Я знаю, как её сиськи ощущаются под моей ладонью. Полные, но не слишком. Достаточно, чтобы ухватиться и заявить права.
Её голубые глаза суровы, когда она оценивает меня. В её взгляде сверкает обвинение. Может, даже немного обиды. Проблеск страха.
Что ты сделал с ней, Скаут?
— Привет, дорогая.
Она заметно расслабляется от моих слов. Свирепая поза, в которой она стояла, исчезает, и она хватается за дверной косяк, словно пытаясь устоять на ногах. Её нос розовеет, а на глаза наворачиваются слезы.
Блять.
Скаут сделал ей больно.
Как мне это объяснить? Она думает, что я — это он. Я должен исправить то, что он с ней сделал. Как-то. Каким-то образом.
— Могу я войти? — спрашиваю я, сохраняя мягкость голоса. — Пожалуйста?
— Мне не следовало подпускать тебя ближе, чем на пятьдесят футов22.
Слеза становится слишком тяжелой для её века и скатывается по щеке. Несмотря на свои слова, она хочет, чтобы я всё исправил. Я вижу это в её взгляде. Протянув руку, чтобы преодолеть расстояние между нами, я прижимаюсь к её щеке и стираю большим пальцем мокрую полосу.
— Мне жаль, — бормочу я.
Это правда. Мне жаль, что мой брат-психопат каким-то образом вцепился в неё своими когтями. Он становится грубым, жестоким и чертовски страшным, когда хочет быть таковым.
Она отступает назад, но не для того, чтобы убежать. Это приглашение. Делла выглядывает из-за угла и высовывает язык. Я возвращаю ей этот жест, а затем предлагаю клетку.
— Возьми Язычницу, — говорю я, убедившись, что она видит движения моих губ. — Я буду в комнате через минуту.
Делла забирает у меня переноску и исчезает. Как только я закрываю за собой дверь, я хватаю Лэндри за руку и тащу её в уборную, расположенную рядом с фойе.
— Я не могу быть здесь с тобой наедине, — шепчет она, но не сопротивляется. — Если папа увидит…
Мы здорово надрали ему задницу. Я сомневаюсь, что он сейчас будет рыскать по дому в поисках своей дочери. Держу пари, что он будет лежать пластом как минимум несколько дней.
Я закрываю за собой дверь и прижимаю её бедрами к столешнице. Она втягивает воздух, а её голубые глаза ищут мои.
— Послушай, — начинаю я, но она прерывает меня.
— Твои глаза цвета карамели.
— А твои — голубые, как небо в жаркий летний день.
Она ухмыляется.
— Это не то, что я имела в виду, красавчик. Я имела в виду, что когда у тебя такие глаза, ты другой. — Её брови хмурятся. — Совсем не такой, как сегодня утром.
— Мне жаль, — повторяю я. — Есть вещи во мне, которые ты не понимаешь. То, о чем я не могу тебе рассказать.
— Ты болен. — Она стучит по моей голове. — Здесь.
Ты, блять, даже не представляешь, дорогая.
— Да. Немного, наверное. Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше? — Я провожу пальцами по её волосам, стараясь быть нежным и заботливым. — Позволь мне поцеловать тебя.
— Не то чтобы у меня был выбор.
— Ты можешь решить прямо сейчас. Со мной. В этот момент. Можно я тебя поцелую?
Её брови хмурятся, когда она напряженно изучает меня.
— Ты сошел с ума.
— Посмотри на меня, дорогая. Сегодня… этого больше не повторится. Ты можешь мне доверять.
— Доверять тебе? — Она издает смешок отвращения. — Нет, Форд, я не могу тебе доверять. Ты так много от меня скрываешь.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, на мгновение закрывая глаза.
— Я знаю, что я — сложный человек, Лэндри. Я очень надеюсь, что однажды ты полностью поймешь… мои слои. А пока поверь, что ты мне очень дорога, и я никогда не сделаю ничего, чтобы намеренно причинить тебе боль. Я искренне сожалею о том, что с тобой произошло. — Я снова открываю глаза и отступаю назад, чтобы она могла увидеть искренность в моем взгляде. — А теперь, пожалуйста, можно я тебя поцелую?.
Она заставляет меня ждать целую вечность, но в конце концов кивает. Я запускаю пальцы в её волосы и тяну до тех пор, пока её рот не приоткрывается, а затем прижимаюсь к ней в поцелуе. Сначала она напрягается, но когда мой язык начинает дразнить её, она превращается в пластилин в моих руках.
Я целую её глубоко, но обязательно добавляю в поцелуй свои извинения. Мягкие движения. Нежные ласки. Сладко шепчу ей что-то всякий раз, когда мы отстраняемся друг от друга, чтобы отдышаться. Я мог бы продолжать целовать её весь день. Интересно, сколько мне понадобится, чтобы исправить то, что сделал с ней Скаут.
— Ты сделал мне больно, — шепчет она, кончиками пальцев нащупывая центр моей груди и надавливая. — Я была напугана.
— Где я сделал тебе больно?
Она хмурится и отворачивается от меня.
— Ты знаешь где.
Рискнув, я просовываю руку между нами, нащупывая тепло между её ног поверх джинсов.
— Здесь?
— Д-да.
— Я могу всё исправить. — Я дергаю за пуговицу, а затем опускаю молнию. — Я поцелую тебя и всё станет лучше.
— Форд, — пробормотала она. — Мы… я… ты…
Я оставляю Лэндри наедине с её бездумным заиканием и опускаюсь на колени. Со всей нежностью, на какую только способен, я спускаю её джинсы и трусики с бедер. От её гладкой, как воск, киски у меня текут слюнки. Я провожу большим пальцем по её щелочке, а затем оттягиваю в сторону одну губу, обнажая розовый бутон. Ухмыляясь, я облизываю маленький бугорок, наслаждаясь тем, как она хнычет в ответ.
Её пальцы путаются в моих волосах, и она задыхается, когда я втягиваю её клитор в рот. Я хочу полностью сорвать с неё джинсы, чтобы раздвинуть бедра. Я изголодался и хочу полакомиться её сладкой на вкус киской. Зарыться лицом в неё, высасывая все соки удовольствия, которые только смогу найти. Всё мое тело ноет от того, что мне хочется провести языком по её тугой дырочке, слизывая боль от нанесенной Скаутом обиды.
Из меня вырывается рычание, громкое и нуждающееся. Я уже собираюсь полностью сорвать с нее одежду, когда она останавливает меня ударом по голове.
— О Боже. Нет. Хватит. Мы не можем делать это здесь. — Её голос повышается на октаву, в нем слышится паника. — Мой папа.
Хотя больше всего на свете мне хотелось бы продолжать в том же духе, я знаю, что она права. Он ублюдок, который бьет свою собственную дочь за гребаный пустяк. Я не могу представить, что он сделает, если узнает, чем мы занимаемся.
— Я очень, очень хочу извиниться перед твоей идеальной киской, — урчу я, проводя носом по её лобку. — Но ты права. То, что я хочу с тобой сделать, займет несколько часов. — Подмигнув ей, я поднимаю взгляд. — Одного оргазма просто недостаточно. Всё или ничего, дорогая.
Её улыбка, хотя она и пытается её скрыть, выглядывает наружу. Может, мне простили грехи моего брата. Я буду заглаживать свою вину перед ней снова и снова, когда у нас будет время и возможность уединиться, это уж точно.
— Я должна пойти проведать отца, — говорит она со слегка разочарованным вздохом. — Увидимся в понедельник.
Она рывком натягивает свою одежду и выскальзывает из ванной, оставляя меня неудовлетворенным и с неистовой эрекцией. Я встаю на ноги, смываю с себя запах её киски, и мне удается охладить кровь, от которой мой член твердеет.
Может быть, мне удалось наладить эту дерьмовую ситуацию.
Я нахожу Деллу в комнате для занятий, она пытается уговорить Язычницу выйти из-под стола. Та шипит на нее, но девочка не слышит. Подойдя к Делле, я играючи хлопаю её по голове.
Она что-то злобно мне показывает, но я не понимаю, что, черт возьми, это значит. Подняв бровь, я указываю на наше привычное место работы.
— Время игр закончилось.
Она качает головой, хмурясь. Я повторяю это снова и жестом показываю на кошку. С понимающим видом она бросает свои попытки и подходит к столу. Усевшись, она медленно что-то мне показывает. Мы не обсуждали тот факт, что я не знаю ASL, но она не глупа. По какой-то причине она мне подыгрывает. Наверное, использует меня ради чертовой кошки.
Мне требуется минута, чтобы расшифровать её слова.
Папу избили.
Изображая невинность, я говорю ей в ответ:
