Ритка, сидящая спереди, что-то отвечает ему. Вижу, как двигаются её губы, но не слышу, будто в одно мгновение оглохла или кто-то вырубил звук.

Лёнька хватает меня обеими руками за лицо, встревоженно осматривает.

— У тебя кровь, — выдыхает парень.

Смотрю на него невидящими глазами. Меня продолжает трясти, непонятно от чего больше. То ли от злости, то ли от страха.

— У тебя тоже… — отвечаю спустя короткую паузу и не узнаю собственный голос.

Откуда они только взялись?

Почему снова?

Отворачиваюсь, вытираю кровь рукавом куртки, и до меня доходит: ни хрена ещё не закончилось. Он сказал, что найдёт меня. И я уверена, ему это не составит труда.

Снова обуревает страх. Паника подкрадывается со спины маленькими, но верными шажками, злорадно потирая руки.

— Больно? — интересуюсь, аккуратно обрабатывая Лёнькин разбитый нос. Себя я уже успела привести в порядок.

Друг чуть морщится, но с ободряющей улыбкой выдаёт:

— Бывало и хуже. До свадьбы заживёт.

— Ага, — с мрачным видом кивает Ритка. Девушка сидит на стуле возле кухонного островка у меня за спиной, прижимает к груди одну ногу. — Заживёт… до свадьбы. Если нам вообще дадут до неё дожить.

Нервно цокаю и хмурюсь:

— Перестань, Рит. Я прошу. Без тебя тошно.

— Ну, ты, конечно, дала жару, — довольно усмехается Лёнька. — Чуть в башку ему не попала той бутылкой.

— Лучше бы попала…

— Ага, и тогда бы они прибили нас, прям там, — перебивает Рита.

Не отвечаю. Мрачнею ещё сильнее. Мне кажется, ещё секунда и я стану чёрная как уголь от злости, раздражения, страха и бессилия.

— Что будем делать? — интересуется друг, глядя мне в глаза, пока я занимаюсь его носом.

— Не знаю… — тяжелый вздох. Я, правда, не знаю. Что теперь… как…

Чёрт, и откуда они только взялись?! На нас что, маячки висят? Приехав домой, я как-то сразу протрезвела. Теперь чувствую очень навязчивый и вполне себе оправданный страх за свою жизнь. Хотя этот Ренат может и не убить… Просто изнасилует и выкинет в какой-нибудь подворотне. Или отдаст каким-нибудь мордоворотам, типа тех, что были в тот вечер с Яном. Чего ему стоит?

Становится ещё противнее.

— Может в полицию? — неуверенно предлагает Ритка.

— А смысл? — поворачиваюсь к девушке. — Ходила уже. Они даже заявление принимать не стали. — Возвращаюсь к своему занятию и прибавляю: — Хотя теперь у них точно появится пара трупов для возбуждения уголовного дела. Но даже так, я не уверена, что этим троим хоть что-то да будет. Их богатенькие папаши с лёгкостью отмажут своих «золотых» отпрысков… Даже от трупов.

— Алён, ты понимаешь, что он не шутил?

Беру чистый ватный диск, промокаю его в перекиси и начинаю аккуратно обрабатывать разбитую губу друга.

— Понимаю, — простой кивок. А что тут ещё скажешь?

— И что? — по голосу подруги непонятно: то ли она возмущена, то ли вот-вот разрыдается.

— Что «и что»? — не смотрю на неё. Хотя Лёнька прекрасно видит мои глаза. Выражение моего лица. Он всё прекрасно понимает, но молчит.

— Да я теперь даже на улицу не смогу выходить! Не то, что посещать занятия или работу!

Внезапно во мне что-то вскипает, и я взрываюсь:

— И что ты мне предлагаешь сделать?! — подскакиваю с табуретки, да так что она с грохотом падает. Ору. Выплёскиваю всю накопившуюся за сегодня злость, а её немало. — Как я могу изменить факт того, что этот ублюдок так сильно прикипел к нашим скромным персонам?!

— Алён… — Лёнька берёт меня за руку, пытается успокоить, но я грубо пресекаю его попытку. — Если хочешь, я могу водить тебя за ручку на учёбу, на работу, да хоть в ёбаный туалет, чтобы тебе не было так страшно!

— Не кричи на меня! — обижается Ритка, но я продолжаю. Раз начала, значит, выскажу всё:

— Думаешь, ты одна такая? Думаешь, только ты теперь будешь озираться по сторонам, выходя на улицу? Он сказал, что найдёт меня! МЕНЯ! И я ни капельки в этом не сомневаюсь. — На лице появляется слегка нездоровая злая ухмылка. Это нервы. — Как думаешь, что он может сделать? Не с тобой, со мной! Изнасиловать? Избить до полусмерти? Избить и изнасиловать? Убить? А?! Скажи мне, Рит!

— Не кричи на меня… — снова повторяет она, но уже тише. Понуро опускает голову. Мне кажется или я заметила в её глазах слёзы?

Отлично. Самое время пореветь…

— Страшно не тебе одной, — немного успокаиваюсь. — Мне тоже теперь страшно. Нереально страшно. После того, что сделал этот белобрысый уёбок… Не знаю, что его остановило тогда, но… он просто бросил меня в том лесу. Хотя мог сделать всё что угодно. Пустить по кругу вместе со своими мордоворотами, а потом прикопать мой труп где-нибудь в лесу… — Поднимаю табуретку, обессиленно сажусь, отбрасываю на стол окровавленный ватный диск. Снова смотрю на подругу. Она не поднимает глаза. — И никто бы меня не нашёл. Никто бы не спохватился…

— Ну, прямо-таки никто, — хмыкает Лёнька. Понимаю, он пытается разрядить обстановку, но попытка явно неудачная.

— Лёнь, — перевожу взгляд на парня. — У меня тут никого нет кроме вас двоих. Мне не к кому идти за помощью. А даже если бы и был кто-то ещё… что бы они сделали? — руки снова дрожат. Почему-то становится так холодно и плохо одновременно.

— Завтра снова пойдём к ментам, — решительно произносит друг.

— Да зачем? — издаю горький смешок, больше похожий на стон. — Нет в этом никакого смысла.

— Пойдём все вместе. — Он берёт меня за руку, бросает короткий взгляд на Риту. Она, наконец, поднимает глаза. Мокрые, конечно. — Если даже после нас троих они не возьмутся за это дело, тогда я собственноручно притащу в отделение эту Свету… чтоб её.

— Она не пойдёт, — качаю головой. — Она ясно дала понять, что никуда не пойдёт.

— Да плевал я, пойдёт она или нет! — возмущается парень. — Тут дело уже не только в ней.

Ритка внезапно поднимается со стула подходит ко мне и обнимает.

— Эй… — я в недоумении. — Ты чего?

Она утыкается мне куда-то в область шеи, и я чувствую теплую влагу на своей футболке:

— Прости… — почти пищит девушка сдавленным от слёз голосом. — Это я во всём виновата… Я их притащила тогда к общаге. Я с ними познакомилась…

Как-то резко становится так тошно и противно. Но противно не от Риткиных слов, нет. Не от её слёз. Противно от всей сложившейся ситуации. Вместо того, чтобы держаться вместе, как-то поддерживать друг друга до последнего, мы едва не разосрались к чертям собачьим.

Обнимаю подругу одной рукой:

— Да ладно. Не кори ты себя, — глажу её по плечу. — Хватит и того что я мучаюсь угрызениями совести.

— А ты-то с чего? — не понимает девушка и отстраняется. Шмыгает носом.

— Ну, это ведь я отправила Свету с тобой. На её месте должна была оказаться я…

— С ума сошла, что ли?! Ещё скажи, что хочешь на её место.

— Нет, конечно, — усмехаюсь невесело. — Не хочу. Но факт остаётся фактом.

Тут же внезапно приходит больная мысль попробовать поговорить с этим Яном, но сразу убиваю её ещё в зародыше. Нечего и пытаться. Троица клинических уёбков, моральных уродов. Ничего хорошего от них и ждать не стоит. А тут как бы сама приползу. Нет! Не будет этого!

— Завтра пойдём к ментам. — Лёнька берёт ватный диск, смоченный перекисью, и сам прикладывает его к губе. — Если снова скажут, что нет оснований, пойдём за Светой.

Я и Ритка рассеянно киваем.

Смотрю на друга и вижу в нём столько уверенности, столько внезапной решимости. Мне бы хоть чуток этой эмоции. Может, хватило бы духу сходить в охотничий магазин и купить ружьё?

Хотя бы пневматическое.

22 ноября

* * * *

Сидим. Если честно, у меня такое ощущение, что мы тут уже вечность сидим. Я, Лёнька и Рита. Участковый нас допрашивает так, словно это мы кого-то избили прошлым вечером, а не нас. Мне всё это кажется странным. Хотя, если задуматься, что вообще в этой жизни мне не кажется странным? Должно быть, это какое-то психическое заболевание. Неизлечимое недоверие ко всем окружающим.