Вскоре город остался позади. В окнах теперь проплывали поля и водопроводные башни. На повороте поезд кренился, замедлял ход на красный сигнал семафора.

– Куда путь держите? – заговорили с Человеком. Это был мужчина в баклажановом пальто.

– Я еду на поиски своего счастья, – поделился Человек.

Мужчина опустил свою книгу и придушенным голосом спросил:

– И что будете с ним делать?

– Заберу. Оно же моё, – сказал Человек, назвавшийся Искателем.

– А куда вы его сложите?

– Вот в этот чемодан, – Человек похлопал по крышке своей единственной ноши.

– Не маловат?

– Мне не нужно большое счастье. Мне нужно моё.

Мужчина в пальто усмехнулся.

– И где же оно, ваше счастье?

– Я не знаю, – застенчиво ответил Искатель. – Но я его найду.

– А на какой станции вам сходить?

– Я не знаю.

– Ну, а если найдёте, то что делать-то с ним будете?

Это Искатель знал.

– Оно поможет излечиться. Мне так часто бывает плохо. Вот здесь, – он сжал на груди кулак, – всё свербит. А временами ноет. А бывает там такая пустота, что даже страшно становится.

Мужчина в пальто полистал свою книгу и начал читать вслух:

– «Были времена в моей юности, когда я, видя гнойные язвы нищих, жалел их, нанимал им целителей, покупал притирания и мази. Караваны везли ко мне золотой бальзам с дальних островов. Но потом я увидел, что нищие расковыривают свои болячки, смачивают их навозной жижей, – так садовник унавоживает землю, выпрашивая у неё багряный цветок, – и понял: смрад и зловоние – сокровище попрошаек. Нищие гордились друг перед другом своими язвами, бахвалились выручкой, и тот, кто получал больше других, возвышался в собственных глазах, чувствуя себя верховным жрецом при самой прекрасной из кумирен. Только из тщеславия приходили нищие к моему целителю, предвкушая, как поразится он обилию их зловонных язв. Защищая своё место под солнцем, они трясли изъязвлёнными обрубками, попечение о себе почитали почестями, примочки – поклонением. Но выздоровев, ощущали себя ненужными, не питая собой болезнь, – бесполезными, и во что бы то ни стало стремились вернуть себе свои язвы. И вновь сочась гноем, самодовольные и никчёмные, выстраивались они с плошками вдоль караванных дорог, обирая путников во имя своего зловонного бога»2.

– Зачем вы всё это мне говорите? – Искателю сделалось грустно, как никогда прежде. Огонёк в нём, что зажёгся с ожиданием поездки, задрожал от неуверенности, как от дуновения ветра.

– Люди любят свои раны. И очень нехотя отказываются от боли, даже если она делает им очень плохо. Она есть часть них. Вот найдёте вы своё счастье. Вылечитесь. И тогда что будете винить в своих проступках, если ран не останется? Они – удобное оправдание всему тёмному, что творят люди.

У Искателя вновь не нашлось ответа.

Поезд заехал на мост. Внизу расстилалось море, что несло свои воды к горизонту. Искатель не любил море и плавать никогда не умел. Вода пугала его. И пока пассажиры, приковав взгляды к окнам, любовались видами, он смотрел на подсвеченную солнцем тучку пыли в воздухе.

***

Мира закрыла вкладку с главой. Тема книги Теодора её удивила. Она могла предположить, что он напишет о чём угодно, только не об этом. Мира не до конца понимала, что её так смутило. Казалось, она приоткрыла створки чужой личности, за которыми скрывалось что-то ранимое и сокровенное. Можно ли ей пробраться дальше? Теодор сам попросил у неё помощи. Значит ли это, что он намеренно или бессознательно хочет рассказать ей о чём-то?

Мира не была психологом, но этого и не требовалось, чтобы понять то, что практически сочилось между строк.

Сколько же в тебе скрытой боли. Кто же тебя так сильно обидел?

Она забила в поисковую строку гугла: «Теодор Вермеер». Запрос выдал «Amazon»-ссылки на несколько сборников детских рассказов. Мира наугад купила «Городские легенды». Ей просто понравилось название. Возможно, сказки в исполнении Теодора окажутся чуть-чуть повеселее.

Первая история повествовала о городе, из которого исчезли почтальоны и дворники. Ох, какой хаос это спровоцировало. Хороший посыл. Старая, но не потерявшая актуальности классика – все профессии важны.

Мира отметила, как умело автор рассказывал от лица ребёнка. А это, насколько она могла судить, не так уж легко. Не каждый авторский слог приветлив к интерпретациям.

Прочитав ещё пару рассказов, Мира собиралась выключить компьютер, но взгляд упал на оставленную во вкладках страницу поиска. Она листнула ниже. По запросу «Теодор Вермеер» нашёлся профиль на фейсбуке, закрытый под друзей. В конце первой поисковой страницы был ещё один профиль Теодора. Этот оказался открыт, но заброшен какое-то время назад. Хроника пустая. Друзья: ноль. Ссылка на инстаграм: отсутствует. Место жительства: отсутствует. Дата рождения: отсутствует. Только в галерее висело единственное фото. Мира щёлкнула по нему и ахнула. На снимке Теодор обнимал какую-то девушку. Позади них фоном простиралась знакомая локация. Это были амстердамские каналы, соединённые мостами. Очень узнаваемое место. Оно, как олицетворение города, часто изображалось на открытках, буклетах, в туристических путеводителях по Европе.

Почувствовав себя помешанной сталкершей, Мира закрыла крышку ноутбука. Разумеется, она не думала, будто Теодор до встречи с ней существовал в вакууме. У него были и есть другие стороны жизни за стенами дома. Такой же человек, как и все. Но Мире показалось, она случайно подглядела за чем-то важным. Толстый барьер между ними вдруг превратился в бумажную ширму.

Есть много причин, почему люди заводят новый профиль в соцсетях. Но почему бы перед этим не удалить старый? Выглядело так, словно владелец не просто потерял доступ к странице, а почистил её и ушёл. И фото… Тут мысли расходились. Быть может, Теодор нарочно его не тронул, ведь эта девушка что-то значила для него. Или значит до сих пор.

***

В больших окнах виднелось небо. Его свет окончательно растаял, и даже безмятежные сумерки в это время уже отдавали законные права вечерней темноте.

Кофе сегодня вышел особенно вкусным, точно хорошее настроение Теодора передавалось всему, что он делал. Он был ближе к Мире, чем обычно. Физически и ментально. Во всяком случае, Мира так чувствовала. Не исключено, что эти ощущения связаны с её сталкерством. Ей начало казаться, что теперь Теодор рядом намного чаще. Но крох фактов и предположений об этом человеке стало Мире безобразно мало.

– У тебя всегда так спокойно и тихо? – начала она издалека.

Теодора отчего-то всегда удивлял интерес в его сторону. И этот раз не стал исключением. Он посмотрел на Миру, но так и не отыскал в простом вопросе подвоха. От его пронзительного взгляда Миру пробрала дрожь. Привычной такая реакция становится только когда рядом человек, который небезразличен. Когда между двумя людьми не сплошная голая физиология.

– Ты из тех, что любит уединение и тишину?

– Почему ты так решила? – Теодор слегка улыбнулся, по обыкновению ответив вопросом на вопрос.

– Ты поселился в самом тихом спальном районе города. Тут, наверное, даже слышно по ночам, как ветер траву шевелит.

Теодор с любопытством засмотрелся на Миру и пересел к ней поближе на диван.

– Продолжай.

– Просто интересно, как ты справляешься. Один. Постоянно один. К тебе никто не приходит? – намёки Миры не отличались изяществом, а были очевиднее некуда.

– Приходили. И ты об этом знаешь.

– Я не клиенток имею в виду. Я говорю о друзьях, например.

– У меня нет друзей.

Мира засмеялась, но её не поддержали.

А как же вечеринка, которую он устраивал для собратьев по интересам?

– Ну, а твои родители? Или ещё кто…

– Кто?

– Возможно, с тобой кто-то живёт.

– Кто?

Издевается. Ну ладно.

– Девушка? – сказала Мира с вызовом.

Губы Теодора поджались в усмешке.

– Думаешь, я прячу девушку в шкафу, пока мы тут упражняемся?