То, что у него получилось, по оригинальности идеи не имело аналогов в музыке. В первую очередь, потому, что Мусоргский в принципе избегал всяких аналогов и традиций. Искать новые пути, создавать искусство не от слова «искусно», а от слова «правда» — было его руководящей идеей. Со свойственным ему максимализмом он подвергал сомнению все академические — то есть «не наши», западные — музыкальные традиции, включая привычные формы, жанры и даже сами азы профессионального ремесла. Неудивительно, что его путь в музыке сопровождался обвинениями в дилетантизме, самонадеянности и безграмотности, исходившими иногда даже от его ближайших друзей.

Тень такой оценки пала и на «Картинки с выставки». Считалось, что эта музыка хоть и интересна, но для исполнения на концертной эстраде совершенно не годится: в ней нет привычных фортепианных красот и эффектов, а также того, что называется «пианистичностью» — балансом между технической сложностью и удобством для исполнителя. По сравнению с сочиненными годом позже мелодичными и изящными фортепианными «Временами года» Чайковского (у которого, кстати, музыка Мусоргского не вызывала никаких других эмоций, кроме возмущения), «Картинки» отпугивали своими шокирующими контрастами, странно звучащими гармониями, техническими сложностями и общей замысловатостью формы.

Только через полвека, уже в двадцатом столетии, когда сменились эстетические парадигмы в искусстве, «минусы» «Картинок» превратились в плюсы. Его не знающая догматических оков музыка очень актуально звучит даже в XXI веке.

Полное авторское название этого сочинения выглядит так: «Картинки с выставки. Воспоминание о Викторе Гартмане».

Десять экспонатов с выставки Гартмана составляют «экспозицию» Мусоргского в этом цикле. Это архитектурные и дизайнерские проекты, путевые наброски, портреты-эскизы и бытовые зарисовки. Пьесы-картинки имеют названия на разных языках в зависимости от «национальности» сюжета. Тут есть заголовки на французском, польском, латинском, русском, итальянском языках и даже на идише. Для удобства публики во втором издании «Картинок» Владимир Стасов перевел все названия на русский. В таком виде они и закрепились впоследствии.

Вот эти десять картинок так, как назвал их Мусоргский:

№ 1. Gnomus («Гном»)

№ 2. Il vecchio castello («Старый замок»)

№ 3. Tuileries. Dispute d’enfants après jeux («Тюльерийский сад. Ссора детей после игры»)

№ 4. Bydło (это название так и осталось на польском в русской транскрипции — «Быдло»)

№ 5. Балет невылупившихся птенцов

№ 6. Samuel Goldenberg und Schmuÿle («Самуэль Голдберг и Шмуйле», в советском издании 1931 года было заменено на «Два еврея, богатый и бедный»)

№ 7. Limoges. Le marché (La grande nouvelle) («Лимож. Рынок. Большая новость»)

№ 8. Catacombae. Sepulcrum romanum («Катакомбы. Римская гробница»)

№ 9. Избушка на курьих ножках (Баба-Яга)

№ 10. Богатырские ворота. (В стольном городе во Киеве)

Кроме того, здесь есть одна время от времени повторяющаяся пьеса-интермедия — «Promenade» («Прогулка»). Эти «прогулки» складываются в маршрут гуляющего по экспозиции посетителя, то есть самого Мусоргского, о чем он писал Стасову: «Моя физиономия в интермедах видна». Музыка «Прогулки» все время меняется, как меняется под впечатлением увиденного настроение зрителя и выражение его лица.

В итоге вся композиция приобрела очень оригинальный ракурс: это не просто галерея музыкальных картинок, а как бы авторский репортаж с выставки, где сам Мусоргский — главный ее персонаж, зритель и комментатор. Все окрашено его личными эмоциями, дорисовано его воображением и наделено важными для него смыслами.

Из эскиза елочной игрушки («Гном») Мусоргский создает маленький психологический портрет озлобленного, но глубоко несчастного уродца. Из дизайнерского проекта настольных часов в форме сказочной избушки на курьих ножках выпускает на свет лихую Бабу Ягу. Зарисовка старинного европейского замка превращается у него в прекрасную ностальгическую поэму о безвозвратно ушедшем времени, а парижские «Катакомбы» внезапно становятся окном в мистическую реальность загробного мира, где дух умершего художника что-то печально вещает другу («С мертвыми на мертвом языке» — вариант «Прогулки»).

Самый грандиозный, но так и нереализованный проект Гартмана — эскиз огромных триумфальных ворот в славянском стиле для Киева, посвященных чудесному спасению Александра II от террориста — Мусоргский помещает в конце «Картинок». Через эти ворота под звон колоколов и мелодии духовных песнопений он выходит за пределы выставки на широкие просторы православного мира. «Богатырские ворота» у Мусоргского — это грандиозный патриотический гимн национальному искусству и русскому творческому духу, «славься» России и ее талантам.

Мусоргский писал «Картинки с выставки» с большим воодушевлением и был доволен тем, что у него получилось. Закончив, он переписал черновик начисто, оформил каллиграфическим почерком титульный лист и приписал в углу: «к печати». Однако по какой-то причине «Картинки с выставки» так и остались лежать в рукописи.

Спустя несколько лет Мусоргский впал в нищету и незадолго до своего 42-летия умер от белой горячки на койке петербургского военного госпиталя, куда был устроен на нелегальных основаниях стараниями друзей. Там был написан Репиным его известный трагический портрет в больничном халате, перешитом из чужого пальто.

Только спустя пять лет после смерти композитора «Картинки с выставки», наконец, увидели свет. Эта музыка понравилась пианистам-любителям, судя по тому, что издание было довольно быстро раскуплено. Но предубеждение против «Картинок» со стороны профессиональных исполнителей сохранялось очень долго. Никто из них (за очень редким исключением) почти полвека не включал этот цикл в свой репертуар.

Популярность к «Картинкам с выставки» пришла необычным путем: через оркестровки. Вероятно, ни одно другое сочинение классической музыки не имеет столько вариантов переложений для оркестра, сколько «Картинки».

Первая была сделана учеником Римского-Корсакова Михаилом Тушмаловым. Это был сильно сокращенный вариант с измененным названием — просто «Картинки». В 90-х годах XIX века он часто исполнялся в концертах и сделал этот цикл популярным в России. Немного позже началась история оркестровых переложений «Картинок с выставки» на Западе.

Самая известная из них, практически, хрестоматийная — с ярким, оригинальным и очень современным звучанием, не устаревшим до сих пор, была сделана французским композитором Морисом Равелем в 1922 году. С нее начался настоящий триумф «Картинок с выставки» во всем мире. Этому способствовал и начинающийся в те годы расцвет индустрии грамзаписи.

Права на исполнения этой партитуры Равеля принадлежали только одному дирижеру — Сергею Кусевицкому, а исполнять и издавать набирающие популярность «Картинки» хотели многие. В результате в течение ХХ века появилось полтора десятка разных других оркестровых версий этой музыки. Этот бум переложений «Картинок с выставки» продолжился и в XXI веке.

При этом мало кто из аранжировщиков соблюдал верность оригиналу. «Картинки с выставки» сокращали, убирая то «прогулки», то некоторые из «картинок», меняли авторские указания, корректировали текст по своему усмотрению и добавляли к «Богатырским воротам» хор со словами русской православной молитвы.

К оркестровым версиям постепенно добавились гитарные, органные, струнные и электронные. Появились обработки для ударных, духовых, русских народных и даже китайских народных инструментов. Оказалось, что эта музыка способна открывать в себе все новые и новые выразительные резервы.

К этой фабрике переложений подключилась и массовая культура. В середине ХХ века одна за другой стали появляться джазовые версии всего цикла и отдельных пьес. В 70-е «Картинки с выставки» начали историю рок-адаптаций, этот процесс идет и поныне.