– О, Дикар! – горестно воскликнула Мэрили. – Ты нисколько не изменился. Ты прежде всего думаешь о Группе.

– Я думаю о Группе, моя дорогая, не прежде всего, а как о части работы, которую должна выполнить Группа. Если Группа погибнет, она ничего не сможет сделать, и все наши красивые слова, все годы трудной жизни на Горе, все то, что давным-давно сделали Старшие, чтобы спасти Группу, – все будет бесполезно.

– Это очень разумно, Дикар, – сказал Джондоусон. – Сегодня я пойду с тобой, и мы…

– Нет, – сказал Дикар. – Я пойду один. – Он сказал это спокойно, но в его голосе, в его глазах, обращенных к седовласому мужчине, было выражение, хорошо известное Мальчикам и Девочкам Группы. Это выражение означает: то, что приказал Босс, должно быть выполнено без споров и обсуждений. – Ты не можешь двигаться так быстро, как я, не оставляя никаких следов. Ты скажешь мне, куда идти, но пойду я один.

Джондоусон кивнул.

– Хорошо, Дикар. Я начерчу тебе карту.

– Карту?

– Картинку, по которой мне легче объяснить тебе, куда идти. Подожди минуту. – Джондоусон встал со стула, прошел к двери и вернулся с заостренной палкой, которую подобрал снаружи. Пригнулся и стал этой палкой чертить на утоптанном земляном полу. – Предположим, ты высоко в небе и смотришь вниз. Гора будет выглядеть вот так, верно?

– Да, – согласился Дикар, вставая со стула и пригибаясь рядом с Джондоусоном.

– Теперь предположим, – продолжал тот, – что это направление на восходящее солнце. – Он показал своей палкой. – Название этого направления – восток. В этом направлении будет река Гудзон. – Он начертил на полу четыре волнистые линии. – А вот здесь, – он начертил крестик в одном месте между горой и линиями, обозначающими реку, – был дом, в котором жили мы с Мартой.

– Понятно, – сказал Дикар. – Если бы я хотел показать кому-нибудь, как пройти от Горы к этому дому, я показал бы эту картинку, и они бы знали, что нужно идти к восходящему солнцу. На восток.

– Хороший парень! – воскликнул Джондоусон. – Ты быстро учишься. Теперь, прежде чем продолжать, узнаем названия других направлений. Если это направление на восток, к восходящему солнцу, то вот это, к заходящему, называется запад. Тогда в эту сторону север, а в эту юг.

– Восток. Запад. – Дикар показывал рукой. – Север. Юг. Верно?

– Верно. А промежуточные направления называются северо-восток, северо-запад, юго-восток, юго-запад. Понимаешь?

Дикар кивнул. Он неслышно губами произносил слова, которым учил его Джондоусон.

– Теперь, Дикар. С вершины Горы ты видел, что Гору со всех сторон окружает лес. Вот так.

И он палкой взрыхлил землю вокруг знака Горы, чтобы показать, что он имеет в виду.

– До вторжения этот район назывался межштатный парк Палисейдс, и никому не разрешалось рубить тут деревья или жить. Это был заповедник дикой природы, и со времени вторжения он стал еще более диким, таким густым и диким, полным ущелий и пещер, что мужчины и женщины, сбежавшие из концентрационных лагерей, жили в этом лесу годами, хотя черные следопыты непрерывно их разыскивали.

Вот здесь, Дикар, – продолжал Джондоусон, – примерно в двадцати милях на север и немного на восток, – он сделал большой знак рядом с волнистыми линиями, обозначающими реку, – Ньюбург. Как я уже сказал, караван свернет в глубину местности, двигаясь по дороге, которая направляется вот так…

Палка начертила линию, уходящую на юго-запад от Ньюбурга.

– Через маленькие города Вейлсгейт, Хайлендсмилл, Сентрвэлли и Харрисон. – Произнося эти названия, он чертил маленькие кружки. – Вот здесь дорога проходит через край леса, примерно в четырех милях на запад от Горы. Если и есть место, где можно предпринять попытку освобождения, то оно здесь.

– Дорога через лес, – задумчиво произнес Дикар. – И совсем недалеко от Горы. Да, – прошептал он. – Да, я должен увидеть это. Увидеть сегодня.

Ночь не приносит тишину в лес, окружающий Гору, скорее наоборот – новые звуки, новую жизнь. Ночь будит лесных животных, но Мальчики и Девочки Группы уже сказали свое «Я-ложусь-спать» и теперь спят.

Каждую ночь по очереди двое из Группы не спят, следят за огнем, который поднимается с Огненного Камня, подкармливают его или гасят при первых тихих звуках жужжания, выдающего приближение самолета, потому что Группу тоже ищут.

Сегодня ночью еще двое из Группы не спят в маленьком домике для пар.

Они едва видны в темноте. Один из них, рослый и крепкий, другая – стройная и гибкая, теплая и дрожащая в объятиях первого.

– Почему? – шепотом спрашивает Мэрили у Дикара. – Почему ты должен идти один? Почему не возьмешь с собой еще кого-нибудь из Группы, может, Бенгрина или Дэнхилла?

– Для работы, которую нужно сделать сегодня ночью, нужен только один человек, – тихо отвечает Дикар.

– Но двое или трое будут лучше сражаться, – настаивает Мэрили, – если будет схватка. Чем больше пойдет, тем безопасней все будут.

– Возможно, безопасней в пути и в схватке, если она будет. Но идя туда или возвращаясь, двое оставят больше следов, чем один, а трое больше, чем двое, чтобы привести черных следопытов к Горе. Нет, я должен идти в Далекую Землю один.

– И ты должен вернуться, мой Дикар, – настаивает она. – Ты должен вернуться ко мне.

– Я постараюсь вернуться, – отвечает ей на ухо Дикар, щекоча холодным прикосновением. – Но если я не вернусь, ты должна помнить, что Группа будет продолжать жить без меня.

Дикар почувствовал, как задрожала Мэрили, прижимаясь к нему. Услышал, как она начинает всхлипывать. Но заглушил прикосновением своих горячих губ к ее губам.

И повернулся, услышав за собой какие-то звуки; его большие руки сжались в кулаки, мышцы на плечах напряглись. Темная фигура загородила бледный свет от двери.

– Дикар, – послышался шепот от двери. – Мэрили! Вы не спите?

– Эннджордан! – воскликнула Мэрили. – Ты… Джонстоуну хуже? Его раны серьезней, чем мы…

– Тише, – шепнула Эннджордан, входя в дом. – Никто не должен нас слышать. Никто не должен знать, что я приходила к вам. Мой напарник в порядке, Мэрили, благодаря смелому поступку Дикара, и поэтому я и должна сказать вам….

Она замолчала.

Эннджордан была тенью в темноте. Голос ее был тенью. Дикар не понимал, как могла Мэрили зрением или слухом узнать, кто это.

– О чем ты говоришь? – спросил он.

– Я обещала держать это в тайне. Я поклялась не говорить Мэрили и тебе об этом. Но я должна. Даже если Старшие поразят меня за это, я должна сказать после того, что ты сделал для моего Джонстоуна.

– Кому ты обещала ничего не говорить мне? – Неожиданно на сердце у Дикара стало тяжело. Неужели начинается опять? Тайны от него, перешептывания за спиной? Он думал, что все это кончилось со смертью Томболла, которого он должен был убить стрелой, чтобы Группа могла жить. – И о чем ты обещала не рассказывать мне и Мэрили?

– О клятве… – Шепот Эннджордан смолк, потом прозвучал снова. – Дикар, когда утром давали клятву флагу, мы, Девочки, все, у кого есть пары, и большинство тех, у кого пары нет, не давали ее.

Дыхание со свистом вырывалось через ее зубы, как будто она долго сдерживала его, как будто что-то внутри не давало ей дышать.

– Не давали клятву, – удивленно повторил Дикар. – Но, Эннджордан, я слышал, как ты давала ее, давала каждое утро после завтрака. Я видел ваши руки, протянутые к флагу.

– Ты видел наши протянутые правые руки. – Теперь, начав говорить, Эннджордан как будто делала это свободней. – Но ты не видел наши левые руки, прикрытые длинными волосами…

– Да, не видел.

– А на них были скрещены два пальца.

– Скрещены, – ахнула Мэрили. – Скрещенные пальцы означают отмену клятвы, которую произносят губы.

Во рту у Дикара пересохло. Он облизал губы.

– Кто заставил Девочек делать это, Эннджордан? Кто заставил это делать и держать в тайне от меня?

В темноте Эннджордан была неподвижна, и Дикар чувствовал, что она смотрит на него, но только всхлипывает и не отвечает. Ответила за нее Мэрили.