто-то из них прибудет на съезд?

– Да. Правителю Церпеша восемьсот двадцать три года, и он не собирается отходить от дел, но далеко не каждый следует его примеру. Старость – это не только про морщины, Лина. Наша физическая оболочка остаётся неизменной, а вот моральная составляющая личности вполне подлежит износу. Иногда наступает момент, когда хочется поставить точку, как это сделал Адальберт, – бросив на меня многозначительный взгляд, Роберт продолжил. – Многие погружаются в глубокий сон на длительный срок, изредка пробуждаясь, чтобы ознакомиться с переменами в мире. У всего должна быть своя цель. Когда её нет, становится абсолютно неважным, каким запасом времени ты обладаешь.

Всё то, о чём он говорил, было до боли знакомым, а ведь я даже не достигла трёхсотлетия. Но с появлением цели моё существование действительно заиграло новыми красками. Больше я не намерена отказываться от всего, что даровано, равно как и позволить кому-то насильно отобрать это у меня.

– Кстати о Церпеше. Каковы шансы, что нам удастся заручиться их поддержкой?

– Они есть.

– Звучит воодушевляюще, – размытый ответ мало обнадёживал. – Их язык мне не слишком хорошо знаком. Я подготовлюсь, но ты сможешь переводить, если возникнет необходимость?

– Насчёт этого не беспокойся. Я не отойду от тебя ни на шаг.

Слова Роберта звучали настолько проникновенно, что мне отчаяно хотелось верить в то, что одиночество больше не будет моей верной спутницей. Да, рядом со мной всегда были Алек и Дана, но дружеские или родственные взаимоотношения – это совсем другое.

– Надеюсь. Кажется, нам пора возвращаться. В следующий раз я готова провести время так, как ты пожелаешь, – сама не ожидала, что скажу это, но отступать поздно.

– Правда? – искренне удивился Роберт. – Даже, если я поведу тебя в самый шумный клуб и заставлю кружиться со мной в безумном танце?

Искренняя радость была редкой гостьей на его лице. Брови всегда оставались сдвинутыми, даже в момент улыбки, но сейчас морщины на лбу медленно разгладились. Я же сурово нахмурилась, правда, выглядело это фальшиво, учитывая предательски расползающуюся улыбку. Впервые за много лет я искренне и беззаботно рассмеялась.

– Конечно. Я всё выдержу, – благосклонно ответила я.

Вот только важное окончание фразы: «Ради тебя», – так и осталось неозвученным.

Сутки пролетали незаметно. Новых значительных сведений не поступало, либо мне просто предпочли не сообщать об этом, но могу заверить, что поиски информации в тылах Рольштада велись неустанно. Роберт был угрюм и напряжён, хоть и пытался не демонстрировать негативно окрашенные эмоции в моём присутствии. Львиную долю свободного времени он уделял нашим совместным тренировкам, за что я безмерно благодарна. Прогресс в развитии силы внушения был, правда, весьма спорным. Проникновению в собственный разум мне удавалось препятствовать всё лучше, но мысли Роберта, как и прежде, оставались неприкосновенными. Совокупность всех этих обстоятельств заставляла нервничать ещё больше, ведь сегодня вечером состоится одно из важнейших событий: съезд старейшин. Он пройдёт в одной из немногих исторических достопримечательностей Мондервиля – старинном театре. Высокопоставленным гостям предписано явиться в изысканных нарядах с соблюдением стиля любой из минувших эпох, поэтому мероприятие обещало стать неким экскурсом в беззаботное прошлое.

Серость улиц успешно разбавляли дамы в платьях, богато расшитых всевозможными тесьмой, цветами и рюшами, от которых веяло сентиментальным романтизмом. Их холёные кавалеры во фраках и цилиндрах ярко контрастировали с отребьем в изорванных лохмотьях – таков колорит тех времён, когда нашу троицу можно было назвать полноценными членами общества. Работяги, не выигравшие билет в безбедную жизнь, скитались по ветхим амбарам с прохудившимися крышами в надежде обрести хоть какой-то кров и становились лёгкой добычей. Мы же обосновались в одном из тех самых домов, дорожки к которым были вымощены двухцветной мозаикой из небольших плиток натурального камня7. Когда города начали страдать от разгоревшихся войн между смертными, я попыталась с помощью дара повлиять на мнение масс, дабы уберечь от столкновений хотя бы нашу территорию, но в глобальном плане это не изменило ничего. Тогда меня постигло очередное разочарование, а окружающее пространство постепенно утратило свой привычный облик, заставив снова покинуть место, начинавшее становиться привычным. Наш предпоследний дом был единственным, который располагался в крупном городе. В нём мы прожили девятнадцать полных лет. Основные силы смертных были брошены на реконструкцию, поэтому постройка нашего дома не привлекла лишнего внимания. Вот только новые здания утратили былое величие, а вслед за ними и одежда, и людские нравы. Я всегда ощущала себя чем-то инородным, но стремительно меняющийся мир окончательно отбил желание становиться его частью. Справедливо будет заметить, что Рольштаду удалось сберечь в себе прежние черты. Если бы я обитала в вычурном Мондервиле, переезд в Нивэйс произошёл бы гораздо раньше. Только там, где время застыло в многовековых льдах, похороненных под толстым снежным покровом, я обрела долгожданный покой. В излюбленном месте тех, кто ищет уединения, царило негласное правило: бессмертные уважительно относятся друг к другу и никогда не посягают на личное пространство. Что важнее, там не было лишних вещей и формальностей, которые в своей сущности не имеют никакого значения.