– Замечательно выглядишь, – сказал Теодор, когда отстранился.
– Особенно сейчас, хах. Растрёпанная, немного помятая. Лучше бы ты сделал комплимент до вечеринки, пока моя причёска и макияж были свежими.
– Ты непозволительно хороша собой. Как для обложки «GQ» хоть сейчас.
Слышать подобное до мурашек здорово. Особенно от того, к кому тоже неравнодушна. Но Мира отшутилась:
– О, вот в чём дело. Перед тобой просто привлекательный объект. А я-то надеялась, ты набросился на меня, потому что скучал.
Переубеждать Теодор отчего-то не взялся.
– Устала?
– Смотря для чего, – Мира растянулась в ухмылке.
– Пойдём куда-нибудь? В какое-нибудь место, где есть жизнь по ночам.
– Ты не уговариваешь поехать к тебе? Должно быть, с минуту на минуту случится землетрясение.
– Не хочу, чтобы ты думала, будто мне только одно и надо.
– Ну и что? Мне вот надо только одно. Может быть два. Три, если силы останутся.
У Теодора не получалось преобразовать эту мысль в подобающую для анализа форму. Он не знал, как реагировать.
– Погоди. Я придумала лучше! «Мне надо одно. Нет, два. Две вещи. Язык у тебя ещё хорошо работает».
Замешательство всё больше увивало её сомневающегося собеседника.
– А нет, первый вариант получился удачнее, – Мира остановилась у сжатых губ напротив. – Я пошутила.
– Я понял.
– Если понял, тогда смейся, – она неласково ткнула Теодора в плечо. – Знаешь, что! Клитор содержит около восьми тысяч нервных окончаний. Если собираешься действовать мне на нервы – используй эти… Да, вот же чёрт, я слишком много сижу в интернете в последнее время, ужас, забудь, что я только что сказала.
Тело Теодора мелко потряхивало от беззвучного смеха.
– Мисс Эллиот, почему вы такая?
Отвечать не потребовалось. В вопросе – ни намёка на упрёк. Напротив – лишь восхищение.
***
Бар, в который они забрели, напоминал дом барахольщика. Красные кожаные диваны, люстры с вентиляторами и абажурные шторки на окнах – всё прямиком из палеозоя. На стенах – неоновая вывеска «Rolling Rock», светящиеся наклейки в виде бутылок и беспощадно огромные лосиные рога. В середине зала возвышалась небольшая сцена с микрофонной стойкой. Бильярд и музыкальный автомат расположились рядом друг с другом. Густо покрытая лаком барная стойка была доверху заполнена разноцветными бутылками. Занавески из деревянных бусин отгораживали проход в уборные. Повсюду пестрила рождественская мишура вроде старых снеговиков-ламп и уродливых морд зверей в сантаклауских шапках. Эти украшения добавляли и без того захламлённому помещению визуального шума.
Посетителей едва бы набралась дюжина. Расселённые по углам заведения, они лениво тянули своё пиво и смотрели бейсбол.
Темнокожий бармен приветственно отсалютовал, едва Мира и Теодор появились на пороге.
– Я Грэхем. Как дела, ребята? Не спится?
– Я Мира.
Теодор же промолчал.
– Дела лучше всех. Мы сегодня отрываемся после напряжённой недели. Некогда спать.
– Что пьём?
– Коктейли готовите?
– А то! Всё что пожелаешь, красавица!
– Тогда Лонг-Айленд и…
– Кофе, – ответил Теодор и, отвернувшись, опёрся спиной на косяк барной стойки.
– Будет сделано.
Продолжая болтать с Мирой, Грэхем принялся за работу. Душевная открытость парня совсем не вязалась с его внешностью. Широкоплечий гигант с раздутыми от мышц руками. Рядом с таким стоило бы воздержаться от дерзости. Но искренняя улыбка до ушей ломала весь угрожающий образ громилы, который раздавит одним пальцем.
– Первый раз здесь?
– Точно. У вас тут караоке?
– У нас тут всё, что душе угодно. Хочешь спеть?
– Возможно.
– Зашёл тут один исполнить серенаду. Вой стоял такой, что нас укачало. Пришлось сказать ему, что сегодня день чистки микрофона, и караоке закрывается. Поверил бедолага. Опрокинул в себя пару рюмок и ушёл.
– Почистили? – Мира хихикнула.
– Этот дохлый микрофон с девяносто восьмого даже не протирали. Там застряла слюна всех, кто здесь побывал. Включая Питера Крисса. Вот, гляди.
Грэхем снял со стены рамку. В углу фото стоял автограф участника «Kiss». В другом углу – автоматическая отметка даты: «2.28.2008». Бармену явно хотелось похвастаться. Визит такой персоны – единственное величайшее событие, что обрушивалось на это заведение. Когда-то место было злачным. Сегодня от былого «ого-го» осталась лишь ностальгия. Бар не шёл в ногу со временем и держался на плаву по старой привычке. Лишь автограф музыкальной легенды, как призрак прошлого, напоминал о лучших временах.
– Сядем вон там? – спросила Мира у лениво разглядывающего помещение Теодора.
– Да.
Они устроились за столиком в центре зала. Укромные уголки с диванами были заняты: зрители бейсбола держались поближе к экранам.
Теодор выглядел так, будто хотел, чтобы Мира упала в обморок здесь и сейчас от его гипнотического взгляда.
– Что? – не выдержала она.
– Ничего, – туманная улыбка. – Ревную.
– Он просто был вежлив. И я тоже.
– Я знаю, – Теодор покачал головой, о чём-то глубоко задумавшись. – Ещё каких-то пять лет назад это бы стало большой проблемой и испортило мой вечер. Но не теперь. Раньше я был страшным ревнивцем. Потом научился пристреливать это чувство ещё в зачатке. Так гуманнее.
Заметно, что равнодушие в этой ситуации – не его естественная реакция. Теодор именно выучился однажды игнорировать подобные вещи. Условный рефлекс, запускающий режим: «Терпи». И возможно, за этим стояло немало труда.
– Ты красивая девушка. Конечно же на тебя обращают внимание.
– Это на тебя все смотрят. В упор не замечаешь!
– Тут ты не права.
В чём именно, Мира не успела узнать. Теодор встал.
– Заберу наш заказ.
Он перекинулся парой фраз с Грэхемом. С такого расстояния Мира не слышала, о чём ведётся речь. Но бармен всё ещё выглядел доброжелательно. Теодор тоже вернулся в хорошем расположении духа.
– Что опять?
– Ничего, – Теодор облизнул ухмыляющиеся губы. – Воистину большой мужчина.
– Хочешь обсудить его габариты?
– Ничуть.
Три коктейля в ней придавали смелости. Мира понизила голос:
– На первом курсе у нас одну девушку в расизме обвинили. Во время дурацкой игры «Правда или вызов» она призналась, что встречается только с темнокожими. По очевидным причинам. Мрак, что началось после этого!
Теодор вопросительно нахмурился.
– По каким очевидным причинам?
– Дело касалось размеров.
Мира неловко покашляла. От Теодора не последовало никакой реакции.
– Давай же! Включай голову.
Он всё молчал. Лицо его передавало картинку активного мыслительного процесса.
– Да ладно тебе, – простонала Мира, – неужели не знаешь? Не верю.
– О чём?
– Теодор. Хватит! Это байку все слышали. Все! Абсолютно все.
– Представь, есть исключения. Байку о чём, будь добра пояснить?
– Про большой хер, вот о чём! У чернокожих парней большой! Хер! Хер большой! Да ну тебя!
Смятение даже слегка отклонило Теодора на стуле.
– Я не понял… это шутка? Откуда бы мне знать такие подробности?
– «Я не понял, это шутка?» – уже прямо твоё кредо. Сделай надпись на майке, – Мира захихикала, но тут же накрыла руки Теодора своими. – Я пошутила.
– Я знаю. Я всегда знаю, когда ты шутишь. Ты в этот момент трогаешь меня, никогда не выдерживаешь паузу, а сразу обозначаешь свою шутку прикосновением. Полагаю, чтобы я не обижался. И, надеюсь, «я пошутила» распространялось и на твоё первое заявление.
– Нет. Этой байке лет сто!
Теодор кинул быстрый взгляд на болтающего с кем-то бармена.
– Как цвет кожи влияет на… величину подобных вещей?
– Да никак, это же байка. Не знаю, откуда пошло, – Мира отпила свой коктейль.
Он в шоке? Нет, кажется, в полном порядке. Не сильно пострадал от её словесного извержения. Можно продолжать.
– В общежитии мне довелось повидать достаточно мужских приборов, – Мира тут же ахнула. – Боже! Нет, не так! Стоп! Не думай о том, что я сказала. Не развивай эту мысль.