Мелодичный звук лютни или другого похожего музыкального инструмента немного разбавляет общую гнетущую атмосферу. В напольных кованных канделябрах горят свечи, отбрасывая пляшущие тени на стены, увешанные портретами в золотых рамах, на которых изображены мужчины и женщины в средневековых одеждах.

Первая мысль — она попала на ритуальное сборище сатанистов. Вторая — как подобное могло прийти ей в голову даже во сне?

Осмотревшись, Кая замечает в конце зала пять массивных кресел с восседающими на них фигурами, одетыми в богато украшенные алые мантии, полностью покрывающие тела и лица, что не позволяет идентифицировать половую принадлежность.

Она не берется даже гадать, кто эти люди и для каких целей собрались. Ей достаточно того, что исходящая от них энергия опасности считывается вербально, вызывая суеверные страхи, коими Кая никогда не страдала.

В центре расположен белый мраморный алтарь, окруженный тремя зажженными факелами, вставленными в бронзовые столбы.

Сам алтарь накрыт красным бархатом, сверху лежат кинжал с золотой рукоятью, инкрустированная драгоценными камнями золотая чаша и книга в переплете из старинной натуральной кожи.

Справа и слева от пчелки неподвижно замерли люди, облаченные в одинаковые черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами.

Символ Улья — шестиугольник с запечатанной в гексаграмме пчелой и открытым глазом, вышит на каждом одеянии.

Очертания ненавистного знака просматриваются в многочисленных барельефах, потолочной лепнине, на золотых рамах портретов и даже в оконной мозаике.

Кае, становится трудно дышать, когда, опустив взгляд, она видит на себе точно такой же балахон с вышитым золотом логотипом Корпорации. Хотя в стенах готического храма определение «логотип» кажется неуместным. Грудную клетку девушки сдавливает ужас, усиливая кислородное голодание и накатывающую волнами панику.

Подняв руки, Кая сдвигает назад съехавший на глаза капюшон.

— Оставь, — громкий оклик заставляет ее дернуться от неожиданности.

Растерянно оглядевшись по сторонам, она не может определить, кто из неподвижных истуканов в балахонах только что обратился к ней. И это ее дико, до трясучки пугает.

Кошмар становится все реалистичнее, обрастая новыми жуткими подробностями, но чем сильнее девушку одолевает страх, тем громче становится музыка. В нос ударяют запахи благовоний, сознание путается, фокус теряется. Она абсолютно дезориентирована.

— Хочу проснуться… — сдавленно шепчет Кая, чувствуя, что близка к обмороку.

Может, это и к лучшему? Потеря сознания во сне обычно ведет к пробуждению.

— Иди вперед, Диана, — новый приказ разлетается эхом под высоким сводом.

Каждый шаг — настоящая пытка. Не чувствуя собственных ног, скованных узкими туфлями, словно деревянными пыточными колодками, она неуклюже продвигается по устланному роскошным ковром проходу, ведущему прямиком к алтарю.

Остановившись перед ритуальным изваянием, Кая концентрируется на языках пламени, вырывающихся из бронзовых факелов, упустив из внимания, как один из сидящих на троне, поднимается со своего места и уверенно направляется к ней. Она замечает приближение высокой фигуры в красной мантии, только когда он оказывается напротив. Судя по росту и ширине плеч, это мужчина.

Кто он? Что ему нужно?

Сердце с бешеной силой разгоняет по венам кровь, в висках барабанит пульс, заглушая мелодичные звуки. Обогнув алтарь, мужчина протягивает ей открытую ладонь, но Кая намертво прирастает к полу, не в силах шелохнуться.

— Подойди ко мне, — его голос тонет в гуле взорвавшихся в голове гудящих мыслей. Убрав руку за спину, Кая трусливо отступает на шаг назад.

— Нет, — из груди вырывается придушенный крик.

Все звуки резко стихают, слышны только шорохи мантий и потрескивание свечей.

Девушка всеми фибрами ощущает на себе десятки взглядов, пронизывающих, изучающих, пристально следящих за каждой ее эмоцией и жестом.

Она чувствует себя голой и беспомощной. Надежда плавится вместе со стекающим по свечам воском, оставляя пожирающее безысходное отчаянье.

Она в западне, в темнице кошмара.

— Я хочу проснуться, — снова шепчет она с мольбой, вглядываясь в мужской силуэт. — Прошу… Это все, чего я хочу. Проснуться, — веки обжигают соленые слезы, удивляя Каю реальностью ощущений.

— Ты не спишь, Диана, — неизвестный скидывает с головы капюшон, и девушку пробирает крупная лихорадочная дрожь, с губ срывается потрясенный хрип.

«Ты не спишь…не спишь.»

Боже, что происходит? Где она?

— Дэрил… — ошарашено выдыхает Кая, впиваясь взглядом в знакомые черты.

В голове образуется полнейший хаос. Ее поочередно бросает то в жар, то в холод в то время, как он выглядит абсолютно собранным и спокойным.

Алый ему к лицу, проскальзывает нелепая мысль.

— Все идет так, как должно, — от привычной вкрадчивой интонации ей хочется разрыдаться.

О чем он говорит? Что, черт возьми происходит, и куда идет?

— Не бойся. — По его губам расползается чарующая соблазнительная улыбка, разбивающая остатки ее жалкого сопротивления. — Мы должны через это пройти. Вместе, — протянув руку ласково сжимает ее дрожащие пальцы. — Ты же хочешь этого, правда? — склонив голову на бок, он неотрывно смотрит в ее блестящие от слез глаза. — Скажи мне — да, Диана, — непреклонное требование в его голосе заставляет девушку задрожать еще сильнее. — Одно слово, и все закончится. Всего одно слово, и мы уйдем отсюда. Ты согласна?

— Да… — срывающимся шёпотом выдыхает она, утопая в вязкой бездонной глубине лазурных ласковых глаз.

— Я принимаю твой ответ, Диана Демори, а ты прими мой. С этого мгновенья я принадлежу мне так же, как ты принадлежишь мне. Неразрывно и до конца наших дней. Отныне и навсегда. Все, что твое — мое, все, что мое — твое, — пленительно улыбнувшись, Бут соединяет их ладони, позволяя почувствовать проникающее под кожу пульсирующее тепло.

Страх и напряжение уходят, остаётся лишь чистое удовольствие и умиротворяющая тишина, которую хочется слушать вечно.

Прикрыв глаза, Кая представляет себя маленькой лодочкой, долгое время гоняемой штормом по бушующим водам океана и наконец-то прибившейся к родному берегу. Погрузившись в иллюзию, она улавливает тёплый мшистый запах земли и цветущих растений, волосы раздувает свежий бриз, запрокинутое лицо осыпает поцелуями ласковое солнце, слух ласкает пение птиц…

— Прости, но без этого нельзя, — совсем близко рокочет знакомый мужской голос, и она улыбается ему и прощает….

Открыв глаза, Кая хочет сказать это вслух, но от изумления теряет дар речи.

Не дав ей опомниться, Бут берет с алтаря ритуальный кинжал и направив острие на скрепленные ладони резким ударом пронзает их насквозь.

От острой боли у девушки темнеет в глазах, по спине текут ручейки холодного пота. Вырвавшийся из горла женский вопль многократным эхом грохочет под сводами храма.

От испытанного болевого шока Кая боится пошевелиться, не говоря о том, чтобы вырваться и попытаться сбежать.

В голове звенит один единственный вопрос: «Зачем?»

Зачем он это делает?

А затем приходит другой, еще более страшный:

«Что дальше?»

Пока она тонет в агонии мучительной боли, Бут бережно кладет окровавленный кинжал на алтарь и заносит их сцепленные руки над золотой чашей, куда густыми струями стекает перемешавшаяся кровь.

Сознание Каи медленно и неумолимо погружается во тьму по мере того, как ожившие фигуры в черных балахонах начинают обступать их со всех сторон. Образуя постепенно сужающийся в диаметре круг, они неотвратимо приближаются.