— Нельзя же всю жизнь работать официанткой. Я всегда знала, что однажды опубликую грандиозную сенсацию, и мою газету заметят. Но сперва каждому журналисту приходится копаться в грязи.

***

Вероятно, это было безрассудно и даже рискованно, но журналистский инстинкт пересилил предостережения разума. Юта должна была вернуться туда — на место преступления. Ей всё ещё было страшно и за каждым углом мерещились люди в серой форме. Но она убедила себя в том, что всё позади. Ей удалось сбежать. Убийцы её не видели.

Так или иначе, сейчас важнее другое — выяснить, за что убили мэра, и не связано ли это с тем фактом, что песок добрался почти до верха Стены.

Юта спустилась на минус первый этаж «Глобуса», сердце неровно бухало в груди. Она остановилась, чтобы взять себя в руки, и направилась туда, где всё случилось.

Первым, что насторожило — была абсолютная тишина. Не было слышно ни щелчков журналистских фотокамер, ни сирен скорой, ни переговоров полиции. Подойдя ближе, Юта обнаружила, что место преступления не было оцеплено. Более того, оно выглядело так же, как сегодня утром до происшествия.

Затаив дыхание, Юта приблизилась к месту убийства. На мгновение ей подумалось, что сейчас она увидит мэра, лежащего за машиной на окровавленном бетонном полу.

Но присмотревшись, она поняла, что машина, стоящая на месте 16А — вовсе не чёрный «Монсанта». И мэра, конечно же, здесь больше нет. Сторонний человек ни за что не догадался бы, что несколько часов назад здесь произошло кровавое убийство.

Разглядывая бетонный пол возле места, где стояла машина мэра, Юта не заметила ничего необычного. Не было ни крови, ни каких-либо других следов. Более того, пол в этом месте выглядел так же, как и везде — пыльным и грязным, со следами от ботинок и автомобильных шин. А ведь он тут должен быть идеально чистым, учитывая, что с него только что смывали кровь.

Люди, устроившие это, точно не были обычными убийцами или грабителями. То, с какой точностью и детальностью всё было проработано и выполнено, говорило об их профессионализме. И ещё о том, что здесь сработала целая команда, — три человека за пять часов ни за что не сумели бы спрятать труп, убрать все следы и одновременно подстроить сердечный приступ у мэра дома.

А ещё у Юты из головы не выходил тон убийцы, каким он говорил с мэром. Будто тот был обычным наёмным служащим, которого в случае неудачи или неповиновения можно легко заменить. Кем бы ни были эти люди, несомненно, они обладали огромной властью.

Журналистка сделала пометку в блокноте. Проверить, кому могла быть выгодна смерть мэра Гованса — его оппоненты, преемники, политические соперники. Девушка закрыла блокнот и осмотрелась. Под потолком, на железобетонном перекрытии она заметила видеокамеру. Раз здесь есть камеры, то можно попытаться получить разрешение на просмотр записи. Вдруг она запечатлела убийство?

Закончив внизу, Юта поднялась в офис охраны. Журналистское удостоверение часто открывало перед ней разные двери — особенно если люди не знали издание, в котором она работает.

Охранник согласился прокрутить запись с нескольких камер. Юта стояла за его правым плечом, в то время как мужчина вручную отматывал запись назад. Девушка почувствовала, как, несмотря на работающий кондиционер, у неё вспотели ладони, когда время записи приблизилось к девяти утра — времени убийства. Юта впилась взглядом в экран. Внезапно запись мигнула. Только что машина мэра стояла на месте 16А, и вот её уже нет, а на том же месте стоит совершенно другой автомобиль.

— Что за чёрт? — мужчина выглядел искренне удивленным.

Он снова отмотал запись назад, пристально всматриваясь в экран. На том же месте изображение снова моргнуло.

— Что это? — спросила Юта, холодея, уже догадываясь об ответе.

— Не пойму, в чём дело. — Охранник растерянно повернулся к журналистке. — Полчаса записи пропали. Их просто нет.

***

Таурис висел над горизонтом на северо-востоке. Несмотря на то, что звезда приближалась к своей низшей точке, её лучи продолжали поливать землю белыми, как чистейший свет творения, обжигающими лучами. Корт ощущал их касание к своим рукам там, где они не были скрыты хилтом. Оно было настолько горячим, что почти обжигало, будто поднесённые к самой коже раскалённые угли. Так что мужчине приходилось сдерживать себя от того, чтобы не спрятать руки в широкие рукава накидки.

Но он не делал этого. Корт повернулся на запад, откуда, находясь на полпути между зенитом и горизонтом, на землю проливал горячее золото Аттрим. Он был меньше своего старшего брата и, может, именно поэтому касание его лучей было не столь обжигающим.

Аттрим всегда казался Корту прекрасным — он был смешением блёкло-розового и золотого. И если смотреть на слишком яркий Таурис, не обжигая глаз, было невозможно, то его младший и более скромный брат позволял людям любоваться собой. Особенно в те часы, когда подходил ближе всего к горизонту, что соответствовало примерно тридцати градусам от земли.

Народ называл это время «Часом жатвы». Оно было самым лучшим для того, чтобы выйти наружу из полумрака Утегата. В эти несколько часов Аттрим приобретал насыщенный розовый оттенок. Его свет становился менее интенсивным, в то же время вокруг звезды появлялся золотистый ореол, словно она одевалась в золотую корону.

Корт любил в это время подниматься на плато и любоваться «Младшим Братом». Хотя он мог делать это в любое время дня и ночи, даже когда обе звезды стояли в зените. С некоторых пор Корт ощущал обжигающие лучи солнц и иссушающий жар пустыни не так, как другие люди. Для них это было нечто опасное, убивающее медленной смертью, будто тебя живьём засунули в раскалённую печь. Но Корт чувствовал пылающий жар внутри себя, словно тот был его частью. Частью, которая приносила боль и могла убить, но в то же время давала ощущение жизни и странную силу.

Глаза Корта обратились на восток и застыли на чём-то, едва различимом вдали. Марево поднималось над горизонтом, словно дымка, в том месте, где белёсое небо соприкасалось с выжженной землёй. И всё же сквозь клубящийся поток горячих воздушных масс он мог различить стены города и четыре башни, возвышающиеся над ним, словно невиданные колоссы.

Лиатрас. Вечный Город.

Мужчина поднял глаза вверх, к небу, чтобы посмотреть, как несутся сквозь пространство гигантские оранжевые птицы. Они горели, проходя через атмосферу Нибелии, оставляя за собой дымный след в десятки километров.

— Сегодня их меньше, чем на прошлой неделе, — негромко сказал Корт.

Он по-прежнему смотрел на восток, в сторону Вечного Города.

— Я думаю, метеоритный дождь идёт на убыль. Через несколько дней он закончится, и атлурги успокоятся. Знаешь, как они его называют?

Никто не отозвался, и мужчина так же тихо ответил:

— «Огненные слёзы». Правда, красиво? У народа для всего есть поэтичное название. Поначалу меня это забавляло. Ведь это как-то… по-детски, что ли. Но потом я понял. Атлурги живут не в мире предметов и явлений, не в мире мёртвых, неодушевлённых вещей. Их мир — это их история, их религия. За каждым названием скрывается предание, легенда, верование. Всё для них исполнено скрытым смыслом, и это делает осмысленной их жизнь.

Корт замолчал. Он стоял неподвижно, всматриваясь сощуренными глазами в плачущее огнём небо. Лицо мужчины ничего не выражало, только на крепко сжатых в кулаки руках проступали синие вены.

Круглое пологое плато, на котором Корт находился, было частью небольшой горной системы, поднимающейся из пустыни почти на километр. Горная порода здесь красноватого цвета, твёрдая, но пластичная. Атлурги делают из неё различную домашнюю утварь: миски и ложки, ступы и горшки. Когда удаётся выломать достаточно большой кусок, его пускают на изготовление столешниц и солнечных печей.

Атлурги каждый день поднимаются в горы для добычи камня. Но работают гораздо ниже, в вырубленных в скале штольнях. Плато Корта было почти на самой вершине. Корт нашёл его случайно, когда полдня гонялся по скалам за горным козлом. Плато находилось с противоположной стороны от Утегата и было скрыто от города крутым скальным выступом. С другой стороны оно заканчивалось обрывом, открывая взору захватывающий вид на ровную, как стол, поверхность пустыни.