– Не уходи, – сказала я Иви. – Мне жаль.

Мне было и не было жаль. Потому что три слова не оставляли меня в покое: Никому не доверяй.

– Я хочу встретиться с Мэллори. – Иви вздернула подбородок. – Она моя бабушка. И по крайней мере, она не знала обо мне.

– Я отвезу тебя к ней, – тихо сказал Грэйсон, но Иви покачала головой.

– Эйвери отвезет меня, – сказала она, в ее голосе равно слышались и вызов, и боль, – или я прогуляюсь.

Орен не обрадовался тому, что я собираюсь выйти из Дома Хоторнов, но, когда он понял, что меня не переубедить, он посадил в три джипа по группе охранников. Три одинаковых автомобиля выехали за ворота, оставив толпу папарацци гадать, в каком из них сидели мы с Иви.

Ксандр, единственный из Хоторнов, поехал с нами. Иви позволила ему поехать, потому что он делал это ради Ребекки, а не из-за нее. Грэйсон и Джеймсон остались в Доме.

– Какая она? – спросила Иви Ксандра, как только журналисты остались позади нас. – Моя бабушка?

– Мама Ребекки всегда была… эксцентричной. – Ответ Ксандра отвлек мое внимание от затонированного окна. – Она работала хирургом, но, когда родилась Эмили и выяснилось, что у нее проблемы с сердцем, Мэллори уволилась, чтобы посвятить себя лечению Эм.

– А потом Эмили умерла, – мягко сказала Иви. – И…

– Бум. – Ксандр пальцами сымитировал взрыв. – Мама Бекс начала пить. А отец стал уезжать в командировки по месяцу длиной.

– И теперь появилась я. – Иви посмотрела на свои руки: на тонкие пальцы, неровные ногти. – Все должно пройти хорошо, – пробормотала она.

Это было, пожалуй, приуменьшением. Я написала Тее, чтобы предупредить о нашем приезде. Никакого ответа. Я открыла ее аккаунт и посмотрела на последние четыре фотографии, которые она опубликовала. Три из них были черно-белые селфи. На одной Тея смотрела прямо в камеру, ее лицо было черным от растекшейся туши. На второй она свернулась в клубок, ее руки сжаты в кулаки, на теле почти не видно одежды. На третьей Тея двумя руками выключала камеру.

Иви, сидящая рядом со мной, посмотрела в мой телефон.

– Думаю, что они должны понравиться мне даже больше, чем стихи Тоби. – Это прозвучало как правда. Так звучало все, что она говорила. В этом и была проблема.

Я сосредоточилась на четвертой фотографии Теи, которую она добавила совсем недавно, единственная цветная. На ней были две девушки, обе смеются, обнимая друг друга: Тея Каллигарис и Эмили Лафлин. И только под этой фотографией была подпись. Она была МОЕЙ лучшей подругой, и ВЫ понятия не имеете, о чем говорите.

Я просмотрела невероятное количество комментариев к этому фото, а затем взглянула на Ксандра.

– Тея борется с последствиями. – Я не могла сражаться с сайтами желтой прессы в отличие от нее.

– Она еще выложила видео. – Ксандр повернул телефон ко мне и включил его.

– Вы, возможно, слышали кое-какие… сплетни. – Голос Теи был тихим. – О ней. – Фотография Теи и Эмили возникла на экране. – И о них. – Фотография четырех братьев Хоторнов. – И о ней. – Фотография Иви. – Все. Это. Полный. Сумбур. – Тея двигалась, произнося каждое слово, в завораживающем танце, который заставлял все это казаться менее осмысленным. – Но, – продолжила она, – это мой сумбур. Сплетни о Грэйсоне и Джеймсоне Хоторнах и моей покойной лучшей подруге? Это неправда. – Тея наклонилась к камере, чтобы ее лицо заняло весь экран. – И я знаю, что это неправда, потому что это я все начала.

Видео резко оборвалось, и Ксандр положил голову на спинку сиденья.

– Она, без сомнения, самый великолепный и ужасающий человек, с которым я ходил на фальшивые свидания.

Иви взглянула на него.

– Ты часто ходил на фальшивые свидания?

Она казалась такой нормальной. Я ничего не нашла в ее телефоне. Но я должна сохранять бдительность.

Не так ли?

Ребекка открыла дверь до того, как мы постучались.

– Мама там, – спокойно сказала она Иви. Глубоко вздохнув, Иви прошла мимо Ребекки.

– По шкале от одного до числа пи, – пробормотал Ксандр, – насколько все плохо?

Ребекка положила три пальца на его ладонь. Ее белая кожа покраснела и потрескалась вокруг ногтей и костяшек.

По шкале от одного до числа пи. Учитывая значение пи, все было определенно плохо.

Ребекка отвела меня и Ксандра в гостиную, где стояли Иви и мама Ребекки. Я заметила стеклянные шары со «снегом» на полке. Они блестели так, словно их долго терли. На самом деле все вокруг выглядело таким свежим, будто здесь убирались несколько раз подряд.

Руки Ребекки. Я задумалась, чьей идеей было вычистить здесь все – ее или ее мамы.

– Ребекка, это же семейное дело, – сказала Мэллори Лафлин, когда мы с Ксандром появились в поле ее зрения, не отрывая при этом глаз от Иви.

Ребекка опустила взгляд, рыжие волосы упали ей на лицо. Ее образ всегда будто просился на холст художника. Даже боль на ее лице, которую она постаралась скрыть, была сказочно прекрасной.

Иви потянулась, чтобы взять бабушку за руку.

– Это я попросила Эйвери приехать со мной. Тоби… он считал ее частью своей семьи.

Ауч. Если Иви хотела, чтобы у меня проявилось чувство вины, то это было жестоко и действенно одновременно.

– Это смешно. – Мэллори села, и, когда Иви последовала ее примеру, женщина наклонилась к ней, упиваясь ее присутствием, как человек, глотающий песок в пустынном мираже. – С чего бы мой сын обратил внимание на эту девушку, когда ты прямо здесь? – Она положила ладонь на щеку Иви. – Когда ты так идеальна?

Ребекка втянула воздух сквозь зубы.

– Я знаю, что похожа на вашу дочь, – пробормотала Иви. – Это, должно быть, тяжело.

– Ты похожа на меня, – улыбнулась мама Ребекки. – На Эмили. Я помню, когда она родилась. Я посмотрела на нее, и единственная мысль крутилась в моей голове – что она была мной. Эмили была моей, и никто никогда не мог забрать ее у меня. Я сказала себе, что она никогда не будет в чем-либо нуждаться.

– Сочувствую вашей утрате, – тихо произнесла Иви.

– Не надо. Теперь ты вернулась ко мне, – всхлипнув, ответила Мэллори.

– Мам, – вмешалась Ребекка, не поднимая глаз от пола, – мы это обсуждали.

– И я сказала, что не нуждаюсь в том, чтобы ты или кто-либо другой обращался со мной как с ребенком. – Ответ Мэллори был таким резким, что мог бы разрезать стекло. – Такова жизнь. – Женщина снова повернулась к Иви, ее голос зазвучал по-матерински: – Ты должна научиться брать то, что хочешь, – и никогда не позволять другим забирать то, что ты не хочешь отдавать. – Мэллори вновь положила руку на щеку Иви. – Ты сильная. Как я. Как Эмили.

В этот раз Ребекка промолчала. Я мягко коснулась ее своим плечом, молчаливое, осторожное «я рядом». Я задумалась, чувствовал ли Ксандр себя таким же беспомощным, как и я, видя, как вспарываются ее старые шрамы.

– Могу я спросить вас кое о чем? – спросила Иви Мэллори.

Мэллори улыбнулась.

– О чем угодно, дорогая.

– Вы моя бабушка. Ваш муж здесь? Он мой дедушка?

– Зачем нам об этом говорить? – Ответ Мэллори был сдержанным.

– Все, чего я когда-либо хотела, – это узнать свои корни, – надавила Иви. – Прошу вас.

Мэллори долго смотрела на нее.

– Ты можешь назвать меня мамой? – мягко попросила она. Я увидела, как Ребекка покачала головой: это было плохой идеей.

– Ты расскажешь мне об отце Тоби? – спросила Иви. – Пожалуйста, мам.

Мэллори закрыла глаза, и я задалась вопросом, какие части ее души оживило это единственное маленькое слово от Иви.

– Иви, – резко произнесла я, но мать Ребекки начала говорить:

– Он был старше. Очень красив и загадочен. Раньше мы тайком гуляли по территории поместья, даже забирались в дом. В те дни у меня была полная свобода действий, но мне было запрещено приводить гостей. Мистер Хоторн ценил уединение. Он бы сошел с ума, если бы узнал, что мы делаем в его священных залах. – Мэллори открыла глаза. – Девочки-подростки и запретное.