Явился на посадочную площадку столетний старик Георгий Саламов — дальний родственник Харитона. Посмотрел на самолет, перевел взгляд на Илиту и сказал, восхищенно качая головой:

— Ну и отчаянная ты, Илита!

Вечером в Фарне устроили праздник в честь приезда Илиты и Петрова. По традиции джигитовали на конях юноши. В плясках парни старались перещеголять один другого, и достаточно было ободряющей улыбки Илиты, чтобы уставший танцор снова и снова входил в круг…

Какое это счастье — быть среди своих, дышать воздухом родного края! Только вот обидно, что рядом нет отца. Как бы он гордился Илитой!..

Последнее время Харитон служил где-то в Заполярье. Приехав на родину, Илита сразу же написала ему: «Живу дома, отпуск у меня до конца июня, так что впереди еще целый месяц отдыха». Она намекнула, что было бы счастьем, если б Харитон хотя бы на недельку вырвался в Фарн.

И вот пришло письмо от Харитона. Он сообщал, что получил двухнедельный отпуск, что по-прежнему любит Илиту и, коли она не возражает, сразу же после его приезда начнут готовиться к свадьбе.

Минуло несколько дней, и в Фарне заговорили о свадьбе Харитона и Илиты. Новость эта была у всех на языке. Судачили о ней на нихасе и в аульском магазине, на базаре и даже в аулсовете. Большинство людей одобряли союз Илиты и Харитона. Но были и такие, что осуждали его. Родной дядя Илиты старик Колка, например, всячески противился тому, чтобы Илита вышла замуж за Харитона. Впрочем, о дядюшке Колке речь впереди.

Илита настояла на своем. Она любит Харитона и, если решила стать его женой, так и будет!..

…Свадьба была в самом разгаре. Счастливая, сияющая Илита, нарядная и красивая, как никогда, не могла поверить своему счастью. В доме Дауровых давно уже не было столько народу. Многие жители Фарна, да и не только Фарна, но и соседних с ним аулов, сочли своим долгом заглянуть к Дауровым, чтобы пожелать Илите здоровья и благополучия, чтобы отметить большое торжество добрым бокалом домашнего вина. Ведь Илитой гордился не только Фарн — вся Осетия знала ее имя!

На осетинских свадьбах есть свой порядок. Мужчины сидят отдельно от женщин. Командует «мужским» столом тамада; обычно это солидный, убеленный сединами старик, умеющий поддерживать порядок и славящийся остроумием. Слово его — закон, перечить ему нельзя. Однако плох был бы тот тамада, который забыл бы о вековечных осетинских обычаях, нарушил бы их. А таких обычаев немало. Надо знать, кого и как усадить за столом. Надо знать, кого с кем рядом посадить. Надо знать, кому первому разрешить произнести тост, а кого попросить помолчать. В общем, наука эта сложная, требующая и опыта и особого таланта.

Женщины заняты тем, что принимают подарки молодоженам.

Молодежи разрешено сидеть за «мужским» столом. Но это разрешение лишь формальное. Хочешь сесть — садись, но веди себя паинькой, будь тише воды и ниже травы, понимай, что рядом седобородые, видевшие то, чего тебе уже не увидеть, и слышавшие то, чего тебе уже не услышать.

Но молодежи вольготнее в стороне. Тут, среди своих одногодков, парни пляшут, смеются, шутят, веселятся напропалую.

Гости все прибывали и прибывали: из Беслана, из знаменитого селения Коста, из Даргавского ущелья, даже из Орджоникидзе. Просторный двор Дауровых не мог вместить всех. Поэтому мужчин сажали за столы, поставленные прямо на улице. Это никого не смущало: день выдался удивительно теплый и ясный, во всю свою силу сияло над горами солнце.

Здесь и там гремели песни, заливались гармошки. От стола к столу ходил фоторепортер, приехавший из Орджоникидзе, что-то выспрашивал, щелкал аппаратом.

Все с подчеркнутым вниманием поглядывали на главный, «мужской» стол, где сидели гости из райкома и райисполкома, белобородые старцы, прославленные джигиты; они задавали тон свадьбе. Время от времени кто-то из них поднимал бокал с вином и произносил пышный тост. Только на Кавказе умеют произносить такие тосты, в которых каждая фраза — афоризм и каждое словцо — драгоценный камень.

По обычаю, жених в доме невесты не появляется. Он коротает время у себя. Поэтому Харитон сидел среди своих родственников и считал минуты до приезда невесты.

Однако большинство родственников Харитона, веселившихся в доме Дауровых, словно бы потеряли представление о времени. Они пели, плясали, произносили длинные и витиеватые тосты…

Но вот наступил момент, когда старшие, распоряжавшиеся церемонией, разрешили готовить невесту в путь-дорогу, и дружки жениха, доверенные люди Харитона, дали команду надеть на невесту подвенечный наряд. Любимые подружки Илиты подхватили ее под руки и повели одеваться.

В комнате Илиты было большое зеркало. Илита остановилась на мгновение перед ним и не узнала себя: глаза сияют, щеки розовые, словно окрашенные зарей, — ну прямо девушка из сказки!

Сестра Катя восхищенно воскликнула:

— Ох, Илиточка, красивее тебя девушки во всем Фарне не сыщешь!

Она достала из шкафа свадебный наряд, разложила платье и украшения так, чтобы Илите удобнее было одеться.

Старенькая Ама, мать Илиты, стоит в стороне. Но ее зоркие глаза видят все, и она готова поправить малейшую ошибку в одежде дочери; на подружек Илиты Ама не очень-то надеется — молоды еще, не знают обычаев старины.

И вот Илита сняла военный офицерский ремень, скинула гимнастерку с голубыми петлицами. Одна из подружек уже приготовила ей длинное шелковое платье. Давно не носила Илита платья. Как странно и неудобно в нем! Шуршит ослепительно белый шелк, на груди поблескивают позолоченные застежки, талия перехвачена красным пояском. Лицо Илиты прикрыто тончайшей кисеей, ниспадающей до колен; поверх фаты белый шелковый платок с кистями.

Ама вытирает слезы. Это слезы радости и гордости. Но есть в радости Амы и капелька горечи: как жалко, что старый Крим не дожил до сегодняшнего дня, не видит красоты своей дочери, не может поднять бокал праздничного вина…

На дворе послышался громкий, чуть хрипловатый голос дядюшки Колки. И лицо Илиты мгновенно погрустнело. Дядюшка Колка… Немало крови испортил он и матери, и самой Илите. Если послушалась бы его Илита — не вышла бы за Харитона, стала бы женой нелюбимого Георгия…

Но она слушала только голос своего сердца. Ее сердце было отдано Харитону, и никакие советы, никакие требования, никакие угрозы не могли бы заставить это сердце изменить любимому.

Стоя перед подружками в подвенечном платье, готовясь к той минуте, когда надо будет покинуть родительский дом и отправиться к жениху, Илита еще раз похвалила себя за твердость и мужество. Как ни усердствовал дядюшка Колка, а она поступила по-своему! И правильно сделала!

Были в роде Дауровых люди, которые хотели выдать замуж Илиту «повыгоднее». Они рассуждали так: Илита — знатный человек, депутат, стала летчицей, она из уважаемого, большого рода, славящегося трудолюбием и удачливостью, так почему же не найти для Илиты действительно хорошую партию? Взять хотя бы того же Георгия. И красотой его бог не обидел, и строен, как кипарис. Отец, мать — почтенные люди. Дом — полная чаша. Родственников считай с утра до ночи — не пересчитаешь. А что Харитон? Нет у него ни отца, ни матери, дома приличного до сих пор не нажил.

Так говорили некоторые старики. Больше всех, конечно, усердствовал дядюшка Колка. И, ясное дело, старенькая Ама не могла просто так отмахнуться от его советов.

Узнав, что Илита собирается выйти замуж за Харитона, он стал все чаще и чаще захаживать к Ама, гудел ей своим хрипловатым баском в уши:

— Выйдет Илита за Харитона — улетит! Навсегда улетит. Домой ее на аркане не затащишь. На словах-то вроде бы и есть у тебя дочка, а на деле — не будет. Какая тебе от этого радость?

Иной раз Колка заводил разговор о том, что профессия у Харитона опасная. Всякое может случиться в воздухе — воздух не земля. Он намекал, что Харитон может погибнуть, и тогда Илите придется всю жизнь бедовать одной…