— И ты пошла с ним ночью в какой-то бар?!

— Отчего не пойти? — Тэлли глотнула пряного чая. — Даже если б он приставал ко мне — тебе-то что так переживать? Я ж не доктор Сага.

— А он приставал?!

Тэлли несколько секунд молчала, с наслаждением наблюдая, как чернеет не только взглядом, но уже и лицом, Корнет.

— Нет, — наконец сказала она, и Корнет едва заметно облегчённо вздохнул. — Но может, и зря… — Тэлли мечтательно возвела взгляд к потолку.

— Держись от него подальше.

— Командуешь? — Глаза Тэлли возмущённо сверкнули. — Может, тогда укажешь, к кому мне держаться поближе, а? Или так и болтаться неприкаянной, подальше от того да от этого, подальше от всех, м? В одиночестве! — Тэлли поднялась из-за стола, оставив перед Корнетом свой недопитый чай. — Знаешь, Корнет, мне всё это надоело. Давай-ка я сама решу, где, с кем и как мне держаться. А ты не отвлекайся, продолжай таращиться на доктора Сагу, которой до тебя нет и не будет никакого дела!

— Тэлли! — воскликнул Корнет ей вслед, но она, пряча победную ухмылку, не обернулась.

***

Впервые Хидден застал доктора Сталь не за работой. Ему передали, что она просит его зайти, и, когда он вошёл в кабинет, она стояла спиной к дверям, сложив руки на груди, и смотрела в окно. За стеклом ничего нового не происходило — всё та же подсвеченная неоном темнота и клубящийся туман.

— Знаете, Хидден, о чём я жалею больше всего? — не оборачиваясь, спросила Сталь и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Что слишком мало в своей жизни смотрела на небо. И на закат. Я очень люблю закаты! Но всегда находились дела поважнее. А здесь солнца нет. И неба не видно… — Она отошла от окна и села за стол, переплетя пальцы у груди, пригласила Хиддена присесть напротив. — Вы наверняка уже знаете про новые могилы?

— Слышал.

— И про новый дом?

— Да.

— Город распрощается с троими, но на замену возьмёт лишь одного. Значит, остальные двое не так уж ему теперь нужны.

— С троими? Но могилы — две.

Сталь быстро глянула на него поверх очков, и Хидден не успел разобрать, что в этом взгляде: страх, сожаление или злость.

— Уже три. И я полагаю, что одна из них — для меня.

— А ещё одна — для меня?

— Надеюсь, что нет. Думаю, вы Городу ещё нужны. Очень хочу верить, что и Сага — тоже. Хидден… — Сталь сняла очки, положила их рядом на стол. — Могу я попросить вас кое о чём личном?

— Безусловно.

То ли едва заметная тень улыбки тронула уголки её сухих губ, то ли просто показалось.

— А вы даже не шутите сейчас, Хидден. Серьёзны… Я в вас не ошиблась.

— Постараюсь не подвести и впредь.

Сталь вздохнула и прикрыла глаза, сжав кончиками пальцев едва заметную горбинку на тонком носу, словно сосредотачиваясь.

— Берегите её, Хидден, — попросила она, и Хидден удивился, насколько может быть мягок голос этой суровой женщины. — Берегите прежде всего от неё же самой. Вы видите, она себя разрушает. Вы можете её исцелить — это вижу я. Она, конечно, не позволит, но… не сдавайтесь, прошу вас.

Хидден кивнул. Помолчал. Нагнулся к столу и накрыл своей ладонью тонкие пальцы, нервно теребящие дужки снятых очков.

— Я всё сделаю, доктор Стельман, — тихо сказал он.

И почувствовал, как рука Стали дёрнулась под его ладонью.

— Вы знаете? — шёпотом изумилась она, вскинув на Хиддена пронзительный взгляд. — Откуда? Раисмихална?

— Оттуда, где ещё бывают закаты, — вполголоса ответил Хидден.

— Я знала, что вы непросты, но не думала, что настолько… — с уважением произнесла Сталь.

— У нас всё получится. Для кого бы ни были те могилы.

Хидден убрал руку. Сталь нацепила на кончик носа свои узкие очки.

— Что ж, тогда я спокойна, — кивнула она. — Полана знает?

— Да. Но только она.

— Хорошо. Пусть так и останется. Но спасибо, Хидден, что сказали и мне. Теперь мне будет проще…

Она не договорила, но он понял.

— Не прощайтесь, Сталь. Ещё рано. Ещё ничего не известно.

На её губах промелькнула тень нервной улыбки:

— Здесь нужно быть готовым ко всему… В любой момент.

Она поднялась из-за стола, давая понять, что разговор окончен, но у дверей окликнула Хиддена.

— Хидден… Ещё одна просьба. Когда… м-м… В общем, посмотри́те за меня на закат, пожалуйста. Ладно?

Хидден пару мгновений молчал, сжимая дверную ручку, потом покачал головой:

— Я уверен, вы это сделаете сами, доктор Сталь.

Этим вечером Хидден особенно торопился домой. Сегодня — день почты, и за входной дверью на первом этаже его уже поджидает посылка, а в ней, как всегда, заказанное им пиво, на обратной стороне этикетки которого, возможно, он наконец-то найдёт добрые вести.

Хидден так торопился, что даже не стал забирать наверх всю коробку, просто вытащил из неё две бутылки «Чёрного шмеля» и в три прыжка поднялся в квартиру. Аккуратно, чтобы не порвать, отклеил первую этикетку — ничего. Со второй пришлось повозиться дольше — приклеена она оказалась крепче. Но когда Хидден отогнул её край, его сердце сделало кульбит, едва не стукнувшись о кадык. Два слова. Всего два слова хитроумными значками, в которые Хиддену даже не понадобилось вчитываться, чтобы расшифровать. «Посылку приняли».

Хидден сел прямо на пол, откинувшись спиной на холодный металл барной стойки и тяжело дыша, словно после марафона. Всё! Теперь, даже если Город узнает об их диверсии, что бы он ни предпринял, ему уже не отыграться! Хидден перевёл дух, взъерошил волосы. Надо сказать Саге. Немедленно!

Он сунул пивную этикетку в карман и распахнул дверь, едва не сшибив стоящую на пороге Сагу.

— Сага? — опешил он.

— Там три могилы, Хидден, — каким-то не своим, более хриплым и решительным голосом сказала она. — И две из них наверняка наши.

— Даже если так, — усмехнулся он, доставая из кармана послание от госбезопасности, — мы всё равно победим. Варвар справился.

Сага уставилась на шифр на обратной стороне этикетки, не понимая, о чём речь. Её настолько занимала мысль, которая привела её сюда, что Сага не сразу смогла переключиться, поэтому пару секунд просто тупо смотрела на бумажку в руке Хиддена. А потом до неё дошёл смысл его слов. Она зажала рот обеими руками, поймав вскрик радости и облегчения.

— У нас получилось! — шёпотом выдохнул Хидден.

Сага опустила руки, и в её взгляд вернулась тень того странного выражения, с которым она сказала ему про три могилы. Переступив порог, она закрыла дверь и пристально посмотрела на Хиддена.

— Город закончил копать, — сказала она. — И достроил новый дом. Завтра что-то произойдёт… Ты прав, Хидден.

— В том, что мы победим?

Сага едва заметно улыбнулась.

— В том, что у нас есть время. — Она сняла косуху и отбросила её в сторону. — Как минимум — до утра.

Рваное дыхание путалось в пылких поцелуях и глухих стонах; сильные руки и горячие губы прикасались то дразняще-нежно, то обжигающе-требовательно. Головокружительные, исступлённые ласки пьянили осторожной неторопливостью, сменявшейся голодной и несдержанной страстью на грани боли и удовольствия, а потом обратно — вновь неспешными и трепетными касаниями, долгими поцелуями и волнующими покусываниями.

…И уже без сил, они всё равно не могли оторваться друг от друга…

Тяжело дыша, Сага прижалась спиной к груди Хиддена, и он ласково потёрся носом о её шею. Зарывшись в чёрные волосы, вдохнул, насколько хватило лёгких, запах дождя и заброшки, и винного осадка. Он обнял её крепче, целуя татуировку на задней стороне шеи, спрятанную под волосами. До этой ночи он не знал об этом раскидистом вязе. Его левую половину покрывали листья, а справа чернели лишь голые ветви, с которых улетало прочь множество птиц-«галочек». Может, и слева на вязе вовсе не листья?

— Что она означает? — чуть севшим шёпотом спросил Хидден, покусывая Сагу за ухо.