В реку они рухнули в обнимку, подняв кучу брызг и распугав любопытных мальков. Вода залилась в уши, мучительно захотелось чихнуть или хотя бы фыркнуть. Лапы коснулись дна, всколыхнули песок и водоросли…

А потом Людвиг оттолкнулся, рванулся вверх, вынырнул, проморгался — и понял, что чудеса всё-таки случаются. Берег оказался буквально в нескольких метрах от них, причём не забор, не крутой откос набережной, а аккуратная лесенка.

Мальчишка наконец-то разжал пальцы, откинул с лица налипшую чёлку и вполне уверенно поплыл вперёд. Людвиг последовал за ним, и даже обогнал — всё-таки волки плавают быстрее, да и мокрая одежда им не мешает.

А потом дождался, пока пацан выберется на сушу, и старательно, от души отряхнулся, окатив того водой с ног до головы.

И только после этого перекинулся обратно в человека.

— Ну вот и нафига? — вздохнул мальчишка и закашлялся. Видимо, наглотаться воды всё-таки успел.

— Что «нафига»? Спасать?

— Брызгаться. Вам же без разницы, всё равно после превращения одежда сухая. А я теперь ещё грязнее, чем был.

— Именно поэтому! Спасибо ты мне всё равно не скажешь, а так я хотя бы моральное удовлетворение получил.

— Я скажу. Только… — Он снова закашлялся, вытер ладонью выступившие слёзы, глубоко вдохнул. И осел на ступеньки, кажется, едва удержавшись, чтобы не упасть. — Извините. Спасибо.

Вот так-то лучше! Людвиг встряхнулся снова (без особой нужды, просто по привычке), уселся рядом и наконец-то нормально рассмотрел спасённого.

Мальчишка был в том дурацком возрасте, когда детская мягкость уже растерялась, а взрослая брутальность ещё не наросла и получился тощий угловатый подросток, сверкающий карими восточными глазами из-под тёмной чёлки. Чёлка была густая, длинная, закрывающая пол-лица. И мокрая, конечно.

Капли воды текли по щекам, падали на мокрую футболку и мокрые джинсы, собирались в лужицы на бетонных ступеньках. Зрелище было печальное, почти драматическое. Мальчишку хотелось укутать в плед и сунуть ему в руки чашку с горячим чаем. Всё-таки раннее утро, пусть даже и летнее, — не лучшее время для купания в реке.

А уж для падений в реку — и подавно.

Особенно если бонусом к ним идут магические прыжки, внезапные превращения в волка и кровавые символы на стенах.

— Испугался?

— А вы как думаете?

— Головой. А что, есть другие варианты?

Мальчишка насупился и промолчал.

Наверное, стоило быть с ним помягче (действительно испугался же!), но у Людвига всегда были проблемы с утешением. Да и как вообще утешать того, кто сам виноват?

Сам же под мост залез!

— Ты что там забыл вообще?

— Какая разница?

— Да совсем небольшая, примерно как между евреем и татарином.

— А это здесь при чём? — удивился мальчишка.

— При том, что выглядишь ты как татарин, но заколебал отвечать вопросом на вопрос, как еврей.

— Это дурацкий стереотип, евреи так не делают. По крайней мере, не все. И не всегда.

— Представь себе, я в курсе.

— Тогда зачем глупости говорите?

— Пытался вытрясти из тебя хотя бы одно утвердительное предложение. Кстати, у меня получилось! — Людвиг лизнул ободранную ладонь. Кровь отдавала железом (не то сама по себе, не то после тесного знакомства с арматурой) и подсыхать, кажется, не планировала. И даже перетянуть нечем… — Так ты всё-таки кто?

— Татарин. Немножко. И немножко казах. И немножко русский.

— Забавно в тебе всякого намешалось.

— Кто бы говорил, — сощурился мальчишка. — Вы вообще немец.

— Когда это ты успел разглядеть мои любимые трусы с немецким флагом?

— Да бросьте паясничать. Вы же Майер, верно? Правая рука Гаврилова? Я вас на фотке видел.

Из своих, значит… По крайней мере, сразу стало ясно, почему обошлось без криков «Офигеть, волк!» и «Ааааа, мы летим!». Хотя знакомым мальчишка не выглядел и даже не пах. Да и с «правой рукой», честно говоря, польстил.

Впрочем, без правой руки этот мог бы обойтись, а вот без Людвига — вряд ли. Иногда чувствовать себя незаменимым было приятно, иногда — не очень. Проблем от такого статуса тоже хватало.

— Во-первых, хватит мне выкать. Во-вторых, у меня вообще-то имя есть.

— А имя мне папа не называл.

— А папа у нас кто?

— Игорь Смолянский.

Смолянского Людвиг знал. Ну, как знал… Несколько раз видел, но особого значения ему не придал. Человек как человек, один из длинной череды отцовских коллег, конкурентов, спонсоров и прочих людей разной степени важности и полезности. Что характерно — без единой капли магии в крови.

Собственно, только ради проверки на наличие магии их и знакомили. Потому что какие-то колдуны среди родственников Смолянского вроде как водились, но достоверно никто его возможностей не знал. А Людвиг мог прощупать чужой потенциал дистанционно и аккуратно. И прощупал. И ничего, к отцовской радости, не нашёл.

Ну-ка, а у этого мелкого балбеса?

На дистанционную диагностику требовалось слишком много сил (которые за последние несколько минут заметно подрастратились), поэтому Людвиг по-простому ухватил мальчишку здоровой рукой за затылок, сжал пальцы, сосредоточился.

— Эй, вы чего? — дёрнулся тот.

— Я же просил на «ты». И не психуй, я быстро… О!

«О» прозвучало слегка театрально, но было совершенно искренним. Мальчишка словно весь состоял из магической энергии — чистейшей, ничем не запятнанной. Сила в нём бурлила и искрилась, как горный ручей — подставляй ладони и пей, пока зубы не начнёт ломить от холода. Людвиг едва удержался, чтобы не сделать глоток.

Всё равно не получилось бы (с посторонними такое не прокатывало), но желание попробовать было почти физическим.

— Больно вообще-то, — недовольно пробормотал мальчишка.

— Извини. Не удержался, проверил кое-что. Сила тебе, я так понимаю, не от папы досталась?

— От бабушки. Той, которая по маминой линии. Папа вообще обычный человек в этом плане, да и мама нормальная. Это только мне не повезло.

Людвиг непонимающе сощурился. Обычно все вокруг считали, что не повезло как раз тем, кого силой обделили. Магия была величайшей ценностью, предметом гордости, важным ресурсом, мерилом успешности. И совершенно точно не была обузой.

Но удивиться вслух Людвиг не успел, потому что со спины на него налетел ураган, благоухающий духами и алкоголем.

— Майер, ты идиот!

Настя сжала Людвига в объятьях, даже лицом в него уткнулась, и пробормотала куда-то в шею:

— Я тебя мысленно уже похоронить успела.

— Да ладно ты, ну чего… Нормально же всё… — Первой мыслью было вежливо отстраниться, но потом на смену деликатности пришла дальновидность и Людвиг вспомнил, ради чего вообще полез на перила. Ради таких вот жарко-испуганных объятий и полез! А если сработало, то какая разница, что именно в процессе пошло не так⁈

Он даже почти успел обнять Настю в ответ, но тут подоспели Мишка с Харитоновым, и староста привычным занудством испортил всю романтику:

— У тебя вся рука в крови!

— Не вся, ладонь только.

— Ох… — Настя достала из сумочки чистый носовой платок и уже потянулась им к Людвигу, но остановилась на полпути: — Ребят, у нас коньяк остался?

— А как же! — Харитонов жестом фокусника достал из кармана бутылку, свинтил крышечку и щедро плеснул на ободранное место.

Ощущение было такое, словно руку залили кислотой. Серной. Неразбавленной. Людвиг заскулил и поджал хвост (первое — в реальности, второе — где-то в недрах магического подпространства). Спасённый мальчишка насмешливо фыркнул, за что тут же получил подзатыльник здоровой рукой.

— А это вообще кто? — немедленно поинтересовался Мишка.

— Кстати, да. Ты кто? — переадресовал вопрос Людвиг.

— Тимур.

— Ну вот, знакомьтесь, это Тимур. Остался без команды, поэтому с тоски пошёл прыгать с моста.

— Да не прыгал я! — вскинулся мальчишка. — Просто гулял. А потом свалился.

— Гулял он. По балкам. Под мостом. Ночью. Ай, больно же!

— Терпи! — Настя, убедившись, что рана достаточно проспиртовалась, всё-таки замотала её платком и даже ухитрилась уголки сбоку бантиком завязать. Действовала она грубовато, но с такой нежностью, что невидимый хвост Людвига от восторга мотался из стороны в сторону, как взбесившийся маятник.