Проверим…

Смотрю парню в глаза. Опасливо качаю головой мол, нет, не буду.

Ян чуть отстраняется, несколько секунд смотрит пристально. Издевательская усмешка пропала, но впервые я замечаю другую сторону его тяжелого взгляда. Исчез стальной холод. В них… замешательство? Он реально колеблется! Но затем всё-таки тянется вверх, развязывает мои руки. После касается кончиками пальцев моей щеки, скользит к уху, убирая по пути прядки волос. Всё это выглядит странно, непонятно… безумно! Замираю. Но сердце наперекор моему недоумению и никуда не исчезнувшей злости учащает ритм. Пропускает удар, от каждого нового касания его пальцев.

Да что со мной?!

Парень находит желаемое, аккуратно нажимает и слабость отпускает меня в ту же секунду. Силы возвращаются почти сразу. Я резко подрываюсь и отвешиваю ему звонкую пощечину. Ладонь вспыхивает огнем от удара. Кисти пронзает колкая боль, от которой я морщусь. Замечаю шок на лице Яна. Меня, почему-то, трясёт. Быстро подскакиваю на ноги, почти падаю с кровати. Видимо, организм ещё не пришёл в себя. Но мне хватает равновесия исправиться. Отбегаю, замираю у стены, бросаю на парня испепеляющий взгляд и цежу сквозь зубы:

— Ещё хоть раз тронешь меня, и я тебе руки сломаю в пяти местах.

Светлые глаза опасно темнеют, обретают такой знакомый лёд. Ян поднимается с кровати.

Вот уж на фиг!

Пулей бросаюсь к двери и вылетаю в коридор. Хрена лысого я не буду сопротивляться! Не дождёшься, долбаный придурок!

24 декабря

* * * *

После случая в моей комнате, парень словно с цепи сорвался. Делал всё, чтобы довести меня до белого каленья. Хотя куда больше-то? Я унижена, раздавлена и совершенно не знаю, как выкарабкиваться из этой трясины, что с каждым днем затягивает меня все больше. Барахтаешься — и она тянет с удвоенной силой. Замираешь — и, вроде бы, хватка ослабевает, но это лишь видимость. Что меня сильнее всего бесило, так это его хладнокровность. Оскорбляет — спокоен как танк, издевается, применяя силу — то же самое.

Еще не раз мне на голову выливали горячие, холодные или спиртные напитки. Еще не раз я вылизывала, чуть ли не в буквальном смысле этого слова, его комнату и кабинет. Да что там, иногда, чуть ли не весь дом. И наплевать, что из-за этого вся прислуга сидит без дела. Еще не раз выносила тонны оскорблений и унижений. Не раз получала в награду мучительные минутки от его фокусов с болевыми точками за непослушание или излишнюю болтовню. За раздражение, за попытки защититься. Я вроде бы и сдалась уже, но кто-то излишне упертый всё равно продолжал бессмысленную борьбу. Пощечины вошли в норму. Хорошо хоть не бил в буквальном смысле. Хотя иногда мне казалось, до этого уже недалеко.

Я терялась в урагане черных, больных мыслей. Не знаю, как мне до сих пор хватало сил держаться.

Этого парня раздражало абсолютно всё во мне, в моих словах, и в том, что и как я делаю. Порой мне казалось, что его бесил сам факт моего существования. Почему? А чёрт его разберет.

Унижения дружков Яна тоже стали нормой. После инцидента с Оксаной, они как-то зачастили в гости. Типа на кофе. Безразличие окружающих к происходящему уже не удивляло. Хотя нет, скорее, это называется безмолвное соучастие.

В какой-то момент, лёжа ночью в своей постели, я поняла, что больше так продолжаться не может. Точнее, я, наконец, созрела для радикальных мер. В моей голове (как глупо это ни прозвучит) начал зарождаться план побега.

Сегодня всё должно было случиться. Я полночи думала, как лучше провернуть свою затею и при этом свести количество жертв к минимуму. И, кажется, стратегия получилась весьма неплохой. Только вот в голове-то оно, конечно, выглядит красиво. Все детали продуманы, все нюансы учтены. Просто идеальное преступление. А как оно в итоге будет на деле, понятия не имею. Я совершенно не знаю, что ожидать от Яна, когда он поймет мой замысел. А ведь рано или поздно обязательно поймет.

Я выполнила все свои утренние поручения, дождалась, когда многоуважаемый Ян Валерьевич соизволит отчалить на работу, а затем, помедлив какое-то время и еще раз все хорошенько обдумав, подкралась к Жерару с заговорщическим видом. Мужчина как всегда готовил. Иногда я всерьёз задаюсь вопросом: для кого? Зачастую в этом огромном доме присутствует лишь прислуга. А родителей того белобрысого типа я так ни разу в глаза и не видывала. Может их и не существует вовсе?

— Слушай, — я дернула мужчину за край фартука, — у тебя ведь есть мобильный?

Жерар одарил меня удивленным взглядом, а затем, возвращаясь к работе, спросил:

— Тебе зачем?

— Мне-е-е… — сперва хочу соврать, но сразу решаю, что нет смысла. — Позвонить. Зачем же ещё нужен мобильный.

— А я подумал, ты мой номерок хочешь узнать, — с полуулыбкой неудачно пошутил повар. Я чуть скривилась:

— И с чего я тебе звонить буду? С тапка?

— Не понял, — он снова посмотрел на меня.

— Мне очень нужно позвонить, а мой мобильный… сломался, — на этот раз вру. — Понимаешь?

— Так позвони с общего телефона. Он в гостиной комнате.

— Эм, нет. Он не подойдёт, — я бормочу и как-то против воли ухожу в свои мысли. Уверена, на общем телефоне есть что-нибудь вроде прослушки, или… Даже если я сейчас паранойю и ничего подобного на домашнем телефоне нет, то все равно я никак не могу запалиться, что кому-то звонила. Все-таки не вся прислуга в этом доме хорошо ко мне относится.

Жерар с откровенным недоверием рассматривает меня, пока я думаю, как выкрутиться.

— Ну, дай ты позвонить! — мрачнею. — Тебе жалко, что ли?

— Не хочешь, чтобы тебя слышали? — допускает мужчина. О, отличная мысль! Активно киваю, мнусь на месте. — Ох, ладно, — с тяжелым вздохом сдается Жерар, а я тут же улыбаюсь во все тридцать два и почти беззвучно хлопаю в ладоши. Мужчина обтирает руки о фартук, удаляется из кухни на несколько минут, а затем возвращается и вручает мне желаемое.

— Надеюсь, ты не собралась звонить в другую страну.

Я с сияющим лицом обхватываю двумя руками айфон, кажется последней модели (не хило так для повара) и не удерживаюсь, чтобы не сострить:

— Да даже если и в другую страну, телефончик-то не дешевый, — кручу им перед носом повара. — Значит, не бедствуешь.

— Это подарок, — хмурится Жерар.

— Да не волнуйся ты так. Дальше России звонить не стану. Мне всего на пару минут, — машу ручкой и уношусь прочь из кухни маленьким ураганчиком. Быстро поднимаюсь к себе и запираюсь на все засовы. То бишь на один — защёлку дверной ручки. Сажусь на кровать и сразу в два клика по сенсору нахожу клавиатуру. Теперь встает вопрос: как воспримет мой звонок Лёнька и примет ли вообще мою грандиозную затею? Некоторое время колеблюсь. Набираю по памяти номер друга и долго смотрю на цифры, не решаясь нажать кнопку вызова. Сколько мы не виделись? Неделю? Может даже больше. После того случая я просто пропала не на один и даже не на два дня. Что я ему скажу? Привет, дружище, это я, наконец, вспомнила о твоём существовании!.. Хотя у меня были весьма и весьма веские причины пропадать. И почему я не позвонила ему раньше? Хотя какая уже, собственно, разница.

Эх, ладно! Была не была…

Нажимаю, жду. Друг долго не отвечает. Приходится звонить несколько раз подряд. Внутри что-то сжимается, я начинаю волноваться. Беспокойство отпускает только когда, наконец, слышу его голос. Непривычно раздраженный, чуть охрипший, резкий:

— Я же сказал оставить меня в покое! Что?! Теперь с левых номеров будешь мне звонить?!

Я в замешательстве. Чего это он? Понимаю, что подобные слова не могут быть адресованы мне. Но кому тогда?

— Лёнь… — опасливо зову я, и парень тут же осекается. — Лёнька, это я. Алёна.

Несколько долгих секунд друг молчит. И мне уже кажется, что он не расслышал.

— Не молчи, Лёнь…

— Алёнка?! — он внезапно перебивает. Будто взрывается и орет так, что мне приходится отстранить динамик от уха. — Где ты?!