— Они даже слушать не будут!

— А ты пробовал?

Тимур наконец-то соизволил поднять голову и уставился на Людвига как на идиота. Будто тот ему посоветовал не с людьми поговорить, а рыбкам в пруду стихи почитать. Хотя, думается, с рыбками ему было бы проще — вряд ли они начали бы смеяться или огрызаться в ответ.

— Научи меня магии, — хрипло произнёс мальчишка.

— Магия не защитит тебя от насмешек. Скорее, наоборот — люди будут интуитивно чувствовать в тебе некоторую чужеродность. Только хуже станет.

— И что мне делать?

— Быть собой. Говорить то, что хочется сказать. Делать то, что хочется делать. Серьёзно, я не знаю другого способа общаться с людьми.

— А что сделал ты? Ты же что-то сделал? Или так и остался изгоем до конца школы?

— Я попросил у ребят помощи.

— Как?

— Словами. На очень ломаном русском и немножко на английском, тыкая пальцем в словарь. Собрал весь класс и попросил, чтобы они научили меня языку. Пообещал в ответ помочь с теми предметами, которые знаю — с математикой там, с тем же английским. Рассказал, что у меня нет друзей, что я города не знаю и гулять не хожу. Про историю с треснувшей дверью и не треснувшим унитазом тоже рассказал. Шрам на лбу показал. Все почему-то захотели его потрогать, особенно девчонки. Он тогда таким здоровенным казался, это сейчас почти не видно. И ребята взяли меня под опеку. Кто-то принёс книжки детские: такие, знаешь, с ударениями и картинками, по которым читать учатся. Мы сидели на переменах и читали вслух. А я им комиксы приносил, которые с собой привёз. На немецком, конечно, но здесь тогда никаких не было, так что мы все вместе картинки разглядывали, а потом я переводил, как мог. Мальчишки меня таскали за собой по каким-то закоулкам и подворотням, а ещё мы с ними с гаражей прыгали, по стройкам ползали. Вот так и подружились.

«А что, так можно было?» — говорили глаза Тимура.

Сам Тимур не говорил ничего, переваривал информацию.

— Вали в душ! — велел Людвиг, поднимаясь.

— А магия? — встрепенулся мальчишка.

— Никакой магии, пока я не посплю и не выпью кофе. А потом подумаю.

Когда они встретились спустя неделю всё на той же набережной, в тёмных волосах Тимура выделялась яркая малиновая прядка. А на скуле красовался синяк — тоже яркий, но чуть менее малиновый. Скорее, жёлто-фиолетовый.

— Это что? — спросил Людвиг, имея в виду всё сразу.

— Ты же говорил, что нужно быть собой и делать то, что хочется. Ну вот я и… Давно мечтал, честно говоря. А что? Тоже скажешь, что так нельзя, что это не по-мужски, что я глупо выгляжу? Да?

Сказать, конечно, хотелось. Или дёрнуть за этот розовый трындец. Или перекрасить его обратно во что-то более натуральное.

Но, с другой стороны, Тимур действительно имеет полное право быть собой. И если ему почему-то нравится…

— Фингал тоже из-за чёлки?

— Не, фингал из-за Динки. Точнее, из-за её красавчика. Ну, того, с которым она тут рассекала везде в последнее время. Я из школы шёл, а они у подъезда ругались. Она вроде как его отшить пыталась, а он к ней лез с поцелуями, а потом вообще руки распускать начал. Я не выдержал и сунулся между ними. А он мне двинул.

— Сильно болит?

— Неа, — мужественно соврал Тимур, осторожно касаясь щеки. — Меня Динка уже подлечила.

— Ты хоть сдачи-то дал?

— Попытался. Ну, то есть я его толкнул, но, кажется, он этого даже не заметил.

— Ясно. — Людвиг со вздохом осмотрел этого героя: плечи узкие, ручки-палочки, джинсики в обтяжку — не парень, а тонконогий оленёнок. Драться с такими ему даже в детстве казалось неспортивным. Хотя под мостом, помнится, Тимур висел довольно долго, значит, цепкий и жилистый. Есть с чем работать. — Так, ладно: магия подождёт, начнём с разминки. Что у тебя там на ногах, кеды? Ладно, сойдёт. Погнали.

— Куда?

— На институтский стадион, там всё равно сейчас нет никого. Пару кругов пробежишь для разогрева, а я пока подумаю над учебной программой. Ну, что уставился? Вперёд и с песней! В здоровом теле — здоровый дух!

— У нас в школе есть девочка, Инга Гаврилова. На год младше меня, — осторожно начала Ксюха.

Людвиг особой заинтересованности не выразил, но шевельнул правым ухом. Продолжай, мол.

Ипостась он сменил внезапно. Точнее, внезапно для Ксюхи. Довёл рассказ до логической точки (предложения становились всё короче, а паузы между ними — всё длиннее), прикрыл глаза, бросил устало: «Надо передохнуть» — и мгновение спустя на полу перед камином лежал уже волк. Сначала просто валялся, потом подобрался поближе к Ксюхе и уложил голову ей на колени.

Голова была тяжёлая, уши — мягкие, глаза — грустные, нос…

Ксюха осторожно потрогала.

Нос был сухой и горячий.

Озвучивать очевидные мысли про температуру Ксюха не стала, просто ласково почесала волка за ухом. Тот не протестовал, прикосновения ему явно нравились.

А вот рассказ про драку за гаражами и непонятный магический ритуал в квартире Тимура ему по душе не пришёлся. Настолько не пришёлся, что на вполне логичное предложение Ксюхи: «Давай попросим, чтобы он тебя тоже вылечил?» Людвиг едва не зарычал. А потом начал объяснять, почему нет.

Правда, в процессе увлёкся ностальгией и так и не дошёл до причин разлада между учителем и учеником. Где-то в глубине души Ксюха была этому даже рада. Ей было легко и уютно с Людвигом — и с мягким, тёплым волком, и с усталым язвительным человеком. Но она совершенно не хотела узнавать его с третьей стороны — с той, которую Тимур ненавидел так сильно, что всерьёз говорил об убийстве.

Тимур и убийство в мыслях увязывались плохо.

Впрочем, Тимур и магия ещё совсем недавно тоже не больно-то увязывались.

Время шло, Людвиг изредка поворачивался, подставляя то затылок, то бок, чтобы Ксюхе было удобнее его чесать, на стене мерно тикали старые ходики с кукушкой. Кукушковыталкивательный механизм в них, правда, давным-давно сломался, и теперь несчастная птица не выскакивала из часов, а всё время торчала наружу, причём вниз головой. Ксюха чувствовала с ней глубокую душевную солидарность.

— Так вот, Инга, — продолжила она. — Фамилия у неё, конечно, распространённая. Но так получилось, что мы её вчера обсуждали с Тимуром Игоревичем. Ингу, а не фамилию. И вот он сказал, что с её родителями лучше не связываться. Мол, так себе люди, особенно папа. И у меня сложилось впечатление, что он его не только по школьной надобности знает. А ты говорил, что после твоего… исчезновения твой отец наверняка попытается завести себе новую… ребёнка. — Вообще-то Ксюха хотела сказать «новую батарейку», но почему-то не получилось. Слишком грубо звучало. Слишком бесчеловечно. — И я подумала, что бывают, конечно, совпадения, и однофамильцы, и вообще, но почему-то мне кажется…

Людвиг вздохнул — тяжело, тягуче — и сменил облик прежде, чем Ксюха успела вытащить руку из густой шерсти. В итоге пальцы оказались под свитером.

Под свитером было жарко. Снаружи, в общем-то, тоже не холодно, но Людвиг всё равно жался ближе к камину. Его знобило.

— Ты таблетки пил? — сурово спросила Ксюха.

— Вчера — пил, сегодня — нет. Всё равно не помогают. Не парься, если в меня загнали ту же дрянь, что и в тебя вчера, то я примерно понял, как она работает. Ещё какое-то время эта штука меня не убьёт.

— Какое именно время? И почему она вообще убивает, если должна просто заставить выполнить приказ?

— У тебя есть право на один вопрос. Выбирай: Инга или подробности про заклинание?

— Учеником своим командуй, — буркнула Ксюха. Хотя выбрать из двух вариантов было легко: про заклинание Людвиг и так сказал всё, что нужно. Оно постепенно убивает носителя, что тут ещё обсуждать-то? Да и зачем обсуждать, если даже думать об этом не хочется? — Так что там с Ингой?

— Я не знал, что её зовут Инга. Вообще не знал о её существовании, не думал даже. И понятия не имел, сколько времени прошло после побега, боялся, что меня ищут и везде караулят. Но всё-таки рискнул выбраться из Дома, есть очень хотелось. В волчьем облике, конечно. Добрался до города, пробежался немного: возле хлебного ларька какая-то бабуся булочкой угостила, на базаре косточку кинули, у колбасного магазина покрутился — сосиску дали. В общем, ничего, жить можно! А потом я наткнулся на след: сначала Тимура, потом этого. Они шли параллельно. Не вместе, просто в одном направлении, по одной дороге. Я тоже пошёл. Не знаю, зачем. Надо было бежать и прятаться, а я по следу, как привязанный… Уже понял к тому моменту, что год другой: запахи новые, баннеры рекламные поменялись, здесь забор починили, там дом снесли. Бежал, разглядывал, пытался хоть одну дату найти… Так увлёкся, что добрался до школы и там угодил в эту долбаную леску. А дальше ты видела.