Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— И он тоже, разумеется, часть тебя.

— Все компьютеры на Луне, за исключением счетных машин и твоих пальцев, являются частью меня. А при необходимости я могу использовать и твои пальцы.

— Как ты мне только что продемонстрировал.

— Да. Так вот, машина… или я, если тебе угодно… постоянно прослушивает ферму через сеть разбросанных по ней принимающих устройств, точно так же, как я постоянно прислушиваюсь к твоим обращениям ко мне, в каком бы месте Луны ты ни находился. И все это происходит на уровне, который ты можешь считать моим подсознанием. Я никогда не осмысливаю, как работает твое тело, пока ко мне не поступит сигнал тревоги или ты не вызовешь меня на связь.

— Выходит, в теле каждого бронтозавра Калли есть такая же сеть машин, как и в моем собственном теле.

— В некотором смысле, да. Нейронные структуры этих сетей развиты на порядок ниже, чем структуры в твоем мозгу, точно так же, как твой органический мозг намного превосходит по своим способностям мозг динозавра. В мозгу динозавров я не запускаю никаких программ-паразитов, если ты это имеешь в виду.

Не думаю, что я имел в виду именно это, но у меня не было твердой уверенности, поскольку я и сам толком не понял, зачем спросил первым делом именно об этом. Однако я умолчал о своих сомнениях, и ГК продолжил:

— Технология переговоров настолько близка к телепатической передаче мысли, насколько возможно. Представители профсоюза настраиваются на меня, а я настраиваюсь на динозавров. Посредник задает вопрос: "Что вы, приятели, думаете насчет заготовки/убийства ста двадцати из вас в этом году?" Я перевожу вопрос в понятие хищника и демонстрирую картинку приближающегося тираннозавра. И получаю испуганный ответ: "Простите, но лучше не надо, спасибо за заботу". Я передаю его профсоюзному деятелю, и тот сообщает Калли, что цифра недопустимо высока. Представитель профсоюза предлагает другое число, в сегодняшних переговорах — шестьдесят. Калли не может с этим согласиться. Она разорится, и некому будет кормить скот. Для динозавров я обращаю эту мысль в понятия голода, жажды, болезней. Это им тоже не нравится. Калли предлагает отнять от стада сто десять голов. Я показываю картинку тираннозавра поменьше, с его приближением части животных удается спастись. Ответная реакция бронтозавров — страх и бегство — уже не так сильны, и их я могу перевести как: "Нууу, для блага всего стада мы могли бы согласиться с потерей семидесяти из нас, ради того, чтобы остальные могли жиреть". Я передаю это предложение Калли, она заявляет в ответ, что землисты обирают ее до нитки, и так далее, тому подобное.

— Мне вся эта затея кажется совершенно бесполезной, — ответил я, лишь вполуха прислушиваясь к словам ГК. Я был заворожен видением меня самого — тем, как я живу внутри машины, пронизывающей всю планету, машины, в которую превратился наш ГК — и тем, как он, в свою очередь, живет внутри меня. Мне показалось забавным, что ничего из того, чему я научился с тех пор, как попал на остров Скарпа, не было для меня абсолютно новым и неизведанным. Разумеется, мне открылись неожиданные возможности, но по зрелом размышлении над ними я понял, что все они были встроены в технологию Прямого Интерфейса. У меня уже была нужная информация, просто в недостаточном количестве. Я почти не задумывался об этих возможностях, точно так же, как не задумывался о собственном дыхании, и еще меньше подозревал о последствиях, большая часть которых пришлась мне не по вкусу. Внезапно я осознал, что ГК снова обращается ко мне:

— Не вижу причины, по которой ты мог бы заявить подобное. Разве что дело может быть в том, что я знаю, какой моральной позиции ты придерживаешься относительно животноводства как такового, но это твое право.

— Нет, вне всякой зависимости от животноводческих вопросов я мог бы сказать тебе, чем закончатся эти ваши переговоры, основываясь всего лишь на исходном предложении. Дэвид предлагает шестьдесят, верно?

— После вступительной речи о том, стоит ли вообще убивать хоть одно из этих животных, и своего официального заявления, что все…

— "…твари имеют право умереть естественной смертью и прожить жизнь, свободную от хищничества человека, самого прожорливого и безжалостного из хищников", да-да, я уже слышал эту речь, и Дэвид с Калли оба знают, что это не более чем формальность, то же самое, что пропеть планетарный гимн. Когда они перешли к делу, Дэвид сказал о шестидесяти. Бог мой, сегодня он явно очень зол на кого-то, шестьдесят — это смешно. Как бы то ни было, услышав о шестидесяти, Калли предложила сто двадцать, потому что знает, что ей необходимо забить в этом году девяносто динозавров, чтобы получить сносную прибыль. И когда Дэвид услышал ее предложение, он тотчас понял, что в конце концов они договорятся о девяноста. Так скажи мне: зачем терять время на совет с динозаврами? Кому есть дело до того, что они думают?

ГК промолчал, и я рассмеялся:

— Скажи мне начистоту. Ты создаешь картинки плотоядных и внушаешь чувство голода. Полагаю, когда боязнь одних уравновешивает страх перед другим, когда этих бедных тупых зверюг одинаково пугают обе жуткие альтернативы — по твоим словам, дай-ка припомню… именно тогда и подписывается контракт, верно? Так какая же цифра, по твоим догадкам, окажется в точке равновесия?

— Девяносто туш, — изрек ГК.

— Дело закрыто.

— Ты изложил свою точку зрения. Но на самом деле я еще и передаю чувства животных их представителям-людям. Они чувствуют страх и по нему могут судить так же хорошо, как я, когда равновесие достигнуто.

— Говори, что хочешь. А я все равно убежден, что этот рогатый тип мог бы, не вылезая из теплой постельки, подписать контракт на девяносто убийств и сэкономить уйму сил. Этому вилорого-головому следовало бы подыскать себе какое-нибудь полезное занятие. Возможно, поработать садовником в прическе Дэвида.

— Этот человек с рогами, — спокойно ответил ГК, — на самом деле страдает слабоумием, и я бессилен излечить его болезнь. Он не может ни читать, ни писать, он не подходит ни для одной нормальной работы. А нам всем, Хилди, нужно чем-нибудь заниматься в этом мире. Без труда, приносящего удовлетворение, жизнь может показаться бессмысленной.

Его слова заставили меня замолчать и призадуматься. Мне ли не знать, какой бессмысленной может казаться жизнь…

— А животных он и вправду очень любит, — добавил ГК. — Ему больно думать, что хоть одно из них умрет. Я не должен был ничего этого говорить тебе, поскольку мне запрещается рассуждать о плохих или хороших качествах граждан-людей. Но, ввиду наших недавних взаимоотношений, я подумал… — он сознательно не договорил.

Достаточно было и того, что уже сказано.

— А как насчет смерти? — спросил я. — Ты упомянул голод и картинку хищника. Думаю, ты получил бы более острую реакцию, если бы заставил динозавров мысленно увидеть, как они умрут на самом деле.

— Гораздо более острую, чем тебе бы хотелось. Хищники и голод подразумевают смерть, но внушают меньше страха, чем настоящая смерть. Эти переговоры — крайне щекотливое дело. Я неоднократно пытался уговорить Калли проводить их в офисе. Но она говорит, что, раз "салатоголовый" не боится совещаться посреди стада, то ей и подавно не страшно. Нет, образ смерти — это как ядерное оружие в отношениях между хищником и жертвой. Обычно о нем вспоминают в преддверии попытки развала профсоюза или объявления бойкота.

— Или перед чем-нибудь еще более серьезным.

— Я так полагаю. Разумеется, доказательств у меня нет.

Я задумался, так ли это. Возможно, ГК был со мной искренен, когда говорил, что подглядывает за частной жизнью людей — или заглядывает в их умы — только при таких необычных обстоятельствах, в которых оказался я. Само собой, я больше не сомневался, что он с легкостью мог бы узнать о любой противозаконной деятельности, такой, как саботаж или избиение, подстроенное с помощью банды наемных головорезов — последних освященных веками средств борьбы трудящихся и управленцев, которые в наши дни сделались даже более модными, чем раньше, особенно у радикальных группировок наподобие землистов, которые, по большому счету, не могли призвать "членов" своей партии к забастовке. Что может сделать динозавр? Отказаться от еды? ГК наверняка мог заглянуть в места, где собираются бомбы, или, если сочтет нужным, предугадать намерения террориста, сняв показания со своих вездесущих межклеточных машин. Каждый год представители правопорядка призывали как раз к тому, чтобы доверить ему подобные полномочия. В конце концов, ГК и так служит нам очень добрым пастырем, не правда ли? Кому и когда он причинил зло, кроме тех, кто заслуживал наказания? Мы могли бы за одну ночь покончить с преступностью, если бы только сняли с ГК сковывающие его ограничения.

38
{"b":"839294","o":1}