Храм Запада Фидеос покинул, полный совершенно новых ощущений: Вьетнам и его народ стали ближе, понятнее…

Фидеос отозвался на стук в дверь. А, вот и он.

— Скоро будем с тобой прощаться, дружище. Через шесть часов я навсегда покину Вьетнам. Жаль… но что поделаешь? Ты мне ужасно нужен, у меня полно дел.

С этими словами Фидеос раскрыл чемоданы и принялся укладывать в них вещи, беспорядочно разбросанные по всей комнате, исподволь наблюдая за парнем: чего доброго, он снова попытается незаметно вернуть деньги, как он проделывал уже не раз. Но малый держался будто ни в чем не бывало. Разве что на этот раз, как показалось Фидеосу, он был особенно прилежен и проворен. Заметив, что парень собирается убрать в шкаф чайный сервиз и другие казенные вещи, Фидеос сказал:

— Подожди, я ведь поеду на вокзал только в десятом часу, все это еще понадобится!

Секунду поколебавшись, парень ответил:

— Хорошо. Но только, когда будете уезжать, не забудьте сдать дежурному ключи от номера. А я вернусь в десять часов, тогда и приберу.

— Стало быть, ты не проводишь меня?

— Мне очень жаль, но вечером у меня дела, вернусь поздно и вряд ли вас застану.

Только сейчас Фидеос сообразил, что не одни заботы о его персоне занимали парня. Выражение его лица в этот момент почему-то напомнило Фидеосу лица знакомых ему страстных любителей футбола, вот так же они торопились поскорее разделаться с домашними делами, чтобы не опоздать на стадион. Фидеос понимающе улыбнулся:

— Ну ладно, убирай все сейчас, чтобы уйти пораньше. Я и забыл, что сегодня суббота. Тебе небось надо купить что-нибудь детишкам, да? И жена, наверное, надавала всяких поручений? Ничего, мы с тобой мигом управимся. Я ведь тоже задумал одно дело, но сейчас еще, пожалуй, рановато — и пяти нет!

Когда все было собрано и уложено, парень достал из кармана небольшой сверток:

— Это для вашей жены. Денег, которые вы оставили, как раз хватило.

Фидеос развернул сверток и обрадовался. Это была маленькая шкатулочка для женских украшений. Живопись по лаку. Он много раз просил парня купить такую, но как назло их мгновенно раскупали. Это было как раз то, о чем он мечтал. Как хорошо, что парень не забыл его просьбу. Наверное, раздобыть эту шкатулочку было не так-то просто.

Растроганный Фидеос оторвал взгляд от изящной вещицы. Он был преисполнен благодарности… Но парня уже и след простыл: он быстро сбежал по лестнице и растворился в уличной толпе. И опять Фидеос у него в долгу…

Его охватило горькое чувство сожаления и раскаяния: все его суждения об этом человеке оказались весьма поверхностными. Что и говорить, он подходил к нему с меркой более чем примитивной. Честный, добросовестный, приветливый, этот человек был похож на многих парней из числа гостиничных служащих, с которыми Фидеосу приходилось иметь дело. Но что-то его отличало от всех остальных, и это «что-то» было очень важным, существенным…

Теперь, когда до отъезда оставалось несколько часов, Фидеос удрученно признался себе в том, что совершенно не понимал человека, с которым ежедневно общался в течение месяца. И что еще хуже, своим поведением он не раз обижал его. Какими нелепыми показались ему теперь собственные ухищрения!

Солнце клонилось к закату. Фидеос встрепенулся, вспомнив о деле, которое оставил напоследок. Договорившись с администрацией гостиницы, чтобы багаж доставили на вокзал, и оставив в номере только маленький чемоданчик, Фидеос оделся и вышел на улицу. Этот парень не выходил у него из головы — не хотелось уехать, оставшись в долгу перед ним. Долг совести… Фидеос уже собирался сесть в машину, когда ему на ум пришла неплохая мысль. Он поспешно вернулся в номер, схватил лист бумаги и торопливо написал несколько строк, затем, помедлив секунду-другую, снял с пальца перстень, положил его в конверт и сунул под настольную лампу. Перстень не был безделушкой, золото весило около трех донгканов[50], дорогой камень играл тонко и искусно отшлифованными гранями. Фидеос подумал, что такая вещь ни в какое сравнение не идет с чепуховыми подарками, которые он делал раньше. Может быть, этот перстень поможет парню и он сможет теперь изменить образ жизни, который представлялся Фидеосу весьма примитивным. Но важнее всего было то, что ради этого парня он, Фидеос, не пожалел расстаться со своим обручальным кольцом… Он принял этот перстень из теплых и трепетных рук своей невесты во время венчания в церкви… Он был уверен, что жена поймет и одобрит его поступок. И перед парнем не стыдно. Фидеос все хорошенько продумал: на этот раз парню не удастся вернуть подарок, потому что в десять часов Фидеос будет уже далеко…

Теперь он может со спокойной совестью отправиться в Храм литературы и послушать, как читают стихи. Он давно об этом мечтал. Именно это он оставил напоследок. Он тщательно изучил литературу, которую ему удалось раздобыть, но только сегодня вечером он увидит все собственными глазами…

Шумная улица сразу осталась позади, едва Фидеос ступил за ворота с тремя арками. Он благоговейно поднялся по древним ступеням, охраняемым каменными драконами, которые замерли в угрожающих позах еще со времен императоров Ле[51]. Фидеос был ошеломлен: он внезапно попал в совершенно иной мир, сказочный и таинственный. Кто бы мог подумать, что совсем рядом, за стенами, — шумный город. Поэтические лужайки, уже окропленные вечерней росой, величественные вековые деревья с темно-зелеными кронами, теряющимися в бездонной глубине сумеречного неба, спокойная поверхность пруда под плотным слоем ряски, еле различимые тропинки, усыпанные прелыми листьями, — все это показалось ему миражем, зыбким и эфемерным… Но уже в следующее мгновение Фидеос ощутил реальность всего окружающего: зеленые кроны, сливаясь с тенями надвигающихся сумерек, как бы растворялись в бездне неба, а древние сооружения, порталы с тремя арками, замшелая черепица крыш — все это, напротив, приняло удивительно ясные, четкие очертания. Призрачный и вместе с тем вполне осязаемый мост в давно ушедшие века…

Стараясь ступать осторожно, Фидеос миновал еще несколько ворот с тремя арками, обогнул справа сооружение, не очень высокое, но легкое и строгое, покоящееся на четырех кирпичных колоннах. Прочел надпись: «Беседка изящной словесности». И, обогнув беседку, он замер, пораженный открывшейся его взору удивительной картиной: перед ним была аллея каменных стел с иероглифическими надписями.

Это была широкая аллея, которая казалась еще просторней в свете угасающего дня. С двух сторон поднимались величественные и безмолвные стелы, уходившие своими основаниями в зеленую траву. Фидеос знал, что на них высечены имена прославленных писателей, поэтов, ученых, политических деятелей страны. Он прочитал об этом в книге по истории Вьетнама. И вот сейчас, среди безмолвия Храма литературы, окруженный расплывчатыми тенями летних сумерек, Фидеос никак не мог освободиться от странной тревоги, охватившей его. Ученые-конфуцианцы пяти столетий, писатели и поэты словно ожили и окружили его тесной толпой, такие близкие и реальные и вместе с тем такие далекие, по-своему загадочные, недоступные пониманию… Словно на минуту приоткрылась и тут же захлопнулась дверца в прошлое, в те дни, когда был построен Храм литературы… Тысячу лет назад, после заката древней греческой цивилизации, когда над доброй половиной мира уже нависла мрачная тень длинной средневековой ночи, где-то на краю света, в небольшой стране, люди построили целый ансамбль великолепных дворцов и храмов, куда должны были стекаться самые талантливые, самые образованные люди страны, чтобы рассуждать об изящной словесности. Одни династии сменялись другими, вырастали новые дворцы и храмы, восхищая и изумляя своим величием все новые и новые поколения.

Фидеос обратил внимание на то, что все стелы обращены к колодцу в центре аллеи — небольшому квадрату, выложенному цветным камнем. В зеркальной глади колодца причудливо преломлялся тусклый свет уходящего дня, а где-то в глубине его мерцало отражение грациозной и величественной Беседки изящной словесности.