На территории Деревенщиков был винокуренный[9]заводик и горшечное производство. Со спиртного дед и получал самый большой свой доход – производство вина всегда приносило неплохие средства. Сама деревня Деревенщики была небольшой, имела восемь дворов, в которых проживали двадцать один человек мужского пола и двадцать пять женщин.

Но постепенно дед старел, сил следить за хозяйством уже было недостаточно, и доход стал потихоньку уменьшаться. Когда муж проигрался, и надо было срочно выручать деньги, усадьба была продана гораздо ниже своей цены. Натали в этом ничего не понимала тогда, в дела не вникала. Теперь ей предстояло во всем разбираться очень плотно.

Деревенщики находились в стороне от старой Смоленской дороги, в пролеске. Никакой речки рядом с деревней не было, жители пользовались колодезной водой. Крестьянское население там было белорусским, и они называли свою деревню на белорусский манер – Деревеньчики. Натали так любила в детстве слушать их мягкий говор, отличающийся от великорусского. Перед каждым словом они произносят «ти», а букву «л» в конце слова заменяют на «в», отчего вместо «видел» или «ходил» у них получается «ти видив» или «ти ходив». Такой же говор имела и старая няня Настасья, которая когда-то жила здесь. А вот Дашутка и Катюша, воспитанные уже в Васино, в большей мере имели великорусский говор, и только иногда в их речи проскальзывали мягкие согласные «женьчины», «мучины» вместо твердых «женщины» и «мужчины».

Насколько барыня помнила, крестьяне этих деревень отличались от великорусских. Первое, что сразу бросалось в глаза – это одежда. Великорусские васинские мужики носили кафтаны из цветного сукна, крашеные рубашки, черные шляпы, женщины носили синие сарафаны, пестрые передники, на головах кокошники, девушки же повязывали на голову цветные повязки.

Одежда белорусских крестьян была почти вся белого цвета. Недаром их иногда называли «белыми людьми»! Мужчины носили кафтаны из белого некрашеного сукна, белые рубашки, белые валяные колпаки в виде усеченного конуса вместо шляпы. Женщины надевали белые зипуны, белые рубашки подпоясывали белыми суконными юбками «андараками», на головы надевали белые полотенчатые головные уборы – наметки, или как их называли белорусские крестьянки – намитки. Девушки носили белые повязки, а в праздничные дни надевали длинные, доходящие сзади до половины спины, белые повязки с красными узорчатыми концами, а голову украшали цветами или перьями.

Избы у белорусских крестьян были тоже курными, без труб, но домашняя утварь отличалась. Позже выяснилось, что белорусские крестьяне пользуются сохой с узким лемехом, и у них вовсе отсутствует борона с железными зубьями, ее заменяет простая борона из срубленных деревьев, с сучьями вместо зубьев.

Что касается внешнего вида, то мужчины из Деревенщиков были ниже васинцев, были они менее плотными, тонкокостными, чем эти крестьяне. Белорусские крестьянки тоже были невысокими и миниатюрными, лица их имели тонкие и красивые черты. Почти все белорусские крестьяне были светло-русыми, с голубыми или серыми глазами. Взгляд их был кротким и добрым. Были они хозяйственными, спокойными, девушки и парни ценились как хорошие варианты для женитьбы и замужества. Надеюсь, они с радостью примут барыню как новую – старую хозяйку.

Вечером Авдотья рассказала, что, со слов местных крестьян, после продажи Деревенщики перешли в руки какого-то отставного гусара, который хозяйством не занимался, а поручил все дела своему управляющему, а сам основное время проводил в столице. Управляющий так хорошо «науправлял», что доход стал еще меньше. Еле теплился только винокуренный завод, да и то он значительно захирел. И вдруг тот же Степан, или еще кто-то из наших дворовых, случайно из общения с управляющим, который пристрастился к дегустации производства своего завода, узнал, когда тот был подшофе, что хозяин собирается продавать имение, так как ему срочно нужны деньги – видимо, проигрался в карты. Настоящую цену управляющий почти не знал, помнил только ту цену, за которую его купили, управлял им спустя рукава. Так что барыня могла купить имение и не так дорого.

Утром на том же возке, с тем же Степаном, они отправились в путь вместе с Мишей. Нотариус, или как их тогда называли – подьячий крепостных дел, скромный молодой человек, смирно сидел в возке и вопросов пока не задавал. Натали только сжимала руки и просила Бога, чтобы им повезло.

Настоящего хозяина не было, он только написал доверенность на своего управляющего с правом продажи имения. Это было только на руку всем, особенно покупателям!

Управляющий, мужчина средних лет и очень потертого вида, был явно с похмелья. Он старался держаться строго официально, но это ему не очень удавалось. Миша представил Натали ему, но тот не знал, что она была когда-то владелицей этих земель. Пригласив всех в дом, он прежде всего усадил за стол и предложил закусить и выпить. Барыня, конечно, отказалась, но подмигнула Мише, чтобы он тому составил компанию. Мужчина только делал вид, что пьет то, что наливал ему управляющий, а он хмелел все больше. Когда он дошел до кондиции, барыня начала разговор:

– Уважаемый Порфирий Петрович (да, как у Достоевского!). Я случайно узнала, что Илья Владимирович (тот самый гусар, владелец усадьбы), нуждаясь в средствах, продает Деревенщики. По-дружески и по-соседски я готова выручить его и приобрести усадьбу и деревню. Я даже пожертвовала своими драгоценностями, чтобы сделать это! Так я уважаю вашего хозяина, про которого слышала много хорошего! – и Натали сделала вид, что вытирает слезы.

Порфирий Петрович уже не очень соображал, о чем говорят, но вид делал важный:

– Да, Илья Владимирович сейчас немного нуждается в средствах, но и продавать просто так мы не можем! Вы прекрасно знаете, что имение приносит хороший доход!

– Приносило когда-то, – мягко поправила женщина. – Теперь, насколько мне известно, имение уже малоценно.

– Но заводик! Только с него мы имеем триста рублей годового дохода! Да и Илье Владимировичу надо еще три тысячи!

Сумма, запрошенная управляющим, у Натали имелась, но она стала усиленно торговаться:

– Побойтесь Бога, Порфирий Петрович! Мне известно, что больше ста рублей в год заводик и не дает! Да и откупщики стали прижимистыми, так просто не уступают! Давайте я вам отдам три тысячи и заемное письмо на сто рублей, вы поедете в Дорогобуж и под это все напишете купчую на три тысячи рублей. Я думаю, это всех устроит! – Барыня была бы рада, чтобы все так хорошо устроилось.

Порфирий Петрович икнул, извинился и согласился! Он прикинул, наверное, что сможет отослать необходимые три тысячи, а остальные сто рублей оставит себе. Недолго думая, написали намерение о продаже имения и деревни, и нотариус заверил его своими официальными печатями и подписями. Тут же Натали отправила Мишу, нотариуса и Порфирия Петровича в Дорогобуж, чтобы все оформить официально. Миша мог это сделать как ее представитель, она была там не особо нужна. А барыне предстояло еще вновь познакомиться со своим старым-новым поместьем и его жителями.

Проводив Мишу с управляющим и нотариусом в Дорогобуж, она осталась стоять во дворе и задумалась настолько, что не заметила, как ее окружили крестьяне деревни и дворня усадьбы. Перед их отъездом Натали только сказала Мише, чтобы он попросил управляющего распорядиться, чтобы ее потом отвезли домой. Управляющий после разговора с Мишей громко и грубо крикнул кому-то: «Слыхали, холопы, чтобы барыню домой доставили как следует!» – и с этим залез в возок.

А люди так же стояли молча, готовые принять любое известие. Наконец, Натали пришла в себя и увидела их всех. Ожидание явно читалось на их лицах, и она не смогла их не оповестить на их родном языке, который вдруг всплыл сам собою:

– Даведаецеся ці вы мяне? Я была калісьці тут гаспадыняй. Калі ўсе складзецца ўдала, я зноў стану вашай барыняй. Прымеце таму, людзі добрыя?[10]