Разговор у входа в пещеру, где находился госпиталь, во многом повлиял на Илиту. Жизнелюбие человека в офицерской шинели, его негромкий, но убежденный патриотизм, его вера в человеческие силы — все это передалось Илите. Душа ее окрепла. И болезнь, будто почувствовав, что Илиты ей не переломить, пошла на убыль.

Странно, что лицо и фигуру человека, поделившегося с ней своей кровью, она помнила — для этого достаточно было закрыть глаза, а вот фамилия из памяти выветрилась, хотя потом Илите не раз называли имя ее спасителя — комиссар артполка Железняк.

И вот, оказывается, Железняк этот рядом с ней!

Бывают же чудеса на войне…

Вместе с белокурым бойцом — он был на удивление сильным парнем — Илита перенесла Таймураза через овраг. Когда они миновали первый холмик, боец неожиданно приставил ладонь ко лбу и впился взглядом в даль.

— Что там? — с тревогой спросила Илита.

— Кажись, танки нас контратакуют…

Пришлось остановиться. Тем более, что впереди, на повернутой к немцам стороне холма, упало несколько вражеских снарядов; груда земли взметнулась вверх, на минуту скрыв от Илиты и ее помощника панораму боя.

Таймураз был в забытьи. Белокурый боец ловко разрезал гимнастерку командира в перевязал ему перебитое, окровавленное плечо.

— Если б только плечо ему задело, — сказал он Илите, — а то, кажется, ноги тоже перебиты. И вроде бы контузило его…

Боец был прав: немцы пустили в ход танки. В низине, направляясь к холмам, шли семь фашистских «ягуаров».

— Нельзя нам оставаться здесь, — сказала Илита, напряженно следя за движением танков. — Пошли. В расположении артполка и то безопаснее. А кроме того, там есть врачи — помощь Гуриеву нужна немедленно!..

Они подняли Таймураза и направились ко второму холмику. По временам приходилось ложиться, потому что немецкие танки вели ожесточенный огонь. Но даже лежа они прикрывали своими телами раненого командира.

Впереди снова упали два снаряда. Кто-то вскрикнул. Из сплошной завесы пыли вынырнули несколько лошадей. Илита проводила их удивленным взглядом: откуда взялись здесь лошади? Но тут же вспомнила, что из-за нехватки горючего орудия в Севастополе давно перешли на конную тягу.

— В укрытие, черти! — закричали рядом.

Илиту резко толкнули в спину. Она упала. Потом, подняв голову, встретилась глазами с белокурым бойцом, державшим на руках раненого Гуриева. Они были в замаскированном окопе. Чуть поодаль стоял, улыбаясь, плотный, круглолицый человек в офицерской шинели. Илита сразу же узнала его:

— Товарищ комиссар!

— А это ты, Дика?

— Я.

— Еще секунда, и ты бы уж не смогла мне ответить, — сказал Железняк. — Глаза у вас есть? Прямо на «ягуары» прете. — Он шагнул к Илите, потом, заметив на руках бойца раненого, склонился над ним. — Гуриев! — Обернулся к Илите: — Жив? — И, не ожидая ответа, позвал: — Эй, санитары, живо сюда!

Два санитара, уложив Гуриева на носилки, понесли его в блиндаж, где разместилась медицинская часть.

— Ну, Дика, рассказывай, как ты тут очутилась? Если скажешь, что прилетела на самолете, я все равно не поверю…

— Я с разведчиками из полка Красникова, — ответила Илита, не отрывая взгляда от лица Железняка. — Шли на помощь роте Гуриева. Ну, а дальше… — она развела руками, — отогнали немцев, а теперь и к вам дорогу нашли.

— Значит, стала разведчицей на земле?

— А что? Разведчики в полку Бритого Барса знаменитые, воюют не хуже летчиков.

— О! — засмеялся Железняк. — Вот как заговорила! Выходит, летчики и разведчики воюют отлично, а мы, артиллеристы, на «посредственно»? Ладно. Сейчас увидишь своими глазами, как умеют драться артиллеристы, боги войны!

Железняк вызвал начальника связи полка. Тот доложил, что повреждение на линии связи исправлено и только сейчас удалось соединиться с Красниковым.

— С Красниковым потом поговорим, — остановил его Железняк. — А сейчас давай Жидилова вызывай. Пусть морячки ударят немцам во фланг! Действуй, начальник связи!

Конечно же, Илита слышала фамилию Жидилова. Он командовал бригадой морской пехоты. Отчаянной храбрости были эти жидиловцы. Немцы боялись их и недаром прозвали «черной смертью» — не только за черные бушлаты, но и за ожесточенность в бою, за упорство, равного которому не было, за неустрашимые лихие атаки.

Значит, на помощь артполку и разведчикам идут жидиловцы? Хорошо! Покатятся немцы назад, как пить дать, покатятся!

Илита с удовольствием и восхищением смотрела, как четко, без малейшей суетливости и волнения действует комиссар артполка Железняк. «Ягуары» были уже совсем близко, когда он приник к стереотрубе и, прижимая телефонную трубку плечом, ровным голосом корректировал огонь своих батарей.

Отсюда, с наблюдательного пункта, картина боя была как на ладони. Вот первая вражеская машина с черными крестами на броне подошла к самому подножию холма и вдруг встала на дыбы, подброшенная могучим ударом снаряда.

— Есть один! — радостно воскликнул Железняк.

Батареи пристрелялись. Вскоре запылал второй «ягуар», за ним еще один. Снаряды артиллеристов настигали фашистские машины, сплошной завесой огня отсекали их от холма. Два танка повернули обратно, два замедлили ход, словно раздумывая, повернуть или нет. Но поздно — прямым попаданием у одного замешкавшегося «ягуара» была снесена башня. Затем запылал и другой.

— А эти два, пожалуй, уйдут, — с сожалением сказал Железняк, не отрываясь от стереотрубы. — Ну-ка, попробуем их достать…

Он дал команду наводчикам, и дружные залпы орудий накрыли последние фашистские «ягуары».

— Вот это — работа! — крикнул Железняк, и, не удержавшись, хлопнул Илиту по плечу. — Видишь, Дика, как работают боги войны — артиллеристы?

— Вижу, — взволнованно сказала Илита. — А вы, товарищ комиссар, действуете, будто опытный дирижер…

— Что ты, Дика… — Железняк устало вздохнул. — Вот наш командир полка, Чичугин, тот действительно дирижер. А я так, вроде подмастерья. Жаль Чичугина — ранило его, отправили в госпиталь… А ты что стоишь без дела, Дика? Сходила бы узнала, сколько килограммов стали вытащили наши медики из Гуриева…

Начальник связи полка, молоденький лейтенант, провел Илиту в медчасть. Он пошептался с вышедшим из блиндажа капитаном, и тот милостиво разрешил Илите взглянуть на Гуриева.

— Только не разговаривать! — предупредил он. — Гуриев очень ослабел…

— Может быть, ему нужна кровь? — поспешила спросить Илита. Сейчас, после встречи с комиссаром Железняком, отдавшим ей когда-то свою кровь, она чувствовала жгучее желание сделать то же самое, что сделал Железняк.

Но капитан покачал головой.

— Переливание крови Гуриеву уже сделано.

Илита разочарованно вздохнула. Капитан внимательно посмотрел на нее и спросил:

— Вы, случаем, не невеста Гуриева?

— Нет, — ответила Илита.

— А кто же?

Что ответить этому медику? Сказать, что она землячка Гуриева? Но тогда получается, что она хочет отдать свою кровь командиру роты именно по этой причине. Только дело не в том, что она и Гуриев одной национальности. Нет, совсем не в том! Есть большее родство, чем родство национальное. Вот ведь старшин лейтенант Ефименко украинец, а не осетин, но был для Илиты дороже брата. Да и сам Ефименко относился к Илите, как к сестре. Вот и старшина Никонов русский, но берег Илиту, беспокоился о ней, будто родной. Или вот комиссар полка Наум Леонтьевич Железняк… Он отдал Илите свою кровь. Он сделал больше — каким-то чудом заставил Илиту поверить в жизнь, и она поборола болезнь. Но разве Железняк осетин?

Да, есть другое родство у советских людей! Родство единой судьбы. Родство общности целей. Родство, завещанное дорогим Ильичем.

Илита вспомнила Кочиева, который командовал дивизионом торпедных катеров около Новороссийска. Кочиев, Гуриев, она и еще несколько десятков тысяч осетин, сражающихся на фронте, — что могли сделать они одни против потока фашистских армий? Это великое счастье, что осетины вошли в семью народов России, сроднились с ними под знаменем Ленина. А ну-ка, Гитлер, попробуй одолей бойцов великой советской семьи — русских и украинцев, грузин и казахов, осетин и евреев! Не выйдет, никогда не выйдет!