Он пахнет декадентством²¹. Пьяняще. Как дорогой мокко латте, посыпанный корицей. Его запах какой угодно, только не опасный. Он опьяняет.

— Лэндри. — Он будто спрашивает меня. Но в то же время сам подтверждает это. — Хм.

Гул его голоса вибрирует во мне, заставляя дрожать. На нас устремлено множество глаз. Занятия ещё не начались, но мы стоим перед всеми и устраиваем им шоу. Я не могу говорить с ним перед публикой. Но мысль о том, чтобы остаться наедине с этим мужчиной, ужасает. У меня нет выбора.

— Форд.

Он склоняет голову набок, забава превращает его жесткое выражение лица в нечто более знакомое. Это ловушка, в которую я легко попадаю. Мои мышцы слегка расслабляются.

— Ты боишься меня. — Он апатично произносит это, почти зевая.

Неужели меня настолько легко прочитать?

Выпрямив спину, я бросаю на него жесткий взгляд.

— Мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое.

Потому что я знаю, что ты избил моего отца, и если это дойдет до него, он окончательно выйдет из себя.

— Оставить тебя в покое? — Его глаза сужаются. — Этого не случится, угу.

— То, что ты сделал с моим отцом… — начинаю я и захлопываю рот, когда несколько студентов бросают на нас взгляды.

— Продолжай, — призывает Форд, его голос звучит низко и смертельно опасно. — Я слушаю.

Его насмешки одновременно сбивают с толку и сводят с ума. Мои мысли разбегаются в тысячу разных направлений. Я не понимаю его, особенно сейчас, но это ноющее любопытство говорит, что я хочу его понять. Хотя бы для того, чтобы лучше знать, как вести себя с моим новым противником.

— Мы можем поговорить? — бормочу я, не в силах связать и пары слов. — Наедине?

Темная бровь приподнимается, и он ухмыляется.

— Наедине?

— Я не буду делать это перед всем чертовым классом, — огрызаюсь я, мой страх быстро перерастает в гнев.

Как он посмел ворваться в мою жизнь и всё перевернуть.

Она и так в полном беспорядке. Мне не нужно ещё и его вмешательство.

— Дерзкая. — Он хихикает, мрачно и коварно. — Тогда пойдем в укромное место, колючая принцесса.

Колючая принцесса.

Я предпочитаю Прачка или дорогая, а не это дурацкое прозвище.

Когда я не двигаюсь с места, он наклоняется и берет меня за руку. Она кажется липкой в его большой, сильной руке. Он тянет меня за собой, направляясь к двери.

Марш смерти.

Самоубийство.

И всё же, я не бегу.

Я позволяю ему увести меня подальше от безопасности других людей.

Холод пробирает меня до костей, как только мы выходим из аудитории. Он медленно хромает, ведя меня через ряд коридоров, пока я не понимаю, куда мы идем. Людей становится всё меньше и меньше.

— Ты не пострадал, пока избивал моего отца?

Он останавливается на середине шага, скосив глаза в мою сторону.

— Что я сделал?

— Избил моего отца.

— В одиночку?

Я хмуро смотрю на него, сбитая с толку его словами. Папа только лишь сказал, что на него набросились. Не было никакого упоминания о более, чем одном нападавшем.

Мой отец не совсем слабый мужчина, но Форд молод и силен. Он мог бы с легкостью одолеть моего отца в поединке. В одиночку. Но всё в его выражении лица говорит мне, что нападавших было больше, чем один.

У меня нет времени размышлять об этом, поскольку он затаскивает меня в туалет для инвалидов. Как только дверь закрывается, он защелкивает её на замок.

О Боже.

Я осталась с ним наедине.

Его рука дергается к моему лицу, и я по привычке вздрагиваю. Но вместо того, чтобы ударить, он хватает мою челюсть и наклоняет лицо в разные стороны, словно изучая каждую деталь. Всё, что я могу сделать, это смотреть в ответ, ненавидя то, насколько привлекательным он мне кажется, даже когда ведет себя так.

— Ты совсем на неё не похожа. — Его слова звучат в мой адрес почти зло. — Ничем.

— На к-кого?

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, почти болезненно оттягивая плоть в сторону. Затем он просовывает большой палец между моих губ. Я прикусываю его, потому что не хочу, чтобы он был у меня во рту. Я вообще не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Он шипит от боли и кривит губы.

О Боже.

Я разозлила его.

Теперь назад дороги нет. Я уже здесь, в ловушке его хватки. И поскольку бегства не будет, всё, что остается, — это бороться.

Я кусаю сильнее, чувствуя, как мои зубы вонзаются его плоть. На языке появляется металлический привкус. Я пустила кровь. Хорошо.

— Дерзкая малышка — рычит он. — Так ты хочешь поиграть, да? Давай поиграем.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Скаут



О, она мне нравится.

Я понимаю, почему мои братья так очарованы.

Она — огненное, дьявольское искушение, разодетая так, чтобы выглядеть как ангел. Однако особенность ангелов в том, что их легко перетянуть на темную сторону. Вы просто даете им почувствовать вкус греха или дарите удовольствие. Ломать им крылья — это настоящее удовольствие. Сокрушить их ореол — всё равно что ощутить вкус самих небес.

Добро пожаловать на темную сторону, принцесса.

У меня чертовски болит большой палец, но она же не может его откусить. Ей пришлось бы перегрызть кость, а она, черт возьми, не собака. В конце концов, она отпустит меня. Я заставлю её.

Свободной рукой я сжимаю её грудь поверх футболки. Она вскрикивает от удивления. Её смертельная хватка на моем большом пальце не ослабевает. Чертовски упрямая.

Я сжимаю её ещё раз, грубее, прежде чем отпустить. Она резко вдыхает, всё ещё удерживая во рту большой палец, когда моя другая рука находит пуговицу её джинсов. Без особых усилий я расстегиваю её и спускаю молнию.

— Отпусти, — предупреждаю я, мой голос подобен осколкам стекла, вонзающимся в неё.

Её ответ — укусить сильнее.

Блять.

Я засовываю руку в переднюю часть её джинсов, шелковые трусики — единственная преграда, удерживающая мои пальцы от проникновения в неё. Мне не интересно трахать её пальцами, но у меня есть идея, как заставить её освободить мой большой палец, который всё ещё находится в заложниках между её злобных зубов.

— В среду вечером, когда мы говорили по телефону, ты кончила, как хорошая девочка. Я знаю, что с тех пор ты фантазировала. Об этом моменте. — Я по-волчьи ухмыляюсь ей. — Скажи мне, что я ошибаюсь.

Блять. Может, она и вправду откусит мой чертов палец.

Я провожу средним пальцем по её трусикам, проводя между губами её киски. В ту секунду, когда палец прижимается к клитору, она хнычет. Я выгибаю бровь, наблюдая, как её милое личико приобретает прекрасный оттенок красного.

— Когда ты застонешь и, наконец, отпустишь меня, я засуну свои пальцы куда-нибудь в другое место. Туда, где ты не сможешь причинить мне боль.

Её голубые глаза вспыхивают смесью страха и желания. Грязная маленькая девочка. Она мечется между ненавистью к этому моменту и желанием большего.

— Ты не сможешь меня остановить, — дразню я. — Твои мольбы останутся без внимания.

Каждый её вздох прерывистый. Почти нуждающийся. Я поглаживаю её клитор, наслаждаясь тем, как трепещут её ресницы и как она ослабляет хватку на моем пальце.

— На самом деле, я получу удовольствие от твоей мольбы, — продолжаю я с усмешкой. — Я кончу тебе на лицо, пока ты будешь плакать.

Её глаза закрываются, а ноздри раздуваются. При каждом моем прикосновении к эрогенной зоне её бедра подрагивают. Ей нравятся мои прикосновения. Грязный падший ангел.

Спустись ещё немного, чтобы я мог сломать твои крылья, красавица.

Её губы смыкаются вокруг моего большого пальца, и я почти представляю, как они будут смотреться на моем члене. Её зубы больше не терзают мою кожу, потому что её язык взял на себя эту функцию, облизывая мою плоть в мольбах об оргазме.

Не надо было отпускать, ангел.

Я выдергиваю одну руку из её рта, а другую — из штанов, прежде чем она успевает кончить. От крика удивления и разочарования мой член напрягается. Слишком легко, я мог бы её трахнуть. Она может кричать «нет» сколько угодно, но её мокрая киска будет спорить с ней, не переставая.