— Насть, а что ты делаешь завтра вечером?

— А?

Над плечом щёлкнул затвор фотоаппарата.

— Ну вот, хотя бы один удачный кадр! — провозгласил Мишка. — Настюха, ты бы видела своё лицо!

— Придурок!

— Так что вечером-то делаешь? — не унимался Людвиг.

— И ты придурок! И никуда я с тобой не пойду, пока не объяснишь, как ты умудрился.

— Что именно?

— Ну… выжить.

— А ты надеялась на какой-то другой исход?

— Я уже вообще ни на что не надеялась. Ты бы хоть предупреждал, что собираешься…

— Так я и не собирался. Просто услышал, как этот балбес орёт, и сам от неожиданности сорвался.

— Непохоже, — пробормотал Харитонов. Вполголоса. Но Людвиг всё равно услышал.

— Да честное слово! — уверенно соврал он. — Я бы по своей воле в жизни такое не совторил. Ну что я, совсем псих, что ли?

— Иногда — да.

— Сегодня не тот случай. Я просто грохнулся, но удачно — зацепился там под мостом за арматуру. Руку вот ободрал. Но подтянулся, залез на балку и недоросля этого заодно туда же затащил.

— Меня зовут Тимур!

— Тимура, ага. Игоревича. Ну и мы дальше там проползли по перекрытиям. Не так уж и сложно оказалось: монтёры-то ползают, и всякие прочие ремонтники-электрики. Потом уже перед самым берегом всё-таки сорвались… — Мальчишка дёрнул Людвига за предательски сухую штанину, и пришлось быстро исправляться: — Точнее, Тимур сорвался. Но там уже невысоко было, так что ничего, выплыл. А я сразу на землю спрыгнул.

— И вы добрались сюда раньше, чем мы по нормальной дороге? — не унимался Харитонов. Иногда его дотошность начинала всерьёз надоедать.

— Потому что вы пьяные, а я — смелый, ловкий и умелый, — хмыкнул Людвиг.

— И джунгли тебя зовут?

— Предпочитаю хвойные леса средней полосы. Насть, ну как насчёт свидания-то?

— Ну… — Настя задумалась. Точнее, сделала вид, что задумалась. Раскрасневшаяся от эмоций и алкоголя, с растрёпанными волосами, в слегка перекосившемся платье — она была удивительно хорошенькой. Куда симпатичнее, чем в начале выпускного, когда зачем-то пыталась строить из себя куколку. Образ куколки ей не шёл совершенно. — Я и сегодня свободна. Прямо сейчас. И дома никого. Пошли ко мне?

Мишка с Харитоновым многозначительно переглянулись. Невидимый хвост завилял с такой силой, что аж копчик зазудел. Волчий. Человеческое тело зазудело совсем в другом месте, но Людвиг всё же взял себя в руки:

— Извини, сегодня я принадлежу вот этому мокрому юноше. Надо же его домой проводить. Так получилось, что я немножко знаю его родню, и мне не простят, если я сейчас брошу его на произвол судьбы.

Тимур ощутимо напрягся, но промолчал. Домой он совершенно точно не хотел. Те, кто хочет домой, не шляются ночами по тёмным улицам, стройкам, складам и прочим запретным местам, это Людвиг прекрасно знал по себе. Как знал и то, что нельзя сейчас бросать этого балбеса без присмотра. Он, конечно, будет уверять, что всё в порядке и что не нужна ему никакая помощь, но какой дурак вообще поверит в подобный бред?

Вот и Людвиг не верил.

А Тимур, похоже, догадывался, что Людвиг не дурак. Поэтому нервничал, но молчал.

— Завтра, — уверенно сказала Настя. Видимо, поняла, что несчастному подростку она не конкурент. — Ты напиши, как проспишься, хорошо? Чтобы я не волновалась.

— Обязательно, — пообещал Людвиг. — Да ладно, не парься, нормально всё будет. Уже светло. И тебе, наверное, тоже домой пора. Я бы проводил, но…

— Да ничего, я понимаю.

— Хочешь, такси тебе вызову?

— Ой, брось, тут идти десять минут.

— Тогда позвони, как домой доберёшься.

— Ладно.

Мишка с Харитоновым демонстративно смотрели в разные стороны и делали вид, что совершенно не замечают всю эту неловкую романтику: один примеривался фотоаппаратом к рассветному пейзажу, а второй флегматично наблюдал, как с моста спускается остальная толпа выпускников. Тех, которые шли с нормальной скоростью, а не мчались сломя голову, беспокоясь за друга.

— Извините, я не хотел вас пугать, — пробормотал Людвиг.

— Да ерунда. Ты же не специально, — отмахнулся Мишка.

— Угу, — поддакнул Харитонов. — Но больше так не делай! И сходи в травмпункт, попроси прививку от столбняка, а то на твою руку смотреть страшно.

— Страшно — не смотри!

— Я, между прочим, о твоём здоровье забочусь.

— Он сходит, — вклинилась между ними Настя. И обернулась к Людвигу с самой очаровательной улыбкой, какую только можно было вообразить. — Сходишь же, да? А то я тебя туда силой отволоку. И в кожвен заодно, за справкой о здоровье. Всё равно же по пути.

— Ради тебя — что угодно, — проникновенно заверил Людвиг.

Идти он, конечно, никуда не планировал, но пообещать-то можно, от него не убудет.

Настя ответом вполне удовлетворилась и, весело помахав на прощанье, двинулась вперёд по улице. Мишка рванул за ней, на ходу фотографируя сонного нахохлившегося голубя. Харитонов слегка замешкался, повертел в руках бутылку с остатками коньяка и, решившись, протянул её Людвигу:

— Допей.

— Зачем? — не понял тот.

— Потому что тебя трясёт.

— Да нормально всё, отстань.

— Совсем не нормально, Майер. Не хочешь пить — хотя бы иди домой и чаю горячего жахни. И спать ложись.

— Хорошо, мамочка.

— Болван!

В итоге бутылку забрал Тимур. Потому что Людвиг очень некстати обнаружил, что руки у него действительно дрожат. И ноги. И в целом состояние как-то не очень. Адреналин схлынул, оставив на память запоздалое понимание, что могло бы произойти, если бы подобный трюк решил провернуть обычный человек.

— Не надо было меня спасать, — пробормотал Тимур куда-то в собственные колени. — Я бы не разбился. Тут не так уж и высоко.

— А ещё — не так уж и глубоко, поэтому можно убиться о дно. Или шарахнуться об опору моста. Или о воду неудачно головой удариться, потерять сознание и захлебнуться. Или просто так захлебнуться, долго ли…

— Я хорошо плаваю.

— И ползаешь, да. Я понял.

— Да хватит вам огрызаться! Я тут вообще-то извиниться пытаюсь. Лучше действительно выпейте. Может, отпустит. — Мальчишка сунул Людвигу бутылку. Даже крышку заботливо открутил.

Вот у него, кстати, руки не дрожали, хотя холодные были, как лёд.

— Ты сам-то как? Нормально? Замёрз?

— Замёрз немножко. А в остальном — нормально, да. То есть, когда висел — было страшно, и когда мы прыгали… или летели… что мы вообще делали? Вот тогда тоже страшно было. А когда уже в реку грохнулись — нормально. Видно же, что берег близко, плыть недолго. Да и вода тёплая.

— Ясно. — У Людвига почему-то получилось ровно наоборот. Падать, прыгать, висеть на арматурине — стрёмно, конечно, но в целом ничего невыполнимого. Скорее логическая задачка по комбинированию заклинаний, чем повод для паники. Да и бояться за себя он, кажется, так толком и не научился. А вот за других — да. И за этого тощего подростка в том числе.

И только на берегу накатило понимание, что приключение могло закончиться не только внеплановым купанием, но и чем-нибудь похуже.

Сильно хуже.

А если бы отец узнал, что Людвиг ненароком утопил сына Смолянского (или хотя бы присутствовал при утоплении) — было бы вдвойне весело. И даже неважно, кто там ему всё-таки этот Смолянский — партнёр или конкурент.

Коньяк почему-то совсем не казался крепким и пился как вода. Людвиг опустошил бутылку в пару глотков и совершенно не почувствовал ни обещанного облегчения, ни более логичного опьянения. Только ободранная ладонь почему-то начала ныть сильнее, и в голове слегка загудело. Но не настолько, чтобы перестать объективно оценивать реальность.

— Пошли, мерзляк. А то простынешь же, если так и будешь в мокром сидеть.

— Меня не обязательно провожать. Не маленький, сам дойду, — отмахнулся Тимур, но всё же встал. Встал, забрал бутылку, торжественно донёс её до мусорки, выбросил, вернулся и посмотрел на Людвига сверху вниз. — Я бы, скорее, вас проводил. На всякий случай.