Тем же вечером свита королевы разбила лагерь в достаточном отдалении от разорённого города, где не ощущался ужасный запах гари, оставленный Тосахтахом, и Элинор взялась за дело. После встречи с Безумцем ей необходимо было передать несколько важных сообщений. Одного из гонцов она отправила в Данброх, чтобы тот сообщил Фергусу о случившемся. Второй поскакал в Ардбаррах, так как там должны были узнать о разорении города, который находился под их защитой. Третий должен был навестить ближайшую деревню, чтобы узнать, всё ли там в порядке, и предупредить о возможной опасности.

Элинор была настоящей королевой.

Разумеется, после всего случившегося она была крайне раздражительна и вспыльчива. Весь свой гнев она обрушила на Харриса, которому прочитала длинную лекцию о поведении его собаки и о том, насколько плохо всё могло обернуться: сначала Брионну могли перерезать горло у него на глазах, а потом и ему самому на её глазах, просто чтобы преподать урок, и пусть он не думает, что такого не бывает, потому что ей приходилось видеть и не такое!

Харрис выдержал всё это со своей обычной невозмутимостью, и наконец Элинор достаточно успокоилась, чтобы сесть у костра и поужинать. Пока Айла осторожно вытаскивала колючки из юбки её платья, Мерида и Лиззи воспользовались затишьем, чтобы начать расспросы. Сначала она только отмахивалась, не желая утолить любопытство девушек.

Но тут один из солдат, опиравшийся на копьё у костра, немного подобрался и сказал:

– Мою сестру зовут Элинор в честь вашей мамы, принцесса.

– Я до сих пор помню, как её величество навещали нашу деревню после её освобождения, – добавил другой.

– В моём родном городе сочинили прекрасную песню о том, как королеве удалось уговорить клан Грегоров и клан Конкобаров закончить кровавую вражду, – весело сказала одна из кухарок Эйлин, наполняя бокал Элинор.

– Преувеличение, – сдержанно улыбнулась она.

Но истории продолжали сыпаться, становясь всё длиннее и подробнее, пока в конце концов почти вся свита не собралась у огня, чтобы поведать Мериде, как жила её мать до того, как стала матерью. Постепенно Элинор расслабилась и включилась в общий разговор.

– Нас называли «Война и мир», – сказала она, отламывая от пирога кусочек ровно такого размера, какой можно было съесть при всех, не жертвуя манерами. – Когда мы с твоим отцом обручились, никто в это не поверил! Он провёл свою молодость, разжигая драки, а я – разнимая драчунов.

– И тебе тогда было столько же лет, сколько мне сейчас? – с недоверием спросила Мерида.

– Да, – ответила Элинор. – Иногда мне кажется, что теперь я совсем другая. Как будто прожила две жизни. Ах, вот было время!

У Мериды в голове не укладывалось, что ещё в молодости её мать верхом объехала едва ли не всю Шотландию. Да, она и сама много путешествовала, только почему-то никто не собирался сочинять баллады о том, как она прочла несколько книг в монастыре, пасла пару чудесных коровок и как-то раз сопровождала картографов.

Ей невольно вспомнилась фраза Ферадаха, которая преследовала её уже почти год: «Много шума, мало толка». А вот её мать уж точно не шумела попусту.

И всё это время Мерида осуждала Элинор за бездействие.

Ей вспомнился вид уничтоженного города, проникающий всюду запах резни. Тосахтах засыпал солью колодцы и срубил все хорошие деревья поблизости, чтобы навсегда лишить это место будущего.

Какая невероятная разница с целенаправленным разрушением Кинлохи или жестокой, но целительной травмой Ценнедига.

Ферадах открывал двери для нового, а Тосахтах намеренно их захлопывал.

– Но почему вы больше этим не занимаетесь? – спросила Лиззи. – Очевидно, необходимость в вас ещё есть! Взять хотя бы Безумца, кто-то же должен положить конец его зверствам.

– Такими вещами не занимаются, когда на руках дочь и трое сыновей, – пожала плечами Элинор. – Я просто стала матерью.

– Ты могла бы пристегнуть меня к спине и продолжить путешествовать, – запротестовала Мерида. – Я была бы только рада!

– Уверена, ты была бы счастлива, – вздохнула Элинор. – Но тогда я ещё надеялась, что ты вырастешь достойной леди. – Она ласково улыбнулась дочери, чтобы смягчить удар. – А тройняшки... что ж. Было достаточно трудно произвести их на свет, а сохранить им жизнь – работа даже ещё сложнее.

Она повернулась к Харрису, но он, казалось, пропустил эту колкость мимо ушей. Мальчик сидел и смотрел на костёр с отсутствующим выражением лица и плотно сжатыми губами.

Мериде очень хотелось узнать, что сказал брату Тосахтах, но он, конечно же, лишь презрительно промолчал, когда она спросила. Харрис и до отъезда был молчуном, предпочитающим держать мысли при себе, а теперь, казалось, закрылся окончательно.

А времени что-то изменить почти не оставалось.

Вернувшись в Данброх, Мерида почувствовала себя не в своей тарелке. Отчасти дело было в том, что всё вокруг изменилось. Пока они отсутствовали, природа не ждала – осень вступила в свои права и больше не баловала теплом, а каждый час дневного света отмеряла с усмешкой скупца. Даже солнце стало другим. Оно едва поднималось над горизонтом, несколько часов смотрело угрюмо, а потом поспешно исчезало. Из-за этого казалось, что наступил вечный вечер, который приносил ощущение непрекращающегося ожидания неведомо чего без какой-либо надежды получить желаемое.

Погода стояла зябкая, в деревне начали топить печи, и от запаха горящего торфа было некуда деться. В Данброхе тоже зажигали камин, в котором теперь языки пламени поднимались высоко, а дым, как ему и положено, выходил через недавно прочищенную трубу, что было одним из самых явных признаков перемен. И эти перемены были одной из причин того, что Мерида чувствовала себя теперь неуютно в собственном доме. Фергус, без сомнения, приложил максимум усилий, чтобы закончить преобразование замка к тому времени, когда его королева вернётся из путешествия. Все комнаты сверкали чистотой. Каждую потолочную балку, которую нужно было заменить, заменили. Каждый гобелен, который давно пора было вычистить и заштопать, вычистили и заштопали. Ни одна ступенька больше не скрипела от старости. Все столы сколотили заново, заменили каждую кровать. На кухне стояли новенькие шкафы и корзины. В оружейной заточили все мечи, починили сломанные луки и пополнили запасы оружием, которое подошло бы для Хьюберта.

В общей гостиной больше не было дыма. В неё вернули и расставили на прежние места всю мебель, которая нашла себе временное пристанище в музыкальной гостиной, но зал всё равно выглядел совершенно по-другому из-за чистого воздуха.

О, и стекло, стекло! Мериде страшно было подумать, сколько коров и драгоценных мехов продал Фергус, чтобы купить стёкла для каждого окна в замке. Раньше стеклили только те комнаты и залы, где принимали гостей. Остальные же окна свободно пропускали воздух или были закрыты плотными гобеленами, чтобы летом в замок не залетали мошки, а зимой не проникала стужа. Но теперь каждое из множества окон Данброха было закрыто самым настоящим новеньким стеклом. Это нововведение сделало замок теплее, чем когда-либо прежде, но зато лишило его обитателей возможности слышать всё, что происходило во дворе. Теперь существовало два отдельных Данброха – один был внутри, другой снаружи – попасть из одного в другой можно было только через дверь, хотя раньше они были неразделимы. Двор, разумеется, тоже выровняли и положили новую брусчатку, а конюшни и хозяйственные постройки привели в порядок.

Конечно, Фергус старался не только для Элинор, но и для себя – ему ужасно хотелось похвастаться перед своим старым другом, королём Ардбарраха, и другими королями, прибывшими на Охоту за Неназванным, что весьма повлияло на скорость и основательность работ. Но какой бы ни была его мотивация, преобразования в замке оказались как нельзя кстати. Всего через несколько дней после возвращения делегации из Илан Глана в Данброх прибыли первые две сироты, ровесницы тройняшек, а до наступления зимы ждали ещё по-меньшей мере шестерых, так что Элинор нужна была любая свободная площадь, чтобы разместить их. Эйлин, к её радости, получила в своё распоряжение недавно отремонтированный чердак, который всегда был самым тёплым местом во всём замке. Также весь клан Данброх единодушно решил, что нужно перестать притворяться, что Лиззи когда-нибудь будет заниматься хозяйством. Ей выделили комнату над спальней Мериды и составили официальные бумаги, в которых говорилось, что она теперь часть семьи. Это даже отпраздновали, устроив небольшой пир для домашних с тортом и разными угощениями.