Рассказываю и об угрозах Рената, об альтернативе, что он мне предложил. Что именно по этой причине я пропала тогда на целый день, не отвечала на звонки и не вышла на работу. Затем, наконец, добираюсь и до Яна. В красках описываю, как послала этого ушлёпка куда подальше. Когда заканчиваю свой «весёленький» рассказ, вещи уже собраны, а друзья сидят с лицами полного ахуя.

— Мудаки… — очень лаконично выдаёт Лёнька и отворачивается в сторону, играя желваками.

— Это мягко сказано, — устало вздыхаю и сажусь на свою кровать. Точнее свою бывшую кровать.

— Почему ты сразу нам всё не рассказала? — Ритка сочувственно хмурится.

— А смысл? — бросаю без выражения.

— Смысл?! — Друг подскакивает со стула. — Какие-то уёбки заставили тебя смотреть на то, как наша соседка по общаге сосет у одного из них член, потом угрожали тебе тем же, а ты спрашиваешь «а смысл»?

— Лёнь… — устало тру кончиками пальцев лоб, — мой рассказ ничего бы не изменил. Да и разговаривать на эту тему тогда я не очень-то горела желанием.

— Теперь понятно хотя бы, почему ты тогда была в таком состоянии и откуда разбитая губа, — Ритка поднимается со стула, подходит и садится рядом со мной. Обнимает за плечи.

— Слушайте, я не хочу вас в это втягивать.

— Мы уже, как бы, втянуты… — нахмурившись, перебивает друг и садится обратно на стул.

— Не спорю… Но теперь всё приняло очень нехорошие обороты. Они прицепились именно ко мне. Вы тут уже ничем не поможете, — в какой-то момент появляется дикое желание зарыдать от бессилия. Но, конечно же, кто-то очень каменный внутри быстро затыкает «рыдалку». Интересно только, чьих это рук дело? Моё отчисление. Всё тех же Рената и Влада, или всё-таки тут уже Ян постарался? Хотя какая, собственно, разница? Мне это всё равно никак не поможет.

— К ментам идти бесполезно, я так понимаю? — Лёнька хмурится.

— Ты же всё слышал? — отвечает за меня Рита. — Ренат почти сразу узнал о том, что мы ходили писать заявление. Какой толк, если у них вся полиция куплена.

— Ну, может, и не вся… — горько усмехаюсь. Однако, думаю, что подруга всё-таки права.

— Пиздец какой-то! — парень снова подскакивает со стула, отходит к окну.

— Да ладно, Лёнь, — пытаюсь бодриться, натянуто улыбаюсь. — Прорвёмся… как-нибудь.

Друг поворачивается, смотрит на меня. В лице не меняется. Он взбешён, понимаю, но сделать ничего не может, равно, как и я.

— А может… — Ритка осекается на полуслове, задерживает на мне странный взгляд, а затем всё же говорит: — Может, всё-таки попросить помощи у Яна?

— Сдурела?! — это Лёнька, орёт. — Он только этого и ждёт! Как он там сказал? «Укрощение строптивой»? Типа такие, как ты, ломаются легче всего?

— Да, — киваю. — Так и сказал.

— Вот же уёбок… Встречу, рожу разобью на хрен!

— Ладно… — Поднимаюсь с кровати, беру сумку с вещами. — Надо валить отсюда, пока Лидия Сергеевна не нарисовалась и не выкинула меня пинком под зад.

— Погоди! — Лёнька быстро шарит по карманам, достаёт связку ключей и отцепляет тот, что от его квартиры. — Вот. Поживёшь пока у меня.

— Лёнь, это плохая мысль. Точно тебе говорю… — но мои возражения и слушать никто не собирается:

— На улице я тебя не оставлю! — засовывает мне в ладонь ключ. — Сейчас езжай ко мне, а вечером на работе что-нибудь решим.

— Ладно, — вздыхаю, нехотя соглашаясь.

* * * *

Могла ли я предположить, что всё может стать ещё хуже?

Да. В глубине души, пожалуй, всё же могла.

Не успеваю прийти на работу, как узнаю, что меня уволили. Хочется громко рассмеяться. Истерически так, со слезами. Как полоумная в психушке.

Объяснениями мою скромную персону, конечно же, никто и в этот раз не удостаивает. Просто ставят перед фактом, после чего вежливо попросят собрать вещички и покинуть магазин. Кажется, что я теперь и за покупками не имею права туда приходить.

Лёнька матерится, метает громы и молнии, ругается с Михаилом Васильевичем, но и так понятно, что делу это не поможет. С трудом мне удаётся успокоить друга. Заверяю, что это не страшно — работы в городе полно, найду что-нибудь другое. Однако внутри медленно поднимается что-то гнетущее и тёмное. От него разит холодной необратимостью. И если это всё-таки дело рук Яна, если он так просто смог устроить моё отчисление и увольнение, то чего ещё можно ожидать от такого человека?

Да всего, что душе угодно!

Хотя признаться мне не столько страшно за себя, сколько за друзей. Ибо этот грёбаный тайфун проблем может и их с собой прихватить. А помощи нам просить не у кого — мы всего лишь несчастные студенты.

Попрощавшись с Лёнькой и заверив, что я в порядке (вру, конечно), отправляюсь к нему домой. Радует, что хоть крыша над головой пока ещё осталась. Однако к вечеру испаряется даже эта толика радости. Меня накрывает удушливый кокон отчаяния и безысходности, грозящийся перерасти в такую мощную депрессию, что, наверное, никаким антидепрессантам не удастся меня из неё выгнать.

Сижу на диване в гостиной, тупо пялюсь в телевизор. По чёрт знает какому каналу идёт какая-то юмористическая передача. Очень уместно с учётом сложившейся ситуации. Хотя я и не смотрю её вовсе — отрешённо таращусь в никуда, словно передо мной голая стена.

Время доходит уже до двенадцати, но ни Лёньки, ни Риты до сих пор нет. Друг наверняка, как и раньше встречает Ритку с работы, но даже эта мысль не умаляет моего волнения.

Снова на нервах.

Снова грызу себя изнутри, а в голове безумная вакханалия мыслей, одна страшнее другой…

Когда раздаётся звонок мобильного телефона, отчего-то накрывает ледяной волной страха. «Имперский марш» и дребезжание вибрации усиленное поверхностью журнального столика перекрывают звуки телевизора. Несколько долгих секунд смотрю на сотовый, как на оружие массового поражения. Затем всё-таки справляюсь с собой, беру в руку и заглядываю в дисплей.

«Неизвестный номер».

Внутри всё опускает.

— Алло, — произношу настороженно и тихо.

— Привет, лягушка, — произносит с издевательскими нотками хриплый низкий голос, от которого внутренности переворачиваются вверх тормашками. В горле пересыхает. Несколько секунд не могу выдавить из себя ни звука. Осмысливаю, правда это или у меня галлюцинации?

— Чего молчишь?

— Откуда у тебя мой номер? — дрожь не удаётся скрыть.

— Не те вопросы задаёшь, лягушка, — хмыкает Ян. — Но на первый раз так и быть прощаю.

О, какое великодушие… обосраться.

Парень тем временем продолжает:

— Есть у меня один знакомый, который с лёгкостью может пробить любую информацию, имея на руках лишь имя и фото. Номер мобильного — это одна из самых простых задач. А вот, скажем… определить местоположение этого номера или… нарыть полное досье — посложнее будет. Однако сложно — не значит невыполнимо.

Охренеть… Это и называется «серьёзные связи»?

Стоп! Фото?

— Ну и… как твоё настроение?

— Превосходно, — произношу раньше, чем успеваю подумать.

— Да неужели? — не нравится мне его тон. — Ты, случаем, никого не ждёшь?

И тут меня почти начинает трясти. Широко распахиваю глаза и подскакиваю с дивана как ошпаренная. В груди что-то сжимается, а к горлу подкатывает мерзкий ком.

— Ты ничего им не сделаешь… — голос оборачивается хриплым шёпотом, но чудовище на том конце телефонной линии всё равно слышит и страшным тоном прибавляет:

— Ты в этом уверена?

Затем оглушительная тишина. Из динамика доносится короткий скрежет, оповещающий, что собеседник положил трубку.

30 ноября

Несколько мгновений я просто стою на месте. Не убираю телефон от уха. Несколько ошарашенных долгих мгновений…

Я едва ли вообще соображаю, когда ноги несут меня в коридор, затем быстро возвращают в гостиную. Я, наверное, еще никогда так быстро не переодевалась. Хватаю первое, что попадается под руку. Черная борцовка, широкие светлые спортивные штаны. Рука не выпускает телефон, держится за него как за спасательный круг. Будто это прибор жизнеобеспечения и без него я просто умру. Снова возвращаюсь в коридор, быстро надеваю кеды, накидываю кожаную куртку, даже не застегиваюсь. Вылетаю из квартиры, громко хлопнув дверью. Несусь по ступеням вниз. И только сейчас до меня доходит, что нужно позвонить друзьям. Пожалуйста, пусть с ними все будет в порядке! Пожалуйста, не дай этому ублюдку причинить им вред! Я не знаю, как описать чувство, обуревавшее меня в тот момент, но это было нечто большее, чем паника, нечто большее, чем просто страх за жизни дорогих мне людей. В груди не переставая колотилось сердце, как барабанный бит. Легкие то сжимались, то разжимались, с бешеной скоростью поглощая кислород, словно я научилась дышать только сейчас. В голове полный кавардак, а перед глазами тоненький круг обзора, как у гонщиков ралли. Пальцы спонтанно набирают номер Лёньки, наверное, потому что он первый в списке контактов. Вылетаю на улицу. Холодно, но, несмотря на свой полураздетый вид, я не чувствую этого. Долгие, мучительно долгие гудки… Прерываются.