Все эти мысли, словно стая птиц, пронеслись в голове Илиты. Она так и не ответила капитану. Тот наконец оставил свой допрос и пропустил Илиту в блиндаж.

Гуриев лежал на деревянных нарах. Он был бледен, но, заметив Илиту, улыбнулся ей краешком губ. Илита кивнула ему и погрозила пальцем: надо молчать! Гуриев понял этот жест и все-таки не выдержал сказал:

— Спасибо, сестра…

На этом и окончилось короткое свидание. Капитан проводил Илиту. Уже выйдя из блиндажа, он остановился и укоризненно посмотрел на спутницу.

— Что же вы мне раньше не сказали, что вы сестра Гуриева? — спросил он.

Илита не стала его разубеждать.

— Будет жив ваш брат, — утешил ее капитан. — Удивляюсь я одному: как вы, такая тростиночка, несли его сюда четыре километра?

— Неужели четыре километра? — удивилась Илита. — Но ведь я не одна его несла…

Через несколько минут начальник связи полка соединил Илиту с Бритым Барсом. Она рассказала Красникову то, что знала. Бритый Барс просил Илиту передать старшине Никонову и Федунову свою благодарность.

— Всех троих представлю к награде, — пообещал он.

Она закончила разговор с Красниковым, когда к полю боя подошли жидиловцы. Их громкое «Полундра!» разнеслось над холмами Инкермана.

Железняк встретил Илиту широкой улыбкой.

— Ну, Дика, мы с тобой дело сделали, — заговорил он. — Теперь очередь за матросами Жидилова. Кстати, я слышал, это ты подняла роту Гуриева в атаку?

— Кто же вам такое сказал?

— Как — кто? — Железняк хитро улыбнулся. — Немцы донесли. По прямому проводу. Так, мол, и так, увидели мы Дику впереди атакующих разведчиков — и отошли во избежание больших неприятностей…

Он не выдержал, засмеялся. Илита засмеялась вместе с ним. Что за удивительный человек! Только что смерть была рядом, только что комиссар руководил действиями многих батарей и отбил танковую атаку противника, а вроде и не было всего этого — смеется, шутит, живет!

«Это и есть мужество», — подумала Илита, не отрывая восхищенного взгляда от Железняка.

Моряки Жидилова отогнали фашистов. Положение на этом участке фронта было полностью восстановлено.

Днем группа разведчиков во главе со старшиной Никоновым возвратилась в родной полк.

Но отдыхать пришлось недолго. Не прошло и недели, как старшина Никонов сказал Илите, что Бритый Барс разрешил ей идти в разведку.

— Теперь можно, — басил Никонов. — Понюхали вы пороху, товарищ лейтенант. Знаете, что к чему.

Сердце у Илиты дрогнуло. Горячая волна радостного волнения захлестнула грудь. Но Илита тут же осадила себя. Одно дело — на поле боя, другое — в разведке. Справится ли она? Сумеет ли быть такой же ловкой, хладнокровной и бесстрашной, как закаленные в рейдах по тылам врага матросы-разведчики?

К вечеру весеннее небо потемнело, откуда-то с севера нагрянули тучи, грозя земле затяжным дождем. Такая погода была разведчикам на руку. Темь — хоть глаза выколи, шумит дождь — ну кто заметит, как смельчаки перейдут линию фронта?

В разведку вместе с Илитой шли два матроса — Иван Петруненко и Ибрагим Ибрагимов. Первый — молодой парнишка, почти юноша, белоголовый, с прозрачными голубыми глазами, в которых всегда угадывалась какая-то грустинка; рассказывали, что у Ивана в самом начале войны убили отца и мать, — фашисты разбомбили родное село Петруненко, находившееся неподалеку от Луцка. Второй — татарин из Казани. Широкоплечий, мускулистый, но очень ловкий, он, казалось, самой природой был создан для каких-то незаурядных, отчаянных дел; кроме всего прочего, Ибрагимов прекрасно говорил по-татарски, что облегчало работу разведчиков в тылу.

В поиск группу отправлял сам Бритый Барс. Он вызвал в штаб Илиту, старшину Никонова, Петруненко и Ибрагимова. Вместе обсудили план действий. Задание у разведчиков было сложное. Партизаны, действующие в тылу врага, передали, что фашисты срочно перебросили в Крым свежие танковые и артиллерийские части — видно, готовится очередной штурм Севастополя. По мысли Красникова, Иван Петруненко, переодетый в какое-нибудь немыслимое рванье и похожий на подростка-беспризорника, каких в то тяжелое время немало бродило по оккупированному Крыму, должен был нащупать места скопления танков за разрушенным Чоргуном. А Даурова и Ибрагимов выяснят, действительно ли второй эшелон врага разместился в районе Нижнего Чоргуна за рекой Черной. Партизаны имели данные, правда не совсем точные, что за Черной скапливаются большие резервы гитлеровцев — пехотные и артиллерийские части, специально предназначенные для прорыва Севастопольской обороны.

Никонов учел каждую мелочь. Илита и Ибрагим тоже переоденутся в гражданское платье. Будут говорить, что они местные, тем более что Ибрагим сможет объясниться с татарами на их родном языке, а Илита по виду совсем татарочка. Старшина сказал, что ей лучше вымазать лицо грязью и низко повязать голову темным платком, иначе слишком уж бросается в глаза ее красота.

Наконец у каждого разведчика были соответствующие «документы» — поддельные справки, какие немецкая комендатура выдавала полицаям и лицам, работающим на фашистов.

Под прикрытием темноты промокшие до костей Илита, Иван Петруненко и Ибрагим Ибрагимов довольно быстро перешли линию фронта. Отшагали с километр, когда начался густой лес. Шли в сторону Чоргуна. Петруненко и Ибрагимов двигались бесшумно и быстро, словно переняли повадку у рыси, Илита даже позавидовала им. Впрочем, дождь и ветер так шумели, что совершенно заглушали звуки шагов.

Два раза разведчики натыкались на вражеские блиндажи. Их спасло то, что часовые прятались от ливня в укрытиях. Казалось, природа тоже мстила оккупантам: заставила их покрыть орудия брезентом, не пускала в небо фашистские самолеты; даже прожекторы не бросали свои синие столбы света — они были бессильны пробить дождевую завесу и плотные заграждения черных туч.

Часа через два остановились. Иван Петруненко должен был расстаться с товарищами. Договорились, что встретятся на следующие сутки после полуночи в этом же лесу. Ориентиром назначили высоченную ель со странно разделившимся стволом, напоминавшим рогатку. У подножия ели спрятали солдатские телогрейки и автоматы.

Попрощались. У Илиты подкатил к горлу комок, когда она пожала руку Петруненко. Ей подумалось, что они расстаются навсегда. Она с трудом подавила в себе желание сказать: «Прощай, Ваня!»

Он исчез в чаще леса. Илита долго смотрела ему вслед, смотрела до тех пор, пока Ибрагим не потянул ее за локоть.

Целый день Илита и Ибрагим ходили по селениям и хуторам, расположенным за рекой Черной. Их дважды окликали местные жители, и в обоях случаях Ибрагим отвечал по-татарски; жестикулировал, показывал пальцем на Илиту — вот, мол, сестра больна, дома есть нечего, идем к богатому родственнику.

Сравнительно легко им удалось разведать район Нижнего Чоргуна. Тут они засекли крупное скопление вражеских войск. По количеству укрытых брезентом бунтов снарядов, патронных ящиков и строений, занятых немцами, можно было судить и о численности находящихся здесь частей. Они ничего не записывали, только прикидывали в уме ориентиры, по которым впоследствии должны были ударить наша артиллерия и бомбардировщики.

На условленное место под ель, похожую на рогатку, Илита и Ибрагим вернулись раньше назначенного времени. Ивана Петруненко еще не было.

— Придет, — тихо сказал Ибрагим, словно подслушав грустные мысли Илиты.

Отдохнули. Потом Ибрагимов предложил до появления Петруненко провести беглую разведку в окрестностях селения Черкез-Кермен. Дело в том, что сведения о наличии в этом селении немцев были очень противоречивы. По одним данным, сообщенным партизанами, в Черкез-Кермене разместился чуть ли не полк вражеских солдат, по другим — кроме нескольких полицаев здесь не было никого. Если разведчики все уточнят, Бритый Барс только похвалит их.

На счастье, как и в прошлую ночь, пошел дождь.

Позади остался лес. Потом — широкая лощина. Когда-то в лощине протекал ручей. Теперь, по-видимому, он изменил направление. Но глубокое, словно срезанное бритвой русло не заросло, не выровнялось; Илита и Ибрагим шли по нему, словно по траншее.