Илита вспомнила фотографию в одной из газет: обожженные напалмом детские лица и ручонки, искаженные предсмертной болью глаза вьетнамцев… Когда же это кончится? Что сделать для того, чтобы визгливый и страшный голос войны утих, сгинул?..
Снова звякнула щеколда калитки. Илита настороженно оглянулась: неужели дядюшка Дзабо вернулся?
Во двор детского сада вошла розовощекая, пышущая здоровьем Маша, Она шагала, еще издали улыбаясь Илите. На боку у нее была большая сумка, набитая газетами и письмами.
— Совсем замучили меня твои писатели, Илита! — «Писателями» она называла тех, кто пишет письма. — Ты одна, наверное, получаешь больше писем, чем вся наша Камбелеевка.
Илита улыбнулась.
— А тебе-то что завидовать? — Илита положила руку на плечо почтальона. — Насколько мне известно, тебе нужно всего одно письмо… из Мурманска.
Вся Камбелеевка знала, что жених у Маши служит во флоте, он моряк, и Маша с нетерпением ждет его возвращения.
— Что правда, то правда! — засмеялась Маша. — Но, честно говоря, Илита, завидно мне, скольким людям ты нужна… Пишут тебе и пишут! У меня на плечах мозоли от тяжелой сумки. Раньше-то, когда ты еще не была депутатом Верховного Совета, сумка полегче была. Ну, принимай! — Маша поставила одну ногу на ступеньку крыльца, положила на колено свою почтовую сумку и вытащила из нее толстую пачку писем. — Два из Ленинграда, три из Москвы. И в столице тебя знают, вон куда твоя слава шагнула! А это из Севастополя — сразу шесть писем! Помнят тебя в Севастополе — ведь ты там воевала, правда, Илита? Эти вот с Урала, одно из Баку, еще одно от какой-то Марико, из Тбилиси… Ох, сразу сумка полегчала! Теперь читать тебе письма не перечитать — до самого вечера хватит. А это газеты и журналы: «Правда», «Дошкольное воспитание», «Мурзилка»… Кажется, все. Наконец-то! — Встряхнув светлыми кудряшками, выбившимися из-под косынки. Маша направилась к калитке. — Будешь отвечать своим писателям — передай им горячий привет от Маши из Камбелеевки!
Каждый раз, получая почту, Илита ждала чуда, ждала письма от Харитона. С волнением перебирала она конверты. Но нет, опять нет… Отложила письма, развернула «Правду», пробежала глазами заголовки. И едва не задохнулась от радости, увидев на первой странице Указ Президиума Верховного Совета СССР о посмертном награждении Валерия Волкова орденом Отечественной войны!
Она перечитывала Указ вновь и вновь. Строчки сообщения мелькали перед глазами, путались. Валерик, милый мой мальчик, бесстрашный, мужественный разведчик! Но о нем ли Указ? Может, были на фронте и другие мальчишки с таким же именем и фамилией?
Торопливо перевернула страницу и сразу же увидела в уголке фотографию знакомого, родного лица. Он! Тут и статья о нем: Валерий Волков, юный пионер-разведчик, погиб при обороне города-героя Севастополя.
Валерик! Матросы-разведчики звали его ласково — Волчонком. Сколько же лет прошло с того дня, как он погиб? Больше двадцати, а кажется, все это было только вчера. Худенькое мальчишеское тело опустили в могилу, поставили на холмике камень с выцарапанной штыком надписью. Грянул залп — это матросы-разведчики прощались с юным героем… Неужели минуло с тех пор столько лет?
Илита, сама того не замечая, вытерла бегущие по щекам слезы.
К дому, под командой старенькой Бабуцы, парами шли дети: наступило время обеда, за которым следовал тихий час. Одна из девочек, заметив слезы на глазах Илиты, бросилась к ней. В одно мгновение ряды смешались; теперь все дети толпились около Илиты.
— Мама Илита! Ты почему плачешь? — наперебой спрашивали они. — Кто тебя обидел?
Девочка, подбежавшая к Илите первая, начала объяснять другим:
— Она читала газету и вдруг заплакала…
— Ну что вы, дети, — заговорила Илита, — газету я получила хорошую…
— А сама плачешь! — попыталась уличить ее девочка.
— Это я от радости, что и Валерика моего не позабыли. Помните, я рассказывала вам о Валерике? Его убили фашисты в Севастополе.
— Помним! Помним!.. — раздалось со всех сторон.
— Посмотрите, какой он был. — Илита подняла газету с фотографией маленького героя.
— Сразу видно, что смелый, — сказал шестилетний Максим.
— Это ты правильно заметил, — подхватила Илита. — Валерик был очень смелым мальчиком…
Бабуца зазвонила в небольшой колокольчик: звала на обед.
— Ну, идите, дети, идите, обед на столе стынет, — заторопила своих питомцев Илита.
— А вечером ты нам снова расскажешь про Валерика? — спросил шустрый Максим. — Расскажешь, а, мама Илита?
— Обязательно!
* * *
Поздно вечером, когда аул уже спал, Илита, сидя у себя в комнате, просматривала полученную почту. Прочла письма от защитников Севастополя, от боевых друзей. Много лет минуло с тех пор, как кончилась война, но в радостный День Победы, когда память снова воссоздает события военных лет, ее однополчане, фронтовые товарищи, всегда вспоминали о ней. Илита долго сидела молча, глядя на огонь прикрытой зеленым абажуром настольной лампы, а видела прошлое: лица тех, кто, пройдя горнило войны, остался в живых, лица погибших…
Было много писем от девушек, от тех, кто только еще начинал жизнь. Молодежь спрашивала, как Илита стала летчицей, в какой летной школе училась, на каких самолетах летала. Участвовала ли в воздушных боях с фашистами, сбивала ли их самолеты? А кем была до войны, до того, как попала на фронт?.. Вопросы, вопросы, вопросы, и на каждый надо было ответить.
А вот письмо из-за рубежа, из Болгарии. Илита положила перед собой аккуратно исписанный листок. Что же пишут ей из солнечной Болгарии?
«Несколько дней назад в журнале «Рабоче-крестьянский корреспондент» я и мои подруги прочитали статью о подвиге Валерия Волкова. Несколько строк там было посвящено и Вашей жизни, дорогая Илита. Я люблю и уважаю храбрых, мужественных людей, и поэтому мне хотелось бы познакомиться с Вами лично, а пока хотя бы завязать дружескую переписку. Хорошо, если б Вы смогли приехать в наш, город. Мы — я и мои подруги — были бы так рады! Нам всем очень хочется познакомиться с Вами и узнать подробности Вашей боевой жизни. Как Вы воевали? Люди должны знать своих героев, а ведь Вы — самая настоящая героиня! Вы — первая женщина-осетинка, поднявшаяся в небо. Примите наш самый сердечный привет. Желаем Вам отличного здоровья И большого счастья во всем, во всем!
Ваша болгарская подруга Катя Манева.
Мы с нетерпением будем ждать ответа!»
Опять тот же вопрос: как она воевала?
Но разве ее дорога в небо началась в сорок первом? Если уж говорить о фронтовых делах, если говорить о том, как стала она летчицей, то прежде всего надо вспомнить детство и юность.
ДОРОГА В НЕБО НАЧИНАЕТСЯ НА ЗЕМЛЕ
Серые сакли с плоскими крышами прилепились, словно ласточкины гнезда, к каменистому склону Дарга́вского ущелья. Здесь стоит аул Южный Ламардо́н, в одном из жилищ которого родилась Илита.
Отца ее звали Крим, по-русски — Кирилл; а мать — Ама, или Анюта. Сколько помнила Илита своих родителей, они всегда работали, всегда были заняты делом: прокормить такую большую семью — не шутка. Семь девочек и один мальчик. Как говорится, целая орава. И каждый ребенок прожорлив, словно галчонок, каждый просит: «Есть! Есть! Есть!»
Дауровы владели маленьким клочком земли, таким маленьким, что, по выражению Крима, его можно было бы прикрыть буркой. Обычно удавалось собрать с участка всего несколько пудов зерна — овса или ячменя. Семья жила бедно. Отец частенько уходил с другими бедняками в горы ломать камень; алда́ры — князья за бесценок скупали этот камень для своих построек. Илита помнила, как ее сестры вместе с подружками летом и осенью ходили в горы, собирали ягоды и дикие яблоки, — даже это считалось тогда лакомством.
Кончилась гражданская война. В 1921 году, когда на Северном Кавказе окончательно установилась Советская власть и у алдаров отобрали земельные наделы, жители аулов, ютившиеся на каменных бесплодных уступах гор, переселились в зеленую плодородную долину. Это было ранней весной, и Ама всю дорогу несла свою меньшенькую — Илиту — на руках. Горцы, в сбитых сапогах, в драных бурках, шли по этой благословенной земле, все еще не веря, что отныне она будет принадлежать им, что времена нищеты и голода ушли навсегда.
