Она стояла там, признавая, что она ставит себя на первое место, но Грэйсон как будто не слышал ее слов.

– Хватит, – приказал он. – Эйвери, ты не в себе.

– Может быть, Грэй, – возразил Джеймсон, – ты не знаешь ее так хорошо, как думаешь.

– Вон! – прогремела миссис Лафлин. – Все вы, вон!

Никто из нас не шелохнулся, и глаза пожилой женщины сощурились.

– Это мой дом. Завещанием мистера Хоторна он предоставлен нам в пожизненную бесплатную аренду. – Миссис Лафлин посмотрела на свою дочь, на Иви, а затем наконец повернулась ко мне: – Вы можете уволить меня, но не сможете выгнать, и вы сейчас же покинете мой дом.

– Лотти, – тихо сказал Орен.

– Не называй меня Лотти, Джон Орен. – Миссис Лафлин пристально посмотрела на него. – Забирай свою девчонку, мальчишек – и уходи.

– Ты в своем уме? – взорвался Грэйсон, как только мы вышли на улицу.

– Ты слышал хоть слово из того, что я там сказала? – ответила я вопросом на вопрос, от моего сердца откалывались куски, как от треснувшего стекла. – Ты слышал, что сказала она? Она ставит на первое место себя, Грэйсон. Она ненавидит твоего деда. Не мы ее семья. А Блейки.

Грэйсон остановился по пути к джипу. Он напрягся, уделяя внимание манжетам своей белой рубашки и смахивая воображаемую пылинку с лацкана своего костюма.

– Очевидно, – сказал он почти царственным тоном, – я ошибся насчет тебя.

Я почувствовала себя так, словно он только что плеснул мне в лицо ледяной водой. Словно он меня ударил.

И потом я просто смотрела, как Грэйсон Хоторн ушел.

Парень, который считает, что знает все на свете, я вспомнила свои слова, сказанные, казалось, целую вечность назад.

Девчонка с лезвием бритвы вместо языка.

Я слышала, как Грэйсон говорил мне, что у меня выразительное лицо, говорил Джеймсону, что я одна из них, на латыни, так что я бы этого не поняла. Я чувствовала, как Грэйсон поправляет мою хватку на полутораручном мече, как ловит мою брошь Хоторнов, чтобы она не упала на землю. Я видела, как он пододвинул ко мне через обеденный стол переплетенный вручную дневник.

– Орен может отправить людей следить за коттеджем. – Джеймсон заговорил, встав рядом со мной. Он знал, как мне было больно, но оказал любезность, притворившись, что не знает. – Если Иви представляет угрозу, мы можем держать ее под наблюдением.

Я обернулась, чтобы посмотреть на него.

– Ты знаешь, что дело не во мне и Грэйсоне, – сказала я, заставляя вытеснить образ парня из своего сознания. – Скажи мне, что ты знаешь это, Джеймсон.

– Я знаю, – ответил он, – что я люблю тебя и, несмотря на все трудности, ты любишь меня. – Улыбка Джеймсона была не такой широкой, но не менее кривой, чем обычно. – Я также знаю, что Грэй лучший. Он всегда таким был. Лучший сын, лучший внук, лучший Хоторн. Я думаю, поэтому мне так сильно хотелось, чтобы Эмили выбрала меня. Хотя бы раз я хотел быть тем самым. Но им всегда был он, Наследница. Я был для нее игрушкой. Она любила его.

– Нет. – Я покачала головой. – Она не любила. С людьми, которых любят, так не обращаются.

– Ты так не делаешь, – ответил Джеймсон. – Ты благородна, Эйвери Кайли Грэмбс. Как только ты выбрала меня, ты осталась со мной. Ты любишь меня, шрамы и все остальное. Я знаю это, Наследница. Правда. – Джеймсон сказал эти слова абсолютно серьезно. Он верил в них. – Это так ужасно, – продолжил он, – что я хочу быть лучше для тебя?

Я подумала о нашей ссоре.

– Лучше будь моим другом и партнером и пойми, что ты не можешь принимать решения за меня. Лучше – это то, что благодаря тебе я вижу себя человеком, способным на все. Я бы выпрыгнула из самолета с тобой, Джеймсон, спустилась бы с тобой на сноуборде по склону вулкана, поставила бы все, что у меня есть, на тебя – на нас против всего мира. Ты не можешь убегать, рисковать и ожидать, что я останусь в твоей позолоченной клетке. Ты не такой, и я хочу не этого. – Я не знала, как сказать это так, чтобы он действительно услышал меня. – Ты, – я шагнула к нему, – всегда делал меня смелее. Ты вытаскиваешь меня из зоны комфорта. Ты не сможешь загнать меня обратно.

Джеймсон взглянул на меня, словно пытался запомнить каждую черточку моего лица.

– Я отпустил Эмили. Но не Грэй. И в душе я знаю, что, если бы он сделал это, он бы влюбился в тебя. Он бы точно сделал это. Когда ты такая, Наследница, какой у него был бы выбор?

– Я бы выбрала тебя, – сказала я Джеймсону. Ему нужно было это услышать. Мне нужно было это сказать, даже несмотря на то что для меня самой это не было вопросом.

В ответ Джеймсон одарил меня еще одной кривой улыбкой.

– В такие моменты, Наследница, я жалею, что не влюбился в девушку, которая не умеет так хорошо блефовать.

Джеймсон ушел, как и Грэйсон.

– Давайте поедем обратно в Дом, – сказал Орен. Он никак не прокомментировал то, что только что произошло.

Я не позволила себе дальше думать о Джеймсоне или Грэйсоне. Вместо этого я размышляла об остальном: о пропавшем сыне Винсента Блейка, мести и играх, которые Блейк вел со мной. Об историях в таблоидах, журналистах, финансовых атаках со всех сторон, попытках избавиться от моей службы безопасности и обо всем этом времени, пока он изводил меня тем, что Тоби у него.

Подсказка за подсказкой.

Загадка за загадкой.

Я устала от этого. Вернувшись в Дом, я пошла за телефоном, который прислал мне Блейк. Я набрала единственный номер, который в нем был, и, когда он не ответил, я начала звонить со своего настоящего телефона – каждому человеку, который получил желанное приглашение в ВИП-ложу владельца моей команды НФЛ, каждому игроку в техасском обществе, который пытался подлизаться ко мне на благотворительном вечере, каждому человеку, который хотел моих инвестиций.

Деньги притягивали деньги. Влияние притягивало влияние. И я устала ждать следующую подсказку.

Мне потребовалось время, но я нашла того, у кого был номер Винсента Блейка и кто был готов дать его мне, не задавая вопросов. Мое сердце яростно колотилось в груди, пока я набирала номер.

Когда Блейк ответил, я не стала утруждать его притворством.

– Я знаю об Иви. Я знаю о вашем сыне.

– Разве?

Вопросы, загадки и игры. С меня хватит.

– Чего вы хотите? – спросила я. Я задумалась, мог ли он слышать гнев – и каждую унцию эмоций под ним.

Я задумалась, не заставит ли это его считать, что он выиграл.

– Чего я хочу, Эйвери Кайли Грэмбс? – Винсент Блейк, казалось, забавлялся. – Угадай.

– С меня хватит загадок.

В ответ я услышала тишину – но он все еще был там. Он не отключился. И я не собиралась первой прерывать молчание.

– Разве это не очевидно? – наконец произнес Блейк. – Я хочу узнать правду, которую Тобиас Хоторн скрывал от меня все эти годы. Я хочу узнать, что случилось с моим сыном. И я хочу, чтобы ты, Эйвери Кайли Грэмбс, раскопала прошлое и принесла мне его тело.

Винсент Блейк верил, что его сын был мертв. Он верил, что тело находилось здесь. Я подумала о семейной печати Блейка, о том факте, что Тоби украл ее, о реакции его отца на то, что он это сделал.

Ты знаешь, что я оставил там, написал Тоби моей маме много лет назад. Ты знаешь ему цену. Тоби, будучи подростком, украл печать – и спрятал стихотворение «Древо яда» Уильяма Блейка, чтобы отец его нашел.

– Он хотел, чтобы вы поняли, что он знал правду. – Почему-то мне казалось правильным обратиться к Тобиасу Хоторну. Это было его наследие. Все это. – Что вы сделали, – прошептала я, – когда обнаружили сына Винсента Блейка на своей территории?

Когда он осознал, что человек добрался до него через шестнадцатилетнюю девушку. Эта девушка, возможно, и воображала себя возлюбленной, но Тобиас Хоторн видел историю в другом ключе. Уиллу Блейку было уже больше двадцати. А Мэллори – всего шестнадцать.