Дикар посмотрел на нее, посмотрел на Джондоусона и не смог принять решение.

– Не знаю, кто из вас прав, – сказал он. – Мэрили, я просто не знаю. Безопасность Группы…

Его прервал треск. Звук доносился из кустов перед домом. Дикар повернулся к двери и услышал из кустов высокий тонкий голос:

– Дикар! Дикар!

А потом из кустов выбралась загорелая фигура.

Это был Хэлросс, он подбежал к двери и ухватился за косяк, ухватился отчаянно, как будто ноги его больше не держали.

– Дикар!.. – выдохнул Хэлросс. Щеки его дрожали, губы потеряли цвет. – О, Дикар…

– Спокойней, младший, – сказал Дикар и одним длинным шагом приблизился к тяжело дышавшему младшему. – Что случилось?

– Джонстоун. – Хэлросс смотрел на Дикара, и в его взгляде было мало смысла, мало разума. – Он рубил… На него упало дерево, Он… он…

Он содрогнулся.

– Убит?

– Нет. Но дерево придавило его, и мы не можем его вытащить. Мы не можем…

Голос Мальчика перешел в крик, затих, и Дикар мимо него бросился наружу.

Он бежал по лесу, ветки цепляли его за ноги, ежевика царапала. Он без усилий поднялся по крутому склону, услышал впереди гул голосов и сквозь завесу листвы прошел на маленькую поляну. Здесь он увидел упавшее дерево, вдвое толще его, и неподвижную фигуру под ним.

– Здесь Дикар, – услышал он голос девочки. – Здесь Дикар, дорогой. Он вытащит тебя…

Дикар увидел на земле рыжеволосую голову Джонстоуна, и его рыжую бороду, и морщины боли на бледной маске лица. Толстый ствол лежал поперек груди Джонстоуна, а толстый конец ствола на земле, рядом с пнем, от которого этот ствол отрубили. По другую сторону Джонстоуна ствол упирался в закругленную вершину скалы. Дикар видел, что, если ствол сдвинется с этой сколы, хоть немного и в любую сторону, он осядет и раздавит Джонстоуна, убьет его.

– Мы боимся его тронуть, – сказал рядом Бенгрин.

– Вижу, – медленно сказал Дикар. – Вижу.

Он видел, что кора ствола прижимается к груди Джонстоуна, земля от Джонстоуна к скале поднимается, так что есть только одно место на полпути, где между землей и стволом есть достаточно высокое место, чтобы Мальчик мог проползти, если осмелится, конечно.

– Если бы у нас был канат подъемного блока, – сказал Джондоусон. – Мы могли бы поднять его.

Джонсон не знал, что такое канат подъемного блока, но знал, что спасти Джонстоуна можно, только приподняв ствол. Нигде нет места, где бы Мальчики могли встать и попытаться поднять ствол, но… Дикар видел, что в одном месте Ствол поднимается над землей на ширину тела Мальчика. Тела Дикара. Он опустился на колени лицом к стволу. Потом лег лицом вниз.

– Милостивое небо! – услышал он восклицание Джондоусона. – Что он хочет сделать?

Дикар повернул голову и сказал:

– Дэнхолл. Бенгрин. Стойте у Джонстоуна, чтобы вытащить его. Но не трогайте, пока он не освободится.

Губы Мэрили были напряжены и плотно сжаты, но в ее внимательных глазах была улыбка.

Очень осторожно, дюйм за дюймом Дикар продвигался вперед. Сначала солнце освещало его голову, но теперь голова оказалась в тени, и Дикар понял, что это тень ствола.

Он полз вперед, земля царапала грудь и казалась холодной прижатым к ней ладоням. Но вот на земле и на задней стороне головы Дикара снова солнце, а прямо перед ним маленький пурпурный цветок, и на одном из лепестков этого цветка жук, такой крошечный, что Дикар его не увидел бы, если бы глаза не были так близко. Дикар остановился.

Он повернул голову так, чтобы видеть ствол, и он, серо-коричневый и огромный, навис над его спиной и казался таким большим, как Дом Мальчиков.

Дикар протянул назад руки, прижал их к земле так, что они были по обе стороны от его груди и близко к ней. Подтянул колени под собой вперед, очень осторожно, понемногу, медленно. Это подняло его спину, так что он почувствовал прикосновение к коре ствола. Он продолжал подниматься, пока прикосновение к спине не стало плотным и грубым.

Дикар глубоко вдохнул, и в этом вдохе была зелень леса, и тепло солнца, и полный жизни запах лесной почвы.

И в этом вдохе была сила, сила, звенящая в жилах Дикара, которая проникала в его мышцы, как теплый летний дождь просачивается в землю.

Дикар остановил дыхание, и сила заставила разбухнуть его мышцы, прижимала к земле его руки и ноги. Спина Дикара поднималась. Тяжесть ствола была тяжестью всего мира.

Дикар поднимался, поднимался медленно, руки его дрожали от нависшей тяжести, дрожали бедра. Тяжесть слишком велика, он не может больше поднимать ее, не может удерживать…

Кто-то кричал, но слова не проникали в сознание.

– Все в порядке! Все в порядке, Дикар. Он свободен. Мы вытащили его.

И Дикар начал опускать ствол. Медленно. Опускать нужно было так же осторожно, как поднимать. Он должен опустить ствол так, чтобы он точно лег вершиной на закругленную скалу, в таком же положении, в каком лежал раньше.

Иначе ствол скатится с этой скалы, покатится вниз, придавит Дикара, и Дикар будет лежать на земле под тяжестью ствола.

Вниз. Опускать ствол было тяжелей, чем поднимать его. Вниз. Сейчас он уже должен лежать на скале.

Неожиданно страшная тяжесть ствола на спине Дикара уменьшилась, и эта тяжесть слегка дрожала. Теперь спина ощущала только прикосновение коры. Оставалась боль в тех местах, где кора расцарапала кожу, и Дикар лежал на земле, и пурпурный цветок снова был перед ним.

Дикар громко выдохнул и сдул жука с лепестка.

Потом начал осторожно отползать, и тень ствола была на его голове, а потом голову осветило солнце.

Дикар лежал на земле, тяжело дыша, ничего не видя, а вокруг него громко кричали ура, но Дикар слышал только голос Мэрили:

– Дикар, о, Дикар!

Он чувствовал только прикосновение мягких рук Мэрили, снимавшее боль.

Потом он услышал голос Джондоусона:

– Это был смелый поступок, сынок. Но и глупый. Одно неверное движение, и вы оба были бы мертвы. Надо было подумать об этом, прежде чем начинать.

– Я подумал, – ответил Дикар. – Но я не мог позволить этому остановить меня. Я не имел права думать об опасности для себя, когда кто-то из Группы в опасности. Я должен был помочь ему. Я…

Дикар замолчал. Он повернулся, сел, и глаза его широко распахнулись.

– Мэрили! – воскликнул он. – Теперь я вижу… Я вижу… Это ответ.

– Какой ответ? – спросила Мэрили, присев на загорелых ногах.

– У меня не было права думать об опасности мне, когда во мне нуждался Джонстоун, – сказал ей Дикар, – но точно так же я не имею права думать об опасности Группе, когда в Группе нуждается вся страна.

Джонстоуну придется какое-то время полежать, но тяжелых ран у него нет. У самого Дикара болело все тело, но Мэрили приложила к его спине листья, снимающие боль и воспаление, и раны быстро заживут.

– Боль – это ничего, – сказал Дикар Джондоусону. Они вчетвером снова были в маленьком доме Джондоусона. – К ночи она пройдет. Как только стемнеет, я буду готов идти в Далекую Землю.

– Как только стемнеет! – повторила Мэрили. – Но, Дикар! Норманфентона провезут поблизости завтра ночью, а не сегодня Зачем тебе вести вниз Группу сегодня?

Дикар серьезно улыбнулся ей.

– Я не поведу сегодня ночью вниз Группу. Сегодня я пойду один.

– Один! – одновременно воскликнули все трое.

– Да, – улыбнулся Дикар. – Один. Мэрили права, говоря, что мы не должны откладывать действия, но и ты прав, Джондоусон, говоря, что мы не должны действовать без плана. Поэтому я должен сегодня ночью пойти туда, куда завтра привезут Норманфентона, чтобы самому посмотреть, как его можно будет отобрать у азиафриканцев, какова вероятность успеха и есть ли вообще эта вероятность. Я должен посмотреть, будет ли возможность, что мы, освободив его, сможем вернуться на Гору, не выдав врагу тайны Горы.