Большой желтый снова поднял руку, но, когда она опустилась, хлопка не было. Большой желтый падал, и из его спины торчало оперение стрелы. Только оперение.

Больше Дикар ничего не видел, он уходил по деревьям. Коричневый обнаженный Мальчик перебирался с вершины на вершину, бежал от смерти из ружья. Он помнил, что ружья стреляют дальше и быстрее любой стрелы.

Дикар так и не знал, искали ли его люди в зеленом.

Дикар лежал на холме в высокой траве далеко от колючей поволоки и сверху вниз смотрел на место, где пересекаются две дороги.

Здесь стоял столб, высокий, как высокое дерево, но на нем не было коры, не было ветвей или листьев; на верху этого столба были закреплены пять или шесть планок, и от них много проводов шло к планкам наверху другого столба, стоящего дальше по дороге.

Дикар смотрел на веревку, свисавшую с одной из планок на верху столба. Он смотрел на то, что висит на этой веревке и держит ее натянутой.

Эта штука очень медленно раскачивалась на ветру – взад и вперед, взад и вперед, и ветер раздувал вокруг нее тряпки, и эти тряпки такие же серые и грязные, как сама штука. И Дикар увидел, что эта штук – человек.

… Дикар пришел к месту, где стоял каменный дом, и он был в три или в четыре раза выше Дома Мальчиков и в десять раз длинней. Окна в стене этого Дома очень высоко, и они очень широкие.

Дикар видел много людей в этом Доме, и все это были белые мужчины и женщины. Они были худые, серые, с запавшими глазами, как те, за проволочной изгородью. И они толкали какие-то штуки, доверху нагруженные тяжелым грузом, и они были так слабы, что могли толкать эти штуки только очень медленно. И вокруг стояли люди в зеленом, и у них на поясе висели маленькие ружья, и они держали в руках длинные змееподобные предметы, как тот большой желтый.

И Дикар видел, как споткнулась и упала белая женщина, и один из людей в зеленом поднял эту штуку и опустил на женщину; он делал это снова и снова, пока женщина, вся окровавленная, не ухватилась за штуку, которую толкала, и снова начала ее толкать.

Другие люди в зеленом рассмеялись, но белые продолжали толкать, слабые и поникшие, и глаза у них были, как у той женщины во сне Дикара, которая стояла на станции метро и говорила, что бог мертв.

Дикар далеко прошел в этот день, коричневой тенью пролетая по полям и лесам, неслышной тенью, которую никто не видел. Сам он многое видел в этот день, и чем больше видел, тем тяжелей становилось у него на сердце. Потому что Дикар знал: белолицые мужчины и женщины – это его народ, и эта зеленая земля принадлежит им и ему, а черные и желтые люди – Они, те, которые, как говорилось в его сне, «пришли с Востока, чтобы превратить эту землю в ад».

Да, Дикар видел ад, который они сотворили… Небо потемнело, и ночь наползла на Лес, и Дикар лежал в высокой траве на поле у леса, обхватив голову руками, и думал. Прошлой ночью он понял, что никогда не вернется на Гору, где живет Группа, а теперь он понял, что не может жить и в этой земле, которая казалась такой приятной, когда он смотрел на нее с высокого дерева.

Ни там, ни там не было места для Дикара. Нигде нет места для него…

Пальцы охватили руку Дикара, пальцы, причиняющие боль. Дикар перевернулся, но пальцы продолжали его держать; послышались слова, которых Дикар не мог понять, и в тусклом сумраке он увидел две ноги в зеленом и одетую в зеленую ткань грудь, а еще выше черное свирепое лицо.

Дикар пнул ноги черного человека; он видел, что тот протянул руку к маленькому ружью на поясе. Дикар снова пнул, вырвался и вскочил.

Одну руку он протянул к маленькому ружью, другой ударил в черное лицо. Каким-то образом черный человек оказался на земле, а Дикар стоял над ним, одной рукой он сжимал горло черного человека, а в другой держал оружие и бил им по голове, и все бил, и бил, и бил.

Когда он убежал в покрытый ночью лес, за собой он оставил нечто с руками и ногами, с телом, но не было ничего похожего на голову.

В глубине леса Дикар нашел маленькую пещеру. Он забрался в нее и долго лежал, содрогаясь. Но немного погодя он пошевелился и понял, что по-прежнему держит в руках маленькое ружье. Тогда он сел, и глаза его расширились от неожиданной мысли.

Он спрятал маленькое ружье под грудой гнилых листьев, потом вышел из пещеры и бродил вокруг, пока не убедился, что в пределах слышимости никого нет. Тогда он вернулся в пещеру с тем, что подобрал, и развел костер. В его свете он принялся изучать маленькое ружье, пока не понял, как оно работает.

Наконец удовлетворенный, Дикар погасил костер, забросал его влажной землей и вышел из пещеры. Этой ночью он шел далеко и быстро, но при этом старался не оставлять следов, по которым его могли бы выследить.

Дикар возвращался на Гору и не должен оставлять следов, по которым могли бы пройти люди в зеленом.

Еще раз ночью Дикар пробирался через лес к Домам Группы, но он делал это много спустя Времени Сна. Этой ночью Дикар не прятался за деревом, глядя на Огонь, но бесшумно пробирался вдоль стены Дома Мальчиков с противоположной от Огня стороны; он остановился под определенным окном.

Дикар прислушался, слегка дрожа, но слышал только шум ветра в деревьях, и жужжание ночных насекомых, и мягкое дыхание спящих Мальчиков. Тогда он распрямился – медленно-медленно – и встал. Здесь земля была привалена к стене, так что, когда Дикар стоял, его живот был на уровне низа окна.

Он медленно провел рукой по подоконнику, коснулся плетеной занавески и отодвинул ее в сторону. И когда заглянул внутрь, красный свет упал на спящее лицо, и это лицо было в прыщах.

Дикар облегченно выдохнул. Он верно помнил. Это Джимлейн.

Дикар просунул в окно вторую руку и зажал Джимлейну рот. На него смотрели испуганные глаза Джимлейна.

– Слушай, – выдохнул Дикар. – Слушай меня, Джимлейн.

Дикар говорил так тихо, что едва сам себя слышал, но по выражению глаз Джимлейна он понял, что тот его услышал и понял.

Потом Дикар незаметно ушел, и впервые с того времени, как Томболл бросил ему вызов, он улыбался.

Все было зелено вокруг Дикара, вокруг танцевали листья огромного дуба, на котором Дикар провел остаток ночи. Проснувшись, он по-прежнему улыбался, но когда он сквозь листву смотрел на Группу, которая убиралась после завтрака, мышцы его живота напряглись.

Дикар видел на площадке между Домами Мэрили, она разговаривала с Бессальтон. Дикар видел, как выросла Мэрили, как осунулось ее маленькое лицо, как она бесконечно трогает свою сплетенную из травы юбку, и улыбка на лице Дикара погасла.

Томболл, заросший, как всегда, черной щетиной, подошел к двум Девочкам. Живот его оброс жиром, но по-прежнему был покрыт волосами, и Томболл насмешливо улыбался.

Он положил руку на руку Мэрили, и та отшатнулась от него. Под желтой бородой Дикара напряглись мышцы, поднимая подбородок; из горла вырвалось рычание.

Томболл рассмеялся, и в это время из-за Дома Мальчиков послышались громкие звуки ссоры.

– Он мой! – слышался тонкий голос Джимлейна.

– А я говорю, он мой! – отвечал тонкий голос Биллтомаса, и они вышли из-за угла дома, и между ними был олененок, с петлей на коричневом горле, с тянущимся по земле оборванным концом.

– Он попал в мою ловушку! – пищал Биллтомас.

– Ты лжешь! – пищал Джимлейн.

И тут Биллтомас распрямился и закричал:

– Это ты лжешь, Джимлейн! Я вызываю тебя на бой на кулаках, чтобы решить, в чью ловушку попал зверь и чей он теперь.

Дикар услышал низкий смех Томболла, но голос Джимлейна, переходивший от писка к басу, отвечал Биллтомасу:

– Ты будешь драться за то, чей это олененок? Ты объявляет нашу схватку равной?

И Биллтомас:

– Я объявлю нас равными.

И вокруг все кричали:

– Справедливо! Справедливо! Они равны по силе.

Мальчики и Девочки группы сбегались со всех сторон и кричали: