— Какие?

— Серьёзно изучают будущую профессию.

— Конечно, нет. Мне это интересно, потому и читаю в свободное время, осенью собралась записываться на дополнительные курсы при Техноложке. После них легче будет поступить в институт и получить императорскую стипендию. С физикой пространства и времени не знакома совершенно. Даже работы Кошкина не читала.

— А это что такое?

— Не что, а кто. Известный ученый, разработчик теории хроносжатия. Ты о нем не слышал?

— Нет, не слышал. Со школы помню только теории относительности Эйнштейна, общую и конкретную. Слышал, что они существуют — быстро поправляется.

— Так-то полный примитив. Элементарщина. Мало того, что этот немецкий еврей сильно упростил пересчёт энергии в массу, упустил нелинейность околосветовых эффектов, так он ещё не додумался включить в расчёты функцию времени и заменил её коэффициентами. Его теории давно уже околонаучный курьез, как мировой эфир и отбор по Ламарку.

— Я вот этого не знал — взгляд Макса блуждает по потолку, на лице застыла нелепая усмешка.

— Ты чего?

— Лена, знаешь, я в первый раз в жизни слышу, как школьница непринужденно рассуждает о таких дебрях физики, в которых половина ученых ноги посворачивала. Не пойми меня превратно, но я действительно совершенно не разбираюсь в этих вещах.

— Тебя смущает?

— Нет. Наоборот. Я рад общаться с женщиной, которая умнее меня, прекрасно разбирается в физике, читает серьезные книги для удовольствия и совершенно этого не стесняется.

— С девушкой, или женщиной? — умею я ставить людей в неловкое положение. А пусть сами не провоцируют.

— С тобой, Лена. С тобой.

— Ты не ответил.

— Знаешь, есть вопросы, на которые любой ответ будет неправильным, или правильным. Все зависит от позиции вопрошающего.

Лицо Макса совершенно серьёзно. Не могу понять, что он на самом деле имеет в виду. Уклончивый ответ на вопрос с подковыркой. И ведь не врёт. Плюс ему, выкрутился.

— Давай вернёмся к «Дальним огням». В твоем мире есть военные или научные полигоны в Петербургской губернии?

— Понимаю, что ты хочешь сказать — задумываюсь, пытаюсь вспомнить, что вообще слышала краем уха на эту тему. — Нет. Даже «РосАтом» и «Позитрон» проводят опасные опыты у чёрта на куличках, в Туркестане и на Аляске. Никто в здравом уме не позволит играться с пространством и временем в населённых западных губерниях, тем более рядом со столицей. У нас и так на Балтике всё побережье в старых крепостях и фортах.

— У нас тоже. В Гельсингфорсе атомные линкоры базируются. В двух шагах от столицы флотские арсеналы и ракетные базы. Значит, у вас точно здесь лабораторий с пытливыми умами и шаловливыми ручками нет?

— Однозначно. Я говорю, даже «РосАтом» закрыл кронштадтские полигоны. Все опасные эксперименты проводят в пустынях за тысячу вёрст от цивилизации. Господин Кошкин давно не публикуется, по слухам, у него научный центр на Луне.

— Жаль. — Максим чешет в затылке. — Очень жаль. Самое простое объяснение отсеялось. Тогда, что у нас остается?

— Сама не знаю. Ты у нас взрослый, опытный. Всё повидал, везде побывал, должен знать. Да, кто тебе сказал, что полигон именно моего мира?

— Согласен. Он может быть вообще местный — Макс холодно улыбается. — Это хорошо. У нас есть шанс найти автора шутки.

Хмурюсь. Что со всем этим делать не знаю. Самое главное, уже не хочу. После того, как наладились отношения с Дашей, после того как я сказала самое главное, и она не оттолкнула меня, наоборот, дала шанс, я не хочу отсюда уезжать. Не знаю, что будет завтра, не знаю, как будем жить, но я боюсь её опять потерять. Это форменная пытка, когда любимая тебя забывает, а ты ее нет.

В очередной раз девушка меня удивила. Старшеклассница равнодушна к нарядам, безделушкам, шумным компаниям, ради развлечения читает научные статьи, штудирует справочники, серьёзно занимается спортом, при этом фантастически мила, обворожительна, людей не чурается, за словом в карман не лезет и чертовски красива. Как такое может совмещаться в одном человеке? Как мне пройти с ней по лезвию бритвы, миновать все соблазны, сохранить отношения и не сломать её? Твёрдая углеродистая сталь очень хрупка, а легирование опытом человек получает только с возрастом.

— Ты меня слышишь?

— Да — поднимаю голову и встречаюсь с пристальным взглядом серых глаз. Цвет качественной стали. Цвет её души. А ещё цвет неба, моря и мечты.

— Если ты не прекратишь пялиться на мои коленки, я уйду.

Серьезная угроза.

— Я не могу не смотреть на тебя. Делай что хочешь, но нельзя говорить с человеком, повернувшись к нему спиной.

— Что ты предлагаешь? — девушка возвращается к больному вопросу.

— Жить дальше. Держаться вместе. Не пробовала молиться?

— Нет, не успела. А ты?

— Только сегодня на острове. Читал про себя «Отче наш».

— Мальчики никогда не признаются, что чего-то боятся — Лена отворачивается и смотрит в окно.

— Согласен. Мальчики боятся признать свой страх. Со временем это проходит. Видишь ли, страх это нормальная эмоция. Бесстрашных не бывает, либо они долго не живут — говорю спокойным чуть уставшим голосом. — Старая добрая истина, которую слабые люди считают неудобной и постыдной.

— Мне это говорил наставник.

— Совершенно верно. Бояться нужно, главное не дать страху подавить тебя. Страх надо принимать, и тогда сможешь им управлять.

Лена кивает в ответ. У девушки задумчивый взгляд. Она поднимается на ноги и идёт в прихожую, в проеме останавливается и поворачивается.

— Максим, как это вновь стать мальчишкой?

— Весьма разнообразно. Так сразу не объяснить — невольно улыбаюсь. Вопрос слишком интимен, чтоб на него отвечать.

— Лена, расскажи лучше о себе. Как и чем ты жила до «Огней»?

— Ты действительно хочешь это знать?

Вопрос не так прост, как кажется. На него нельзя отвечать сразу, нельзя отвечать уклончиво, нельзя врать. Есть только один правильный ответ, но он правильный, только если ты искренен и открыт. В остальных случаях «да» превращается в «нет».

Мы разговаривали до конца тихого часа. Потом Лена ушла, как и пришла, через окно. От моей помощи она отказалась. Я так и стоял, смотрел вслед этой немного странной, но такой милой и притягательной девушке. Отбежав от домика, она обернулась, махнула рукой и скрылась за кустами.

Странное свидание. После него на душе царит осенняя грусть. Понимаю, через четверть часа опять её увижу, но…. Я бы предпочёл, чтоб из моей комнаты она вышла через дверь и со мной вместе. Хочу этого и в то же время опасаюсь. Удивительно, я боюсь ответственности. Заранее знаю, стоит перейти грань между флиртом, дружбой и отношениями, и я уже не смогу откатить ситуацию назад, или завершить. Это будет подло.

Всю вторую половину дня мы все четверо отрабатываем долг за моральные страдания вожатой. Здание администрации небольшое, но запущенное. Такое ощущение, нормальную уборку здесь проводили год назад. Нас это не смущает. Веники, совки, вёдра, тряпки в руки и вперёд. Между делом успеваю сунуть нос везде, где только можно. Где нельзя, тоже. Нам ведь забыли запретить.

В помещении музыкального кружка первым делом сажусь за пианино. Надо же хоть раз в жизни попробовать! Вру, конечно, это не первая моя попытка понажимать клавиши. Судя по искажённому страданием личику Даши, возвращение в юность не прибавило мне талантов. Хорошую музыку люблю, а вот способностей даже зачаточных нет. В детстве медведь даже не оттоптался на обоих ушах, а сплясал на них ирландскую джигу.

Само оснащение кружка не впечатляет. Кроме пианино вижу примитивные дешёвые барабаны, горны, пару гитар, нечто похожее на детский синтезатор. Видимо, потому кружок и не пользуется популярностью.

Дурной пример заразителен. Даша явно хочет мне отомстить и снимает со стены горн, лёгкие у неё развиты, от рёва духового инструмента закладывает уши. В разгар веселья распахивается дверь и на пороге застывает испуганная пионерка. Маша Редина из нашего отряда. Глаза девочки вылезли на лоб, рот открыт в беззвучном крике.