В год, предшествующий свадьбе, Мерида прихватила с собой лук и пустилась странствовать по королевству Данброх. Весну она провела вместе с крестьянами в горах, куда они отправлялись жить во времянках, пока стада паслись на горных лугах. Под конец лета она поехала в Морвентон к монахиням изучать словесность и географию. С наступлением осени она снова была в пути, присоединившись к горстке старых отцовских наперсников, взявших на себя труд начертить карту многоликого края Данброх.

Зимой, к свадьбе, Мерида вернулась. Повесила на стенку лук. До чего же надёжным показался ей замок Данброх, который за все эти месяцы странствий ничуть не изменился.

Она не знала, что Ферадах – а вместе с ним и беда – уже близко.

Зато Кальях знала. Старая хитрюга.

А ещё она знала, что Данброху пришла пора пасть жертвой силы Ферадаха. Но Кальях была стара, она не могла судить непредвзято, она имела свои интересы по части клана Данброх.

Кальях решила слукавить.

И вот об этом история.

Мерида уже с час уплетала сдобные булки, когда раздался первый стук.

Булочки были чудесные. Только из печки. Сверху корочка, внутри горячие и пышные. Мерида как раз расправилась со всеми кривоватыми, и теперь приступала к тем, что были идеальной круглой формы. На грубом кухонном столе перед ней возвышалась горка из ещё чуть не сотни – это по-прежнему было куда больше, чем ожидалось гостей на рождественском пиру. Выпечка, собственно, предназначалась для одного дурацкого свадебного обычая, а именно: Лиззи с Кабачком должны были дотянуться и поцеловать друг друга через гору булок. Так что Мерида делала им одолжение, уменьшая гору.

Лиззи – и замуж! До сих пор не верилось.

Уминая сдобу в сумерках ночи, Мерида возила босой ногой по запорошенному мукой каменному полу кухни и задумчиво выводила в муке своё имя. До чего ж приятно ощущать ступнёй холодок пола, а спиной – тепло тлеющего очага. Приятно сжимать нёбом пружинистую мякоть сдобы и ломать зубами хрусткую колкую корочку. Приятно позволить мыслям разбегаться в разные стороны, как любит говорить мама, королева Элинор, и потом прислушиваться ко всякой чепухе, которая сама возникает в голове, вроде того, что её имя наоборот будет Адирем. Адирем, а что, даже ничего. Адирем Данброхский. Моё второе я, подумалось Мериде. Моя тень. Тёмная и задумчивая, равно как Мерида – яркая и подвижная.

Мерида начертала в муке: «Данброх». Надо же, Хорбнад уже совсем не смотрится.

И вот тут-то постучали впервые.

Тук-тук-тук.

Мерида прекратила жевать.

Прислушалась.

Может, кто-то из близнецов? У Хьюберта был уж слишком хитрый вид, когда Мерида потушила у них в комнате свечу на ночь.

Однако в замке царила тишина, какая может царить только в замках. Каменные стены преграждали путь звукам, а гобелены гасили любой шум. Все, кроме Мериды, смотрели сны про грядущую свадьбу и рождественский пир. Должно быть, никакого стука и не было, просто в одном из каминов треснула головешка.

Мерида прикончила начатую булку. С особой тщательностью выбрала следующую, попутно подавляя характерное скорее для близнецов желание вытащить какую-нибудь с самого низа, чтобы поглядеть, как вся гора рухнет на пол. Выбрав в итоге идеально круглую пампушку, Мерида разорвала её надвое, чтобы полюбоваться сеткой трещинок и канальцев внутри. За последние месяцы ей довелось поесть немало разной выпечки, но никакая не могла сравниться с творением Эйлин, замковой поварихи. Лучше Эйлин, известной ворчуньи, упрямицы и грубиянки, на данброхских кухнях не было никого. Мать Мериды, королева Элинор, шла на многое, чтобы раздобыть для Эйлин самые свежие рецепты, нередко из самой Франции. И всякий раз, когда гонец или голубь доставлял новенький свиток, Эйлин запиралась у себя на кухне на целые дни, чтобы бесконечно пробовать да переиначивать, прежде чем позволяла кому-либо из королевской семьи отведать результат.

Не то чтобы сегодня Мерида совсем уж впервые прокралась на кухню продегустировать стряпню Эйлины.

Уминая очередную булочку, она вспомнила своё торжественное возвращение домой несколькими часами ранее. Объятия, слёзы – и конечно, чтения. В Данброхе всегда очень ценили истории и легенды, и сегодня Мерида с большим пылом, забравшись на стол в тронном зале, поведала домашним Балладу о годе Мериды, красочно изображая все подробности и атакуя ёлочные украшения. Близнецы, отец и Лиззи восторженно её подначивали, а мама, конечно, изображала порицание.

Дом, отчий дом! До чего ж приятно было снова иметь под рукой привычные земные блага, какими располагал замок: жаркие камины и бесчисленные свечи, еду без червей и укромное отхожее место, постель без вшей и шикарную спальню. Приятно было снова окунуться в прежнюю, знакомую атмосферу: травяной запах кухонь; бардак и вопли близнецов в коридорах; низкий булькающий кашель отца, когда он сидит в своём кресле у камина; обычай целовать перед сном мать в щёку, пока она записывает события дня в дневник.

Тук-тук-тук.

Это что, снова?

Вроде бы да. Мягкое троекратное постукивание, точно такое же, как в прошлый раз.

– Хьюберт, я тебя слышу, – прошипела Мерида.

Но кажется, это был не Хьюберт. Куда же стучали – неужели в дверь? С наступлением ночи на ворота замка опускали решётку, так что во двор никто пробраться не мог. К тому же ночью вокруг замка безлюдно. Ближайшее поселение – крошечная деревенька сплошь из чёрных домов – находится в получасе ходьбы, и то если по хорошей дороге, а не по заснеженной и обледенелой, как сейчас, в сочельник.

Мерида выждала. Прислушалась. Никого.

Она принялась за следующую булку.

Однако внутри снова зашевелилось то странное беспокойство, которое и заставило её подняться посреди ночи.

Только откуда бы ему взяться?

По идее, Мерида должна быть счастлива. Свою семью она любит. Дом обожает. Настолько, что никаких слов не хватит описать. Как же хорошо вернуться домой после долгого отсутствия – а там почти ничего не изменилось.

И всё-таки поднявшись вечером на башню к себе в спальню, она долго лежала без сна в холодном лунном свете, который сумел-таки просочиться в обход гобелена на окне, и жалела, что на улице темно. Что нельзя выйти на площадку пострелять из лука, пока не успокоятся и тело, и душа. Ей отчего-то не сиделось на месте, так и подмывало пуститься на поиски приключений.

Точно как в ночь перед отъездом, почти год назад.

Но ведь приключения только-только закончились. Что-то должно было измениться. Она сама должна была измениться.

И тут раздался третий стук.

Тук-тук-тук.

Раздался он совершенно точно не из камина. Стучали в дверь. Но не в парадные ворота, а в неказистую низенькую дверь на заднем дворе, куда загоняли подводы с провиантом, чтобы не мяли траву перед фасадом. Только кому там быть в такое-то время?

В голове у Мериды промелькнула леденящая мысль, что, может быть, это всё-таки чудит кто-то из близнецов: что, если братцы заперли кого-то снаружи ещё днём, и у бедняги сил вот только постукивать и осталось? Мерида прыжком пересекла кухню, повернула в замке громадный ключ и налегла на тяжеленную дверь.

На дворе оказалось светлее, чем она ожидала. Огромная луна, пусть и не видная за стенами замка, заставляла снег сверкать, точно днём. Мимо Мериды в кухню рванул морозный воздух, потянуло печным дымком. Каждая звёздочка в небе сияла так ярко, что казалось – если протянуть руку, они все окажутся влажными на ощупь.

На пороге никого не было. Даже перед дверью на снегу никаких следов. Но стук не почудился, это Мерида знала точно.

Внутри всколыхнулось странное колкое чувство. Причём, кажется, именно оно-то и скрывалось до сих пор за общим беспокойством, просто теперь возросло настолько, что Мерида явственно смогла распознать его позыв. Под стать влажному, резкому сиянию звёзд над головой, только у неё внутри.