Давай, Господь, решим согласно, определив друг другу роль: ты любишь грешников? Прекрасно. А грешниц мне любить позволь. Молодость враждебна постоянству, в марте мы бродяги и коты; ветер наших странствий по пространству девкам надувает животы. Не почитая за разврат, всегда готов наш непоседа, возделав собственный свой сад, слегка помочь в саду соседа. Мы в ранней младости усердны от сказок, веющих с подушек, и в смутном чаянье царевны перебираем тьму лягушек. Назад оглянешься — досада берет за прошлые года, что не со всех деревьев сада поел запретного плода. От акта близости захватывает дух сильнее, чем от шиллеровских двух. Готов я без утайки и кокетства признаться даже Страшному суду, что баб любил с мальчишества до детства, в которое по старости впаду. Я в молодости книгам посвящал интимные досуги жизни личной и часто с упоеньем посещал одной библиотеки дом публичный. Когда тепло, и тьма, и море, и под рукой крутая талия, то с неизбежностью и вскоре должно случиться и так далее. Как давит стариковская перина и душит стариковская фуфайка в часы, когда танцует балерина и ножку бьет о ножку, негодяйка. Случайно встретившись в аду с отпетой шлюхой, мной воспетой, вернусь я на сковороду уже, возможно, с сигаретой. Глава 9 ДАВНО ПОРА, ЕБЕНА МАТЬ, УМОМ РОССИЮ ПОНИМАТЬ! Я государство вижу статуей: мужчина в бронзе, полный властности, под фиговым листочком спрятан огромный орган безопасности. Растет лосось в саду на грядке, потек вином заглохший пруд; в российской жизни все в порядке; два педераста дочку ждут. На наш барак пошли столбы свободы, равенства и братства; все, что сработали рабы, всегда работает на рабство. Не тиражируй, друг мой, слухов, компрометирующих власть; ведь у недремлющего уха внизу не хер висит, а пасть. Открыв сомкнуты негой взоры, Россия вышла в неглиже навстречу утренней Авроры, готовой к выстрелу уже. День Конституции напомнил мне усопшей бабушки портрет: портрет висит в парадной комнате, а бабушки давно уж нет. Россия — странный садовод и всю планету поражает, верша свой цикл наоборот: сперва растит, потом сажает. Всю жизнь философ похотливо стремился истине вдогон; штаны марксизма снять не в силах — чего хотел от бабы он? Смешно, когда толкует эрудит о тяге нашей к дружбе и доверию; всегда в России кто-нибудь сидит: одни — за дух, другие — за материю. Плодит начальников держава, не оставляя чистых мест; где раньше лошадь вольно ржала, теперь начальник водку ест. Ошалев от передряг, спотыкаясь, как калеки, мы вернули бы варяг, но они сбежали в греки. Моей бы ангельской державушке — два чистых ангельских крыла; но если был бы хуй у бабушки, она бы дедушкой была. Российская лихая птица-тройка со всех концов земли сейчас видна, и кони бьют копытами так бойко, что кажется, что движется она. Моя империя опаслива: при всей своей державной поступи она привлечь была бы счастлива к доносной службе наши простыни. Глава 10
КАК СОЛОМОН О РОЗЕ Под грудой книг и словарей грызя премудрости гранит, вдруг забываешь, что еврей: но в дверь действительность звонит. Никто, на зависть прочим нациям, берущим силой и железом. не склонен к тонким операциям как те, кто тщательно обрезан. Люблю листки календарей, где знаменитых жизней даты: то здесь, то там живал еврей, случайно выживший когда-то. |
