— Полковник Роха идёт со мной, как и капитаны Вилли и Лаубе; ротмистр Юнгер и ротмистр Кальб также.

— Какой наряд сил взять с собой? — сразу спросил капитан Лаубе.

— Думаю, полторы сотни пеших бойцов будет достаточно, мушкетов…, — генерал сделал паузу, — хватит и шести десятков. Кавалеристов и арбалетчиков я заберу всех. Возьмём с собой две телеги провианта для Рене. Прошу всех господ офицеров быть готовыми выдвигаться через час.

Закончив эту речь, он даже был немного горд собой, ведь всё, что надо, он сказал твёрдым голосом и не сбившись ни разу, не потеряв нити мысли, хотя боль в боку не стихала, и слабость, хотя и не прибавилась, но и не уходила. Ну а бледность, о которой ему напоминали чуть насторожённые взгляды его подчинённых… Ну, бледен, ну так что ж… Понятное дело, всякий человек будет бледен, коли он ранен.

— Кашевары, — привстав с лавки, крикнул полковник Брюнхвальд, — поторопитесь, бездельники, господам скоро выходить!

Потом он посмотрел на Волкова и спросил:

— На сколько дней положить провизии для Рене?

— Много не кладите, — отвечал ему генерал, чуть наклонившись к товарищу, чтобы никто больше его не слышал, — я телеги беру не для того — там в цитадели, в комендатуре, есть немного провизии из запасов стражи, а телеги я беру…, — тут он сделал паузу, — на случай, если надобны будут для раненых.

Все завтракали в спешке, офицеры, едва-едва поев, тут же вставали из-за стола и уходили к своим солдатам. Его оруженосцы тоже за столом не засиделись, Хенрик встал первым, а через пять минут, уже облачённый в латы, тащил с одним солдатом ящик с доспехами генерала. Стал раскладывать их на освободившиеся на лавке места. Волков попивал крепкое вино из запасов Рохи, собирался с духом и силами для, казалось бы, привычного дела. Надеть доспех при помощи трёх оруженосцев — что, вроде бы, было проще. Но только не теперь. Он поел немного за завтраком — варёные яйца, небольшой кусок варёной телятины, немного хлеба и мёда, но пока эта еда сил ему не придала. Так что сейчас надеть доспех для него казалось делом непростым. Впрочем, не спеша генерал с этим справился, и когда первые роты солдат уже выходили со двора казарм на улицу и строились в колонну, он вышел и, сев на коня, увидал невдалеке капитана Неймана; тот был без коня и, судя по всему, собирался встать пешим в голове колонны.

— Капитан! — подозвал его Волков.

— Да, генерал, — сразу отозвался Нейман и подошёл к нему.

— Вы вчера прекрасно справились с делом. Хотел ещё вчера поговорить с вами об этом, да вот не пришлось.

— Я сожалею о вашем ранении, генерал. Лучше бы ранили меня, — твёрдо и весьма искренне ответил генералу офицер.

— Полноте вам; впрочем, спасибо. Ну так как прошло ваше вчерашнее дело?

— Так дело вышло пустяшным, — не будь на капитане кирасы, он, наверное, даже пожал бы плечами.

— Пустяшным? — удивился Волков.

— Так никто из стражников и драться не стал, — отвечал Нейман, — сержант рявкнул на них, мол, бросайте оружие, они бросать не стали, а стали на своего офицера смотреть, в смысле: что нам делать? А тот сам растерялся, так сержант стал хватать у них алебарды да бросать наземь. А я встряхнул их офицерика, чтобы не глупил. В общем, они особо и не сопротивлялись, а тут ещё кавалеристы подлетели. Да и было той стражи на воротах всего четверо и офицер. В общем, болваны; одно слово — бюргеры. Сержант и один бы справился, случись надобность.

— А как же они дверь вам открыли?

— Так на воротах был, ну, тот самый офицер… Так вот, он был дружком того толстого ротмистра, признал его сразу и без разговоров отворил ему дверь. Так что никакой большой заслуги у меня в ночном деле и нет, там больше сержант постарался.

— Тем не менее…, — Волков вздохнул и поморщился от кольнувшей резкой боли, — тем не менее, я ваш должник во второй раз, и обещаю, что вас награда порадует.

— Господин генерал, — вдруг говорит ему Нейман. — А можно я сам себе награду выберу?

— Ну что ж, коли она будет в здравых пределах, то, конечно, можно. Даже интересно мне стало, что вы собираетесь просить.

— А просьба моя простая. Майор Дорфус недавно ходил на ночное дело, а нынче снова собирается. Дозвольте мне с ним пойти, а уж награду я себе сам там отыщу.

Генерал немного подумал и сказал, улыбнувшись:

— Ну что ж, так мне даже и легче будет, да и спокойнее. Идите с майором.

Тут к ним подъехал капитан Лаубе и доложил:

— Господин генерал, моя пехота выстроена, можем двигаться.

— Ну так пойдёмте уже, — согласился Волков.

Конечно, первым делом он не поехал к Рене в цитадель, а повёл своих людей к магистрату, ибо противника нужно бить, пока он не собрал все силы в кулак, пока длань его растопырена, пока персты не собраны воедино. Вот и решил генерал двинуть свои силы туда, где кто-то пытался собрать против него горожан. Тем более, что от казарм до здания было не так уж далеко.

И добрался барон до площади без происшествий, да ещё и быстро.

Так быстро, что первые ряды его колонны, которую вёл сам Лаубе и в которых шагал капитан Нейман, появились на площади тогда, когда там какой-то господин военного вида что-то вещал собравшимся вокруг него вооружённым — причём неплохо вооружённым — людям.

Человек, увидав выходившую с улицы на площадь колонну, сразу перестал говорить, ума хватило, а потом, когда вгляделся и понял, кто это идёт, также хватило ума и спрыгнуть с телеги. Собравшиеся вокруг люди стали расступаться перед ним, поначалу не понимая, что случилось и куда оратор так скоро уходит, а когда разобрались, то до первых рядов солдат Волкова было не больше ста шагов. Те из ополченцев, кто был посмышлёнее, подхватили свои отличные копья, протазаны и алебарды и кинулись вслед за оратором, а те, кто поспесивее, решили не позориться и не бегать. Стали с вызовом: ну и что вы мне сделаете в моём городе?

А Волков, ещё ночью наплевавший на союзнический договор между гербом Ребенрее и вольным городом Фёренбургом, кричал своему капитану:

— Лаубе! Железо у дураков отбирайте, и доспехи тоже; начнут артачиться, так поступайте с ними неласково, а станут упорствовать, так и вовсе не церемоньтесь! — и тут же, оборачиваясь к ротмистру кавалеристов, добавлял: — Юнгер, не дозволяйте им сбежать с площади с оружием, а попробуют, так топчите.

Никто не убежал, кое-кто посмел за своё дорогое оружие цепляться, дескать, моё, не отдам. Но хорошие зуботычины, древки алебард и твёрдость намерений людей генерала вразумили жадин. И почти шестьдесят человек тех, кто не сбежал, были обезоружены. Заодно и доспехи у них отобрали. Причём всё это сделали быстро, так как солдаты генерала были рьяны. Им не по нраву пришлось, что ночью пузатые бюргеры из-за угла, арбалетом, как и положено горожанам, ранили их командира. Хорошие солдаты подобное воспринимают с озлобленностью, а солдаты у Волкова были хороши.

Шестьдесят человек — это был показательный, хоть и бескровный, урок горожанам. Вот только у людей, проживающих тут, эта акция вызывала раздражение, все те, кто видел, как люди генерала бесцеремонно и даже грубо разоружали их земляков, стали кричать и браниться. И женщины, шедшие с корзинами с рынка, и мужи городские стали обзывать и солдат, и генерала. И ругань их тут же возымела продолжение. Вездесущие мальчишки, естественно, встали за своих и начали кидать в людей генерала камнями. Самые проворные, набрав камней, полезли на крыши домов. Камень человеку в доспехе много зла применить не может, и посему офицеры не обратили внимания на эти безделицы. А солдаты так и вовсе ко всякому были привычны. Разве что лошади пугались.

Ещё не все горожане на площади были разоружены, а генерал уже подозвал к себе Дорфуса и сказал:

— Сдаётся мне, что сбежавший человек был полковником Прёйером.

— Я тоже так подумал, — сказал Дорфус.

— Возьмите кавалеристов и попробуйте найти его. Он был в доспехе и в офицерском шарфе.