Не поверив ей на слово, Теодор освободил запястья Миры от верёвки, бережно погладил их, помассировал пальцы.

– Тебя заставляют нервничать незнакомые вещи, я понял.

– Я не… – Мира несогласно тряхнула волосами. – Я люблю эксперименты. Но…

– Но не сегодня.

– Да, наверное.

– Ты не хочешь, чтобы сегодня что-то лишнее вклинивалось между нами.

– Думаю, да.

– И тебе просто нравится мне подчиняться, а больше к тебе нельзя ничего пристраивать, – Теодор улыбнулся, пригладив её растрёпанные кудри.

Мира тихо засмеялась, вдруг почувствовав себя легко. Поцелуй коснулся её голого плеча, а затем щеки.

– Растерялась? – мягко спросил Теодор. – Комната непривычная смутила?

– Не знаю, почему я так разволновалась. Ты со своими розами… И вообще странный день.

– Так тебя цветы напугали?

– Я не знаю, просто со мной сегодня что-то не так…

– Всё в порядке. Мы давно не играли. Поэтому ты немного отвыкла.

Он в самом деле чувствует её эмоции?

– Мне нравится то, что мы делаем. И даже волнение нравится…

– Конечно нравится. Но для этого тоже нужна определённая обстановка или настроение. Ты и не должна впадать в экстаз каждый раз, когда видишь меня с плёткой или ещё с чем-то…

Прервав его, Мира коснулась губами его губ.

– Не останавливайся.

Теодор заглянул в её лицо.

– Желаешь продолжить?

– Да. Не хочу заканчивать так.

Он поднялся. Немного подумав, велел:

– Тогда займи прежнюю позу.

Встав на колени, Мира опёрлась локтями на спинку дивана. Кровь снова точно ожила в её венах. Волнение теперь питало, дарило восторг. Защищаться от него больше не хотелось, Мира перестала ему сопротивляться, и оно распустилось во всей своей будоражащей красе.

Принимай то, что чувствуешь. И делай это на все сто процентов.

Теодор склонился ближе. Контакт голой взмокшей кожи с грубоватой тканью его кофты заставил Миру задрожать. Его руки погладили талию и легли между её ног. Невесомые прикосновения чередовались с настойчивыми. Долго, так долго, как если бы это была пытка лаской.

– Ты любишь, когда стимулируют внутри или снаружи?

Мира шумно втянула воздух. Шёпот и щекотка у уха оказали на неё мощное впечатление. Бёдра невольно сомкнулись, сдавив чужие пальцы, всё ещё не прекращающие гладить её в одном ритме.

– М? Скажи. Девушки любят разное. Кому-то нравятся вибрации, пульсации, мембранные потоки воздуха. Что нравится тебе?

Мира поддалась назад, впечатываясь голой задницей в ткань брюк Теодора.

– Скажи мне, – шептал он. – Скажи, стоит ли мне проникать в тебя. Или тебе больше нравится прикосновения снаружи?

Перед глазами помутнело, закрутилось кругами, спиралями, как в трансе. Кажется, Мира была готова к любой исповеди.

– Мне нравится, когда внутри что-то есть, – едва слышно ответила она. – Я люблю на чём-либо сокращаться.

Вся кровь прилила к её лицу. Слишком откровенно. Слишком стыдно.

Палец Теодора осторожно скользнув в неё. Согнулся и аккуратно подвигался, словно прикасался к чему-то хрупкому. Затем подключился второй. Вместе они тёрли переднюю стеночку всё настойчивее, всё быстрее и быстрее. Ласка усиливалась так, что кожа быстро начала зудеть. Хотелось остановиться. Или просить ещё и ещё. Мира не знала. Она никогда не трогала себя так: слишком грубо, смело, неотступно. Жар расползался по всему телу. Между лопатками собралась испарина. Мышцы одеревенели от напряжения. На лицо, упирающиеся в скрещенные ладони, упали волосы. Нет, она не сможет так быстро кончить снова. Ни намёка на привычный пожар внизу живота. Но неожиданно Мира оказалась так близко, словно её толкнули к краю. Укусив свой кулак, она сжалась и простонала от удовольствия, смешанного с удивлением. Внутренние стороны бедра стали влажными. Слишком влажными. Грудь высоко вздымалась: Мира пыталась протолкнуть в лёгкие побольше воздуха. Но прикосновения резко и не вовремя пропали, и Теодор сел рядом на диван.

– Иди ко мне.

Мира с трудом поднялась на локти и, перекинув ногу через колени Теодора, опустилась на него сверху. Открывшаяся новая сторона сексуальности просто голодно следовала за источником ласки. Это она управляла телом. Не Мира.

Нет, не сейчас. Стыдно будет потом.

– Приподнимись. Мира? Да. Вот так, – пальцы снова оказались в ней и задвигались. Теперь к ним подключился большой. Он гладил снаружи, подстраиваясь под общий ритм, множа ощущения.

Просунув руки между их с Теодором телами, Мира нащупала пуговицу на его брюках.

– Не трогать!

Лишь теперь она осмысленно сфокусировалась на лице напротив.

– Только пальцы. Расслабься. Чувствуй.

И Мира сделала это.

Она замирала от звуков, что издавала сама. От влажных звуков пальцев в ней, которые буквально насаживали на себя. Неловко. Откровенно. Но возбуждающе. Казалось, это длилось бесконечно. Бёдра тряслись от напряжения. Кожа коленей, впившаяся в обивку дивана, покалывала.

Теодор зачарованно смотрел в её лицо. Иногда улыбаясь, иногда становясь сосредоточенным. Он светился. Черты его лица стали ярче от удовлетворения, мягкости, от удовольствия власти над Мирой. Он сексуально питался одним её видом и присутствием. Толкался и толкался в неё пальцами, согретыми теплом её тела. Костяшки касались чувствительных зон снаружи.

Внутри росло очень странное ощущение. До раздражения. Приходилось задерживать дыхание, прислушиваться к себе. Хотелось чесаться изнутри. Или хотелось большего. Или всё прекратить. Мира вдруг вспыхнула и уткнулась носом в шею Теодора.

– Больно? – спросил он немного хрипло.

Именно! Вот верное слово. Боль. Притупленная боль.

– Терпи. В этом и смысл. Потом будет хорошо.

– Я больше не смогу кончить, – сказала она абсолютно честно. Мира теперь знала, чего Теодор добивается. Но из неё уже и так выжали всё возможное.

– Конечно же сможешь.

И Мира действительно сумела. Стиснула мышцами пальцы в ней, когда пульсация достигла критичной точки. Такая странная, не ослабевающая. Густая, как сироп.

Теодор не остановился. От сверхвозбуждения и усталости Миру уже потряхивало. Откуда в Теодоре столько сил, она не понимала. Неумолимо он всё верховодил внутри пальцами одной руки, другой же придерживал Миру за бедро, иногда проводил по талии. Словно говоря: «Я здесь. Я всё контролирую. Просто чувствуй».

Под веками жгло. Мышцы тоже точно пожирал живой огонь – настолько они были напряжены.

– Смотри на меня.

Мира открыла глаза. Она упиралась в грудь Теодора, комкала его воротник, прихватывала кожу, оставляя на ней красные полосы. Но Теодор не жаловался.

– Смотри, Мира. На меня, – глубокий голос действовал гипнозом, мантрой, заклинанием.

И Мира посмотрела. В расширенных зрачках напротив ожили шальные огоньки. Дыхание Теодора было поверхностным, струящимся. Губы слегка приоткрыты.

Кисть задвигалась в рваном быстром темпе. Мира поморщилась. Внизу всё стало максимально чувствительным, местами кожа занемела от трения. Сквозь тупую боль прорывалось пьянящее ощущение. Невменяемое, уже за гранью. Хотелось от него избавиться, но вместе с тем его хотелось и вжать в себя. Граница между удовольствием и болью стиралась с каждой секундой.

Яркие пятна под стиснутыми веками. Вязкий гул и пульсация в висках. Мутная глубина, а затем толчок на поверхность. В горле горячо-горячо. Целая цепная реакция.

В ладони Миры вонзились её ногти. Она простонала и услышала в ответ сдавленный стон – как если бы её нервные окончания передали импульсы в тело Теодора. Поднявшись на коленях, Мира зависла в высшей точке, чтобы затем медленно опуститься вниз. Она почти выдавила из себя это удовольствие, словно оно было таким огромным, что не могло самостоятельно пройти сквозь маленькое для него тело.

Приблизившись, Теодор сцеловал остаточный стон с её губ. И наконец-то остановился. Мира тут же рухнула на его грудь. Обняла так, словно он – целый мир, который непременно должен пробраться сквозь неё. Прямо сейчас. Руки Теодора накрыли её спину. Губы коснулись кипящего виска.