Я по-прежнему издаю газету и преподаю в школе. А ещё я новый мэр Нью-Остина. Я не баллотировалась, но и не стала снимать свою кандидатуру, когда её выдвинула инициативная группа горожан. Колонка "Ядозуб" осталась такой же язвительной, как и до моего избрания. Возможно, в этом и есть конфликт интересов, но никому до него особо нет дела. Если оппозиции что-то не понравится, пусть учредят собственную газету.
Раз в неделю я веду гостевую колонку в "Ежедневных Сливках". Думаю, таким способом Уолтер пытается переманить меня обратно. Но вряд ли у него это выйдет, думаю, та часть моей жизни завершилась бесповоротно. Впрочем, как знать… Раньше я считала, что и мэром стать меня никогда не уговорят.
Я виделась с Уолтером не далее, чем на прошлой неделе, на открытии бара "Слепая свинья" после ремонта. Он был полностью уничтожен пожаром во время Сбоя, и одно время Глубокая Глотка угрожал оставить его в руинах. Но потом уступил давлению общественности и закатил шумную вечеринку в честь возрождения бара. Собралось большинство представителей четвёртой власти Кинг-сити, и те, кто уже не приехал вдрызг пьяным, вскоре тоже нализались.
Мы предавались всем тем же забавам, которые обычно начинаются, когда журналисты собираются вместе: пили, перемывали косточки отсутствующим коллегам, пересказывали скандальные истории "не для печати" о знаменитостях и политиках, снова пили, намекали на статьи, которыми вот-вот разразимся и о которых на самом деле даже понятия не имели, вновь и вновь обсуждали старые драки и раскрывали новые заговоры в высших кругах, опять пили, блевали и пили ещё больше. Кому-то набили физиономию, кто-то остудил свой темперамент, было сыграно множество партий в покер. Новая "Слепая свинья" была неплоха, но старый друг всегда лучше новых двух, а посему хозяин выслушал немало жалоб. Как по мне, через пятьдесят лет замывания кровавых луж, подтирания разлитых напитков, выметания осколков кальянов и прочей посуды новое место станет не хуже старого и скорее всего никто, кроме совсем дряхлых стариков, даже не вспомнит, что бар когда-то горел.
В какой-то момент я обнаружила, что сижу за большим круглым столом в задней комнате, где обычно всерьёз играют в карты. Сама я не играла — никто из присутствующих ни за что в жизни не доверился бы мне за карточным столом. Играл Уолтер — и сердито смотрел себе в пригоршню, как будто бы, потеряв весьма жалкий общий фонд, он отправится в свои пятидесятикомнатные апартаменты без гроша за душой. Играл и Крикет, он нацепил на лицо своё фирменное недоумённое выражение "а что, флеш бьёт ординар?" и был расфранчён пуще обычного, особенно с тех пор, как стал каждый день одеваться по моде девятнадцатого века. На первый взгляд, он выглядел интереснее всех в комнате — на нём был двубортный твидовый пиджак, рубашка с высоким накрахмаленным воротником — вот только из глаз пропала искорка. Жаль, Крикет… Если бы ты только в силах был представить, как мы могли бы портить друг другу жизнь лет пять или шесть подряд, а потом расстаться, от души возненавидев друг друга! А ещё, Крикет, если есть у тебя настоящий друг, ему следовало бы отвести тебя в сторону и шепнуть, что уже пора перестать принимать невинный вид, по крайней мере за карточным столом. Это немного лучше срабатывало, когда ты был девушкой, но даже и тогда было не здорово.
И кто же, вы думаете, спокойно восседал с еле заметной улыбкой, положив карты на стол рубашкой вверх и созерцая самую высокую горку фишек и обеспокоенные лица всех прочих игроков?.. Бренда Старр, приближённая всех звёзд, любимица трёх планет, вполне способная затмить королеву светской хроники Луэллу Парсонс[85]! В этой девушке почти ничто уже не напоминало о той нескладной, искренней и неискушённой девочке, которую мне пришлось взять на работу двумя годами ранее. Она была всё так же невероятно высока ростом и молода, но всё остальное изменилось. Теперь она умела одеваться, и хотя её вкус показался мне в чём-то эксцентричным, у неё было достаточно веры в себя, чтобы изобрести собственный стиль. Тенью прежней Бренды смотрелась девчушка-подросток, начинающий репортёр, что сидела сбоку от наставницы и ловила каждое её пожелание — чудесная, клёвая девчонка, без сомнения, всю жизнь мечтавшая якшаться с известными людьми, так же как Бренда, как и я сама. Под моим внимательным взглядом Бренда перевернула свои карты, сорвала новый банк и откинулась на сиденье, раздумывая, что бы сдать теперь. Она провела рукой по колену девчушки, нарочито ревнивым жестом, и подмигнула мне. Ох, погоди растранжиривать себя, Бренда!
Во время следующей партии разговор зашёл, как это обычно и бывает при долгой игре, о том, что в мире происходит. Я в общей беседе не участвовала; незадолго до этого обнаружила, что как только люди замечают меня, стараются прекратить разговор о Великом Сбое. Но это была компания, от которой у меня почти не было секретов, и все здесь знали о Марио. Некоторым было известно и о моих трениях с ГК. А кое-кто, возможно, знал и о попытках самоубийства. Это заставляло их соблюдать осторожность, большинству из них скорее всего трудно было представить, каково это — вот так потерять ребёнка. Я было хотела заверить их, что всё в порядке, со мной всё хорошо, но вряд ли это к чему-нибудь привело бы — так что я просто сидела и слушала.
Сначала поговорили о ГК и о том, стоит ли его возрождать. Пришли к выводу, что лучше бы не стоило, но скорее всего он снова появится. Ведь при нём всё было так чертовски легко и удобно. Конечно, под конец он скурвился, но Великие Умы справятся с этим, не правда ли? В смысле, коли уж им удалось за неделю доставить человека с Луны на Плутон, почему бы им не пустить часть заработанных денег на то, чтобы снова сделать жизнь добросовестных налогоплательщиков проще и комфортнее? Полагаю, в конце концов так и случится. У нас же демократия — особенно теперь, когда ГК больше не вторгается в наши дела, — так что если мы проголосуем за какое-нибудь дикое безумие, мы его и получим. Я только надеюсь, что на этот раз кто-нибудь позаботится, чтобы новому ГК всегда было с кем обняться. А то ведь и он вдруг может сделаться вздорным.
По другой модной теме собеседники не пришли к единому мнению. Этот вопрос крайне запутанный, и немало копий ещё будет сломано, пока он решится. Как, по-вашему, стоит поступить с открытиями, которые ГК сделал за годы своего мятежа? В частности, что насчёт записи памяти и клонирования людей, а?
На свет извлекли аналогию с Гитлером и принялись размахивать ею на все лады. Гитлеровский приспешник доктор Менгеле проводил безнравственные эксперименты на людях — по большей части пытал их. Не знаю, узнал ли он при этом нечто полезное, но полагаю, что да. Было ли этично использовать эти знания, наживаться на порождении зла? По-моему, ответ зависит от мировосприятия того, кому зададут этот вопрос. Лично я не уверена, этично ли это (что, возможно, проливает свет на моё мировоззрение), но не думаю, что использовать такое знание неправильно, притом что я в этом вопросе — лицо не беспристрастное. Но будь то правильно или нет, думаю, в конце концов применение знаниям найдётся. На этом сошлись и практически все присутствующие — а что вы хотите, журналисты же. Некоторые люди в поисках новых знаний испробовали на себе те записанные воспоминания, что ГК не успел стереть — одна из таких записей осталась и у меня, но я не слишком настроена на сотрудничество — и если выяснится, что такой опыт пригоден для использования в работе, его будут использовать. Можете рыдать по этому поводу, если вам так хочется. Что же до меня, по большому счёту я полагаю, что знание не бывает правильным или неправильным. Это просто знание. Оно не как юриспруденция, где часть информации допускается к использованию, а часть опорочена теми методами, какими её добыли.
Минамата была далеко не единственной из комнат страха, созданных ГК, и не самой худшей. О некоторых из них стало известно, о других же по-прежнему умалчивают. И вам, поверьте мне, и правда будет лучше не знать о них.
