Кое-что из происходящего никак не укладывалось у меня в голове, но мне пока не удавалось сформулировать вопросы. Откровенно говоря, хоть я немало повидала на своём веку и немало натворила, эта история грозила вот-вот свести меня с ума. И чего мне по-настоящему хотелось, так это бежать отсюда прочь, найти хорошее бейсбольное поле и сыграть пару-тройку подач, используя этого жуткого психопата вместо мячика.

Но я взяла себя в руки. Мне уже приходилось брать интервью у извращенцев, ведь публика всегда хочет знать о них побольше. И я задала следующий вопрос… Как бы мне хотелось потом взять его обратно и никогда не слышать ответа!

— Вот чего я никак не могу представить… или я совсем тупая… — медленно произнесла я, — под каким таким соусом вы намерены подать новость? Каким образом церковь рассчитывает выйти сухой из воды? Не убить его, как я понимаю, вы не могли. Негоже было живому святому бесконтрольно разгуливать повсюду, пукать и рыгать, как простому смертному. Сильвио должен был это понимать. Только подумайте, как неловко почувствовали бы себя христиане, если бы Иисус вернулся — им пришлось бы поскорее снова распять его, пока он не опрокинул слишком много тележек с яблоками…[53].

Я замолчала, потому что Перцер разулыбался, и улыбка мне не понравилась. Лишь на мгновение он отвёл мечтательный взгляд от экрана и посмотрел мне в глаза. Но мне показалось, что в его зрачках шевелятся черви.

— О, Хилди, — произнёс он, скорее опечаленный, нежели рассерженный.

— Не смей говорить мне "о, Хилди", ты, портативный х…сос! Я вышибу тебя из этого ящика и воткну в кучу дерьма! Я…

Бренда накрыла мою руку ладонью, и я опомнилась.

— Вас упекут за решётку на пятьсот лет, — бросила я Перцеру.

— Это нисколько бы меня не испугало, — откликнулся он, по-прежнему улыбаясь. — Но этого не случится. Разумеется, я отбуду какой-то срок. Но, полагаю, всего года три, может быть, пять.

— За убийство? За сговор с целью убить Сильвио? Я хочу знать имя вашего адвоката.

— Они не смогут доказать убийство, — парировала улыбающаяся голова. О, как я уже устала от этой улыбки…

— Что даёт вам основания так утверждать?

Я снова почувствовала, как Бренда коснулась моей руки. Она произнесла с видом человека, старающегося подсластить пилюлю:

— Сильвио сам был замешан в этом, Хилди.

— Ну конечно, был, — подхватил Великий Восторженный Вонючий Зад Бабуина. — И если бы, Хилди, я был мстительным, то позволил бы вам напечатать первую версию. Я почти сожалею, что не сделал этого. Теперь уже мне никогда не взглянуть с прежним наслаждением на Дэвида и Эверетт… ладно, не важно. Я говорю вам в знак доверия, в ознаменование и в подтверждение того, что мы сможем снова сотрудничать, невзирая на ваши вероломные преступления: да, именно Сильвио предложил всю эту затею. Он сам помогал брать интервью у стрелка. Именно это вы напишете в сегодняшнем дневном выпуске. И именно это мы всегда хотели обнародовать, но на две недели позже.

— Я вам не верю, — пролепетала я, веря каждому слову.

— Это меня мало волнует.

— Но почему? — вырвалось у меня.

— Надо думать, вы имеете в виду — почему он хотел умереть. Потому что он исписался, Хилди. За четыре года он не смог создать ни одной мелодии. Для Сильвио это было хуже смерти.

— Но его лучшие вещи…

— Появились как раз когда он пришёл к нам. Я не знаю, был ли он когда-либо истинно верующим… чёрт побери, я и сам себя не могу с уверенностью назвать истинно верующим. Потому мы и зовёмся веротерпимой церковью. Если у вас иное представление о божественности Тори-сана, мы не отлучаем вас — мы предоставляем вам эфирное время и позволяем обсудить ваши взгляды с единомышленниками. У нас нет сект, как в других церквах, и мы не пытаем еретиков. Да и еретиков-то нет! Мы не доктринёры. Когда люди хотят поспорить о богословских вопросах, у нас в церкви поговаривают: это достаточно близко к музыке сфер.

— Напой хоть несколько тактов, а я посмотрю, смогу ли подхватить, — задумчиво изрекла я.

— Именно так! Мы не скрываем, что главное, чего мы хотим от наших прихожан, — это чтобы они покупали наши записи. Взамен мы даём им шанс близкого общения со знаменитостями. Но больше всего поразило отцов-основателей П.В.Ц.С.З. то, как много людей всерьёз верит в святость известных личностей. В этом даже есть некий смысл, стоит только призадуматься. Мы не проповедуем рай небесный. Рай вот он, прямо здесь на Луне, если вы обретёте достаточную популярность. В представлении вашего соседа, среднестатистического звезданутого ничтожества, стать знаменитым в тысячу раз лучше, чем попасть в какой-то там воображаемый рай.

Было очевидно, что он кое во что верил, даже если это "кое-что" и не было возвращением короля рок-н-ролла. Он верил во власть пиара. Так я обнаружила в себе нечто общее с ним и отнюдь не обрадовалась этому открытию.

— Итак, вы собираетесь повернуть сюжет следующим образом: Сильвио пришёл к вам за помощью и получил её.

— Три года мы писали всю его музыку. Вы же знаете, он привлекает многих молодых артистов. Мы отобрали трёх лучших, они уселись и принялись стряпать "музыку Сильвио". Получилось довольно-таки хорошо. Даже не отличишь.

Я обратилась мыслями к мелодиям, которые так любила, к новым вещам, которые считала порождением гения Сильвио. Музыка была по-прежнему хороша — этого я у неё отнять не могла. Но что-то ушло из моей души.

А перед Брендой открылся совершенно новый мир, и она пребывала в таком же восхищении, с каким трёхлетний малыш, сидя на маминых коленях, слушает сказки о Бабе Яге да сером волке.

— Это тоже войдёт в статью? — спросила она. — То, как вы писали музыку за него?

— А иначе никак. Поначалу я был против, но мне доказали, что от этого все только выиграют. Я беспокоился, как бы не запятнать образ Гигазвезды. Но при грамотном продвижении он начнёт вызывать неподдельную симпатию, и его культ только окрепнет. Никто не отнимает у него старые хиты, которые он писал полностью сам. А церковь тоже ничем себя не пятнает, поскольку мы испробовали всё возможное, но всё-таки вынуждены были уступить его требованию позволить ему принести себя в жертву — ведь это его право. Конечно, мы пошли при этом на нарушение некоторых законов и ожидаем некоего наказания — но при правильном обращении это тоже может вызвать симпатию и сочувствие. Он так просил нас! Не волнуйтесь, мы запасли целые тонны документальных свидетельств, видеозаписей того, как он умолял нас идти до конца. Я прикажу переслать всё это в ваш офис, как только будут улажены все детали сделки. О да, и плюс ко всему хорошему теперь музыканты, работавшие под именем Сильвио, могут выйти из его тени, выстрелить как из пушки своими настоящими именами и приблизиться к статусу Гигазвезды.

— Да уж, слово "выстрелить" здесь как нельзя более уместно, — заметила я.

Оглядываясь на первую часть интервью, я теперь нахожу его почти комичным. Вот она я, уверенная, что сумела всё разгадать, спрашиваю, кто замыслил убийство Сильвио. И вот он Верховный Перцер, уверенный, что мне уже известна вся подоплёка истории, думает, будто я спрашиваю, кто подсказал Сильвио, что после смерти он сможет стать перцеровской Гигазвездой. Потому что Сильвио не пришёл к перцерам с уже готовой идеей самоубийства. Он предлагал другое — избрать его при жизни в Гигазвёзды, поставить в один ряд с великой четвёркой. Но ему объяснили, что рассматриваются только кандидатуры мертвецов, и он сделал логичный вывод. Поначалу совет был против его плана. Это Сильвио придумал, каким образом повернуть события, чтобы церковь выглядела благодетельницей. И он действительно планировал самоубийство. Если Верховный Перцер и отправится в тюрьму, то, как он и говорил, всего лишь за серию гражданских правонарушений, заговор, лживую рекламу, намеренный обман и тому подобное. Какого наказания удостоится настоящий убийца, когда его найдут, я понятия не имею.